2 января 1945. Иден уже рассуждает о реакции немцев на поражение
Из меморандума МИД Великобритании «Реакция немцев на поражение»
КОГДА Германия будет побеждена, мы обнаружим в ней поразительный хаос идей и взглядов, политических и личных целей. Вера в национальные идеалы будет находиться в спящем состоянии, идея рейха будет казаться сгинувшей. Немцы будут выражать и даже испытывать желание, чтобы их страна, или принадлежащая им её часть, стала британским доминионом или республикой Советского Союза. Баварцы будут винить пруссаков, саксонцев, силезцев, жителей Рейнской области и остальных. По факту, мало кто из немцев будет открыто признаваться в преданности Гитлеру или нацистским идеалам; и, в действительности, мало у кого она останется в это время. Ни у одной нации в мире не будет больше поводов осуждать Гитлера, чем у немцев; потому, что из всех наций, которые он унизил, немецкую нацию он унизил больше всех. Единственным желанием тысяч немцев станет покинуть страну, чтобы навсегда забыть её и её традиции, или эмигрировать в Австралию или Аргентину, в Китай или Перу…
7. Когда Германия начнёт переводить дух, различные факторы помогут сформировать настрой немецкого общественного мнения. Будут факторы традиции и истории; факторы недавнего опыта — опыт нацизма, опыт войны и поражения, и опыт мирного урегулирования, которое будет навязано Германии. Будут такие особые факторы как существование в Германии почти целого поколения — в большей и меньшей степени это касается всех немцев, родившихся между 1910 и 1930 годами, — которое национал-социализм погрузил во мрак и испортил. Следует учитывать все эти факторы. Но будет один особенный фактор, которого не было в 1918 году, который образованному немцу следует принимать во внимание в будущем, и на который мы можем возлагать некоторые надежды.
8. После этой войны Германия поймет, что она впервые с 1870 года перестала быть потенциально сильнейшей военной державой на Европейском континенте. Она удерживала это положение в течение 75 лет, и в последние 30 из них растрачивала впустую те огромные преимущества, которые она уже извлекала из него и могла продолжать извлекать, если бы не повторяющееся и немыслимое безрассудство. Уже до этой войны нацисты стали догадываться, что страна утрачивает указанное положение. Отсюда «геополитическое» обоснование их нападения на Россию: они надеялись свалить Россию с ног до того, как баланс сил изменится в их пользу. Это им не удалось, и баланс изменился. Симптомами перемен являются правдоподобные оценки относительно того, что численность немецкого населения после 1955 года не будет расти, в то время, как население России будет продолжать быстро увеличиваться вплоть до начала следующего столетия. К 1970 году на каждого мужчину-немца в возрасте от 29 до 34 лет — будут приходиться четверо русских аналогичного возраста.
9. Следует, безусловно, осознавать, что подобное снижение прироста населения, а, следовательно (пренебрегая на данный момент другими факторами), и потенциальной военной мощи, повлияет на другие страны Западной Европы. Но изменение статуса Германии по отношению к России, вероятно, будет достаточно очевидным, исходя из одного значительного факта, глубоко и постоянно проникшего в немецкое сознание: Германия никогда более не будет в состоянии бросить вызов всему миру в одиночку...
13. Четыре фактора лежат в основе германского милитаризма. Первый — история, и это мы не в силах изменить. Германия стала великой силой оружия, и она всегда будет допускать, что может повторить означенный процесс. Второй фактор — возможность. В 1864, 1866 и 1870 годах Германия имела воз-
можность получить выгоды от войны; в 1914 и 1939 годах она думала, что она на деле её получила. Этот, наиболее важный фактор из всех, может быть изменён: Германии не следует давать никаких оснований надеяться, что она когда-либо получит такую возможность снова. Третий фактор — дисциплина, под которой подразумевается инстинкт организовывать и слушаться, властвовать и подчиняться власти. Этого мы не можем, и даже, вероятно, не будем значительно менять. В Германии этот инстинкт заходит слишком далеко, и реакция на поражение в краткосрочной перспективе, а, возможно, и даже навсегда, уменьшит его силу. Но сам по себе это не пагубный инстинкт, имеющий большое значение и в других областях, помимо войны. В случае Германии пагубным его сделал четвертый фактор. Это то самое исключительно немецкое качество, которому так трудно подобрать определение, которое практически невозможно не заметить, так трудно анализировать, о котором было написано так много книг. Это... тёмный элемент экстаза и иррационализма, присутствующий в немецкой мысли и поведении. Ничто не является более рациональным, чем дисциплина, но нет ничего более иррационального, по западным стандартам, чем немецкая концепция о том, что высшая свобода может заключаться в отказе от неё...
17. Итак, можно сейчас попытаться ответить на вопрос: в случае следующего военного конфликта, на чей стороне окажется Германия, на стороне Востока или Запада? Обстоятельства могут изменить любую ситуацию. Но если склонность и расчёты Германии должны определить ответ на этот вопрос, то ответ должен быть столь же пессимистичным, как и большинство других выводов, сделанных ранее в этом документе. Германия окажется на стороне Востока, потому что её политические и социальные идеи и инстинкты будут соответствовать Востоку, а не Западу. И этот вывод на основании психологии усиливается двумя практическими соображениями, имеющими еще большее значение при ответе на вопрос, почему Германия должна обратить свои взоры на Восток, а не Запад. Во-первых, она никогда снова не захочет мериться силами с Россией: те, кто притесняет слабых, блокируются с сильными.
Во-вторых, Россия, если она того пожелает, будет в состоянии, а Запад — нет, вернуть Германии то, что ей более всего захочется восстановить: территорию, которую она вот-вот уступит Польше...
19. Чем больше Германия будет унижена, тем больше риск того, что идеал воинствующей Германии возродится. Этот идеал опасен для нас самих. Если мы до определенного уровня предоставим его самому себе, этот опасный идеал может умереть или быть замещён чем-то другим. Для его замещения будет необходим новый идеал, альтернативный и безвредный. Он должен быть способен привлечь и использовать большие возможности и высокое мастерство немецкого народа; и он должен дать им надежду на удовлетворение того странного желания, которое его всегда преследовало, — желания быть уважаемым, вызывать восхищение и любовь остального мира. Мы должны, если это возможно, отыскать идеал, который уже существует в традициях Германии, и один такой можно найти. Это идеал социального и интеллектуального прогресса. Германию следует поощрять в стремлении быть супер-Швецией — чище, лучше спланированной и здоровее, чем любое государство, когда-либо существовавшее ранее, с улучшенными социальными, медицинскими и образовательными услугами и уровнем жизни выше, чем в любом другом государстве за все время его существования. Это неплохая программа для побежденной страны; но даже в такой программе таятся опасности. Нам следует держать ухо востро в отношении её философии, более того, при том, какой стала война, — в отношении её науки. Заменой этого альтернативного идеала может стать только старый и пагубный, способный привести лишь к старой пагубной проблеме, идеал немецкого народа и германской нации. Чрезмерное изувечивание Германии путем усечения её территории или её уничтожения через расчленение государства приведёт лишь к восстановлению идеала германского рейха. Если мы уверены в том, что сохраним в своих руках средства и волю к сопротивлению этим опасностям, тогда давайте непременно рискнем [произвести расчленение Германии], хотя это и связано с возможностью возрождения этого идеал. Но никак иначе...
21. ...Мы должны сосредоточиться на том, что необходимо для нашей собственной безопасности, помня, что цель мира, так же как и войны, — не наказать немцев, а обеспечить нашу собственную безопасность и преимущество. Мы должны также позаботиться о том, чтобы немцы извлекли определённые уроки. А именно: что Германия никогда не сможет бросить вызов всему миру в одиночку; что другие великие державы никогда не позволят ей присоединиться к одной из них, чтобы бросить вызов остальным; и, следовательно, что она должна перестать оплакивать своё военное прошлое или надеяться на его воссоздание и вместо этого рассматривать своё будущее в рамках новой и иной концепции.