Ещё только рассвет. Глава 23
Чжунён молча смотрела, как мама заходит в мотель со шваброй в руках. Девушка отвела взгляд и пошла прочь. Бомджин был на полшага позади и вдруг заговорил, как только они вышли на главную улицу.
Чжунён не хотелось оставаться одной, несмотря на то, что ей было неловко и стыдно, но
В любом случае он уже видел её в самые неудобные моменты. К тому же, она, кажется, поняла, почему Бомджин вдруг позвал поесть вместе, хотя совсем недавно отказался от её предложения сходить за гамбургером. Возможно, так он проявлял заботу.
Поэтому, хоть и сухо, Чжунён всё же ответила.
— А дома рамен ты тоже не в настроении есть?
От его язвительного тона у Чжунён вдруг вырвался смешок. Оказывается, у Квон Бомджина был скрытый талант — вызывать улыбку в самые неподходящие моменты.
Всё равно в таком настроении можно было направиться только в одно место. И, судя по всему, Бомджин не собирался её оставлять.
Чжунён всё это время прятала лицо под козырьком кепки, но затем она резко подняла голову. Квон Бомджин тут же поймал её взгляд. Приподняв бровь, он будто намекал: «Ну давай, говори». Очевидно, Бомджин наблюдал за ней всё это время.
Он медленно моргнул, как будто засомневался, правильно ли расслышал.
— Вместо бургеров купим еды и устроим пикник. Сегодня суббота, погода хорошая. Сколько у тебя с собой?
В ожидании ответа Чжунён протянула руку, Бомджин смотрел на неё. Парень приоткрыл губы, словно собирался что-то сказать, но передумал. Он сделал глубокий вдох и выдох.
— Ты теперь ещё и деньги у меня отбираешь?
— Думаешь, сейчас есть хоть что-то, чего я не смогу сделать?
Голос Чжунён звучал ровно, но в нём явственно сквозило напряжение. Она была на грани.
Мысли бурлили, словно в раскалённой доменной печи. Способов выплеснуть это было множество: закричать, разбить витрину магазина или вернуться в мотель и вылить грязную воду на лицо тому мужчине. Ещё чуть-чуть — и она бы сорвалась.
Но Чжунён пыталась взять себя в руки. И казалось, Бомджин это почувствовал. Он тяжело выдохнул, вытащил из заднего кармана старый потрёпанный кошелёк и бросил ей.
Стоило ей поймать кошелёк, как её захлестнули сильные эмоции. Чжунён закусила губу, стараясь справиться с дрожью в груди. Девушка смотрела на кошелёк с таким выражением, что невозможно было понять, рассмеётся она или вот-вот заплачет. Затем Чжунён пробормотала:
— Эй, если у тебя есть тридцать тысяч вон, мог бы просто их достать и дать мне. Зачем выпендриваться фразочкой «трать всё», будто ты миллиардер. Думаешь, меня впечатлит твоя щедрость?
Бомджин, шедший впереди, вдруг замедлил шаг и обернулся. Его выражение лица на миг показалось пугающим: прищуренный взгляд и чуть изогнутые уголки губ.
— Где здесь ближайший супермаркет?
Чжунён закатила глаза, пробормотала что-то себе под нос и быстро прошмыгнула мимо него. Она услышала его тяжёлый вздох, и не смогла сдержать лёгкой улыбки.
Долгое время я убеждала себя, что мне не нужны друзья. Но за такого человека я, честно говоря, искренне благодарна. Оказывается, уже само осознание, что ты не один, способно вернуть спокойствие и подарить утешение. И у меня теперь есть такой человек.
Чжунён, улыбаясь своим мыслям, щедро мазала джем на хлеб, пока к ней не подошёл Бомджин. Девушка тут же посмотрела на него с недовольством.
— Руки у тебя как у черепахи. Ужин готовишь, что ли?
В итоге из тридцати тысяч вон у Бомджина осталась только мелочь. Поэтому Чжунён решила, что готовить она будет одна. Однако он явно считал иначе.
Бросив взгляд на Бомджина, который стоял у раковины и промывал листья салата, Чжунён сжала губы и продолжила намазывать джем на хлеб.
Она стояла рядом с ним, они вместе что-то готовили. Чжунён вдруг ощутила себя частью чего-то важного. Шею почему-то щекотало, губы сами собой тянулись в улыбку. Чтобы хоть как-то справиться с этим странным чувством, её движения стали ещё более неуклюжими.
Пока она раскладывала ветчину и сыр, Бомджин подготовил салат и успел сварить яйца. Глядя, как он ловко снимает скорлупу, а затем щедро добавляет в измельчённые яйца сахар и майонез, Чжунён не могла не восхититься.
— По крайней мере, лучше тебя, — спокойно ответил Бомджин и посмотрел на её пальцы, которые всё никак не могли справиться с липкой упаковкой сыра.
Чжунён недовольно нахмурилась и отодвинулась, не давая ему отобрать у неё сыр.
— Я уже почти доделала. Даже не думай присваивать мои лавры!
Бомджин только усмехнулся и покачал головой.
— Проявляешь упрямство в самых странных вещах.
— Не нуди. Лучше постели газету. Мы будем есть на улице.
— Положи сначала листья салата, — бросил Бомджин, указав на аккуратно нарезанные листья.
С газетой в руках он вышел на улицу. Солнце уже палило вовсю. Бомджин нашёл подходящий тенёк, вытащил несколько камней из земли и разложил газету. У него на лбу выступил пот.
Не думал, что сам буду заниматься такими вещами.
Поняв, что постелил слишком широко, он убрал несколько листов и сложил их в центре, чтобы подстилка получилась плотнее.
Вернувшись в дом, он увидел Чжунён, которая перекладывала сэндвичи на тарелку. Она посмотрела на него, как будто спрашивая, зачем он снова вернулся. Бомджин поднял испачканные землёй руки.
Чжунён, держа по тарелке с огромными сэндвичами в каждой руке, вышла на улицу и громко крикнула:
Ему всё ещё было трудно поверить, что пока он выравнивал землю, убирал камни и стелил газету, она успела всего лишь разложить листья салата. Покачав головой, Бомджин вымыл руки в раковине и взял две маленькие упаковки молока.
Сделав несколько шагов к выходу, он замер.
На ветру раскачивались зелёные листья деревьев, и чёрные волосы Чжунён тоже колыхались. Она аккуратно опустилась на колени и поставила тарелки на газету. Её лицо озарила лёгкая, довольная улыбка.
...Если бы можно было запечатлеть это на фото.
Бомджин тихо наблюдал за Чжунён. Всё в этом мире рано или поздно уходит, и ни один момент больше не повторится.
Хотя бы на секунду — удержать этот миг в руках и потом смотреть снова и снова.
Чжунён, держа сэндвич в руке, повернулась к нему. Казалось, где-то на самом дне его замутнённых, словно грязная вода, чувств, что-то начало прорастать, издавая едва различимый звук.
Бомджин, не сводивший с неё глаз, вдруг решительно шагнул вперёд. С каждым шагом сердце отдавалось тяжёлым гулом.
Оказавшись совсем близко, он окликнул её. Чжунён, которая собиралась откусить большой кусок от сэндвича, вздрогнула. Она подняла глаза и спросила:
Слова застопорились в горле, эмоции спутались в клубок. Бомджин смотрел, как в её глазах раздражение сменяется вопросом, и наконец заговорил:
— Ты что, не видишь? Даже не успела попробовать из-за тебя!
С вызовом взглянув на него, Чжунён театрально откусила большой кусок сэндвича. Бомджин наблюдал за её губами, пока она жевала. Он заметил, как мягкими и красивыми дугами они расплываются в улыбке.
— Очень вкусно! Надо будет ещё приготовить. У нас ведь хлеб остался. Слушай, а почему ты всегда приносил рамен, раз у тебя были деньги? Хотя я не против — мне ведь доставались бесплатные обеды.
Весело болтая, она снова откусила сэндвич и кивком указала ему на еду, мол, давай, пробуй. Бомджин, невольно усмехнувшись, сел рядом и взял свой сэндвич.
Голод вдруг охватил его с новой силой. Он откусил большой кусок, но стоило рецепторам распознать вкус, как его брови поползли вверх. Нёбо свело от приторной сладости.
Он разорвал упаковку с молоком и строго посмотрел на неё. Чжунён ухмыльнулась.
— Тут один сахар, больше ничего не чувствую.
— Ты же не говорил, что не любишь сладкое. Надо было сказать, когда я спрашивала, есть ли что-то, что ты не любишь.
Её глаза буквально светились задором. На лице застыло выражение человека, который нашёл способ отомстить за вечно разорванный яичный желток в рамене. Бомджин глотнул и, нахмурившись, уточнил:
— Ты спрашивала, есть ли что-то, что я не могу есть.
— Ну так значит, это не считается. Просто ешь! Привыкнешь.
Довольная Чжунён набила рот сэндвичем. Бомджин только усмехнулся.
Логика её слов не выдерживала никакой критики, но он промолчал. Какое это имело значение, если её лицо озаряла такая счастливая, искренняя улыбка?
Главное, чтобы она продолжала так улыбаться.
Сэндвич оказался невыносимо сладким, но Бомджин доел его, запив молоком. Это стоило того. К своему списку правил — «не зли Юн Чжунён» — он добавил ещё одно: «не разрешай Юн Чжунён готовить».
Чжунён собирала рюкзак и на мгновение обернулась. Мать, укрытая одеялом, спала не издавая ни звука. Воздух в комнате был пропитан запахом алкоголя — видимо, она вернулась под утро. На полу, рядом с рюкзаком, валялась купюра в десять тысяч вон.
(Прим. пер. примерно 814 рублей)
Эта жалкая сумма не могла загладить накопившуюся за годы обиду. Чжунён даже не понимала, зачем мать вдруг решила работать.
Неужели из-за того, что мне скоро поступать в университет? Маловероятно.
Эти деньги ничего не изменят. Единственная причина, по которой я учусь до изнеможения, — поступить в университет в Сеуле, где я смогу получить стипендию.
Она не могла отвести взгляд от выбившейся из-под одеяла руки. Красные, шершавые пальцы с узловатыми суставами казались непривычно хрупкими. Чжунён не выдержала и поправила сползшее одеяло.
В её жизни ничего не изменилось, кроме одного: почему-то сейчас ей было не так горько.
Шагая по знакомой улице, она слегка улыбнулась. Перед глазами вновь всплыло лицо Бомджина, который корчился от сладкого сэндвича.