October 20

Когда осталось немного

Не знаю с какого момента всё началось. В моей жизни никогда не было много радости, но в последнее время всё на глазах становится хуже.

Ничего не привлекает. Ноль мыслей в голове, кроме тех, самых потаённых, которые кропотливо высасывают душу, по кусочкам. В отражении зеркала виден силуэт незнакомого человека. Я не могу принять того, каким я стал.

Глубокие синяки под глазами, вечно сухие, потрескавшиеся губы, острые скулы, натягивающие кожу. Иногда кажется, что она скоро порвётся, а из трещин польётся чёрная премерзкая жидкость, что отравляет мою кровь. Собственное лицо мне отвратительно. Руки, покрытые зелёными венами, тонкие, с иголочку ноги. Выпирающие рёбра и торчащие костяшки.

Еда перестала придавать бодрости и силы. Организм начисто вычищал инородные объекты. Травить себя, тем не менее, вошло в привычку. Врачи наглухо отказываются слышать меня и пичкают таблетками, едой. Всё отвратно. Начиная от ситуации, заканчивая доброжелательными улыбками людей, от которых меня всего перетряхивает. Они кажутся до ужасного неестесвенными, рисованными.

Меня спасает забытие. Долгий сон ещё ни разу не был врагом. Однако злило, что он проходил бесследно, словно по щелчку пальцев. Слишком быстро, без сновидений. Я был бы рад даже кошмарам, так как реальная жизнь ни за что бы не сравнилась с ними по шкале вызывающего страха.

Дома пробуждалось ощущение, будто уже на горизонте маячит освобождение. Оно безликим призраком витало прямо перед носом, однако ухватиться за этот образ не получалось. Вот только...

Я знал, что мне здесь не место. Мир продолжал отторгать мою сущность, сдавливая в беспомощный комок. И ничего другого не оставалось, кроме как прогибаться под чужие требования, чтобы облегчить боль.

Иногда, сидя в остывшей ванне, посещают навязчивые видения. Нечёткие, совсем лишённые смысла. Но как только голова погружалась под воду, всё вдруг становилось ярким и различимым. Перед глазами мелькали красивые картинки. Словно две тёмные фигуры резкими движениями перемещались по комнате в долгом счастливом танце, который дарил невообразимое удовольствие им обоим. Они держались за руки, отдалённо слышался лёгкий перезвон смеха.

А потом грудь неизбежно сдавливало, заканчивалось дыхание. Силуэты застывали на месте и рассыпались мелкой крошкой. Всегда хочется подольше понаблюдать за новыми историями, которые они показывают, но тело горело и инстинктивно норовило выброситься из водной ловушки. В самый последний момент надо мной появлялся человек без видимых черт лица. Но мне казалось, что я его знаю. Всю жизнь знал.

Затем лёгкие обжигал первый глоток кислорода, и всё исчезало.

Возможно последние несколько дней я вообще отказывлся от потребления пищи. Она не привлекала, как и любое другое существующее в мире.

Спина затекла от нахождения в одном положении. Конечности занемели. В комнате царит мрак, едва рассеивающийся от света луны из окна. Так спокойно, однако всё равно совершенно не то. Чего-то не хватает.

Мне никогда не выбраться из этого сумрака. Светит ли снаружи солнце, радуются ли люди вокруг. Здесь ни за что не получится.

Глаза норовят закрыться, но я нарочно высушивавю их, без устали смотря в потолок. Тени пробираются из углов к кровати и обхватывают со всех сторон. А после плывут дымкой перед глазами. Изломанными линиями, большими кругами.

Боже, так хорошо. Почти ничего не чувствую. Даже саднящие последние несколько часов запястья больше не докучают. Кажется, я оставил там много порезов. А может вовсе попал по венам... Уже не важно.

— Феликс.

Лёгкость накрывает тело пуховым одеялом. Тревога отходит в задворки памяти и рассеивается, словно не посещала голову.

— Феликс, ты можешь расслабиться.

Кажется веки самостоятельно слиплись. Когда пробую их разлепить, получается только на небольшую щёлочку. По бокам всё та же темнота. А в ногах стоит парень. Я могу рассмотреть его. Знакомый.

— Я заждался тебя, дорогой.

— Кто? — язык отказывается шевелиться, едва выговорив хотя бы это.

— Не беспокойся, скоро всё закончиться. Ты хорошо постарался. Придёшь прямо ко мне в руки.

Сердце пропустило удар.

Я должен бы испугаться, ещё никогда оно не замедлялось настолько. Но чужое присутсвие успокаивало и вселяло надежду. Я ему верю.

— Повезло же тебе стать избранником смерти. Можешь звать меня Минхо, если будет угодно. Жду тебя, моя любовь.

Все мышцы внезапно показались натянутыми, словно боролись и не отпускали душу из тела. Горло прорезал прерывистый хрип, разошедшийся дрожью по коже. А потом сердце бухнуло, истошно подпрыгнуло и остановилось. Раз, и навсегда.

Но тёплая родная улыбка встретила с обожанием и любовью. Всё обрело смысл. А сгустившиеся за спиной тени отрезали от прошлых невзгод. Теперь и я буду счастлив. Вместе с Минхо, ради которого был проделан весь этот путь. Подсознание знало и стремилось в его объятия.

Тепло.