28 января 1941. Британия думает о послевоенном устройстве мира и отношениях с СССР
28 января министр иностранных дел Англии Энтони Иден направил членам английского правительства меморандум по вопросам послевоенного устройства мира и политики Великобритании в отношении Советского Союза. Это великолепный пример британской политики. Она не меняется лет 150. Расклады, которые предлагает кабинету министров Иден, показывают всю тонкость отношений внутри треугольника Лондон-Вашингтон-Москва. Но главное: британцы отлично понимают желания и интересы России, понимают логику этих интересов, даже считают желания справедливыми… Но это другое. Это политика. Сегодня этот документ также актуален. Принципы англосаксонской политики не меняются!
Со времени моего разговора со Сталиным в Москве я занимался изучением следующих вопросов:
1) принципы, на которых может быть построено послевоенное сотрудничество России и Англии;
2) наилучшие действия в связи с требованием Сталина признать за Советским Союзом границы 1941 г.2
1. Если предположить, что Германия потерпит поражение, германская военная мощь будет уничтожена и Франция в течение по крайней мере долгого времени останется слабой державой, то в Европе не будет ни одного государства, которое могло бы противостоять России. Однако может оказаться необходимым и в дальнейшем сотрудничать с Россией, во-первых, потому, что иначе она может поддаться искушению сотрудничать с Германией, побужденная к этому историческими тенденциями и экономической необходимостью; во-вторых, для того, чтобы восстановить в наших собственных интересах такое соотношение сил в Европе (уничтоженное поражением Франции), которое могло бы помешать возрождению Германии, и, в-третьих, для того, чтобы в военном отношении Германия была окружена. Правда, Франция, величие которой мы обещали восстановить, может также стать мощной державой в Европе благодаря ее материальным ресурсам и уничтожению германской военной мощи.
Таким образом, соотношение сил в Европе может частично быть восстановлено через возрождение Франции, но это в высшей степени проблематично и, конечно, еще не будет иметь места непосредственно в послевоенный период, о котором мы должны подумать теперь.
2. Всякая оценка возможного курса политики СССР должна зависеть от хода войны, от того, как она отражается на России, от состояния, в котором Советский Союз выйдет из войны, и от обстоятельств, при которых война окончится. Если поражение германских армий состоится главным образом благодаря действию советских войск и до того, как полностью развернется военная мощь Великобритании и США, то позиции России на Европейском континенте будет неприступной. Русский престиж будет настолько велик, что облегчит установление в ряде европейских стран коммунистических правительств, и, естественно. Советский Союз соблазнится вести работу в этом направлении. Более того, русские смогут тогда забрать с германских фабрик оборудование, в котором они будут нуждаться, для восстановления русской промышленности, не считаясь с нуждами Великобритании и США. В результате Советский Союз может стать совершенно независимым от той помощи, за которой при других обстоятельствах он был бы вынужден обращаться к нам и к Америке, а став таким, не захочет больше приспосабливаться к той политике, которую Англия и Америка могут пожелать проводить.
Эта возможность сама по себе является доводом за установление тесных отношений с Советским Союзом уже теперь, пока его политика еще расплывчата, чтобы иметь как можно больше влияния на формирование его политики в будущем.
3. Но если Россия будет окончательно истощена войной, тогда, нуждаясь в англо-американской помощи для восстановления страны. Сталин будет вынужден, хотя бы временно, следовать политике, наиболее приемлемой при таком менее монопольном положении СССР. Если бы мы были уверены, что события развернутся именно таким образом, то можно было бы считать, что нам не нужно идти на уступки и жертвы на данной стадии и что мы сможем добиться того, чтобы Сталин неизбежно равнял свою политику по политике Великобритании и Америки, ибо он зависел бы от этих двух стран в конце войны. Но очевидно, что мы не можем рисковать, рассчитывая на это, и простое благоразумие требует, чтобы мы в наших планах исходили из предпосылки, что если мы хотим сотрудничества русских после войны, то должны быть готовы сделать для них эту политику выгодной. Более того, применение такой политики будет трудным и необоснованным процессом, и если мы хотим ей следовать, то должны начать вести ее уже сейчас, не дожидаясь окончания войны.
4. Безусловно, на практике будет трудно согласовывать англо-русское сотрудничество с англо-американским... В Америке до сих пор широко распространены недоверие и нелюбовь к России, усилившиеся после подписания последнего пакта с Германией и нападения России на Финляндию. Но поскольку мнение Америки принимает все более реальное направление под влиянием войны, то это отношение может постепенно измениться, особенно потому, что русские могут оказать ценную помощь Америке в предупреждении возрождения японского милитаризма на Дальнем Востоке. Вопрос о Балтийских государствах является первым примером столкновения принципов СССР и США: советское правительство одобрило Атлантическую хартию, но в то же время пытается обойти один из ее принципов, а США, по крайней мере в данный момент, считают их священными. Если дело дойдет до прямого политического конфликта и нам нужно будет выбирать между США и СССР, мы, несомненно, решим вопрос в пользу англо-американского сотрудничества, как более необходимого, более естественного, основанного на более широкой и давней базе, чем англо-русское сотрудничество.
5. С другой стороны, мы должны будем удерживаться от каких-либо действий, которые могут усилить уже существующее у советского правительства подозрение, что мы намерены рассматривать заключение мира только как англо-американское дело, где русские интересы могут быть игнорированы или не учтены.
6. На практике это означает, что, для того чтобы успешно примирить наиболее уязвимые места американской и русской политики и координировать нашу политику с политикой той и другой страны, нужно советоваться с американским правительством по всем пунктам наших переговоров с советским правительством и добиться его одобрения или по крайней мере согласия на все англо-советские мероприятия. Там, где возможно, мы будем прибегать к обсуждению и решениям с участием всех трех сторон.
7. При рассмотрении п.2, а именно: способа наилучших действий в связи с требованием Сталина признать за СССР границы 1941 г., возникают затруднения, вытекающие из наших собственных интересов:
а) на первый взгляд требование Сталина кажется умеренным, если мы подумаем о том, что он мог бы потребовать гораздо большего, например контроля над Дарданеллами, сферы влияния на Балканах, одностороннего навязывания Польше русско-польской границы, доступа к Персидскому заливу и к Атлантическому океану с предоставлением русским норвежской и финской территорий. Конечно, нам могут возразить, что у нас нет оснований полагать, что теперешнее требование Сталина является окончательным и что за ним в свое время не последуют другие требования. Но даже если это и так, то удовлетворение нами этого требования не означает, что мы не будем противиться дальнейшим требованиям, которые могут последовать. Поступая таким образом, мы только усилим наши позиции;
б) с чисто стратегической точки зрения как раз в наших интересах, чтобы Россия снова обосновалась в Прибалтике, с тем чтобы иметь возможность оспаривать у Германии господство на Балтийском море лучше, чем она могла это делать с 1918 г„ когда для доступа к Балтийскому морю у нее имелся только Кронштадт;
в) конечно, нельзя делать эту или другую уступку Сталину без того, чтобы не потребовать соответствующей услуги за услугу. По своей восточной манере мыслить он истолковал бы как проявление слабости то обстоятельство, если бы мы этого не потребовали. Кроме того, настаивая на этом, мы устанавливаем правило, что взаимные уступки нам являются необходимым условием, а это затруднит советское правительство оказывать на нас нажим и требовать дальнейших уступок, то есть толкать нас на «скользкий путь».
Список возможных контртребований, которые мы могли бы предъявить, я указываю в приложении;
г) нельзя отрицать того, что требование Сталина о Прибалтийских государствах и требование (хотя и в меньшей степени) о финской и бессарабской территориях едва ли находятся в соответствии с принципами Атлантической хартии, в которой говорится о том, что союзные государства не стремятся к территориальному или иному расширению и к таким территориальным изменениям. которые могут идти против свободно выраженной воли самого народа, что они хотят восстановления суверенных прав и самоуправления там, где последние были насильно отняты. Удовлетворение требований Сталина также противоречит изложенному в хартии условию, что союзники будут уважать право всех народов самим выбирать желательную им форму правления.
Правда. Сталин может возразить, что:
1) он требует возвращения только того, что уже являлось русской территорией до войны и что теперь оккупировано немцами;
2) Прибалтийские государства сами голосовали за присоединение к СССР в соответствии с принципами, изложенными в Атлантической хартии;
3) финская и румынская территории были предоставлены СССР по договорам, законно заключенным с Финляндией и Румынией;
д) если мы соглашаемся с изложенной мной в первой части меморандума необходимостью тесного сотрудничества с Советским Союзом после войны, то я считаю, что доводы в пользу удовлетворения требований Сталина убедительны, если бы не серьезное затруднение, создаваемое Атлантической хартией, и боязнь Америки ко всему, что носит характер принесения в жертву свободы независимых наций. Мы должны также учесть, что американское правительство, вероятно, будет весьма недовольно нашими уступками советскому правительству в том, что оно считает основными, принципиальными вопросами.
8. Совсем нелегко решить, каково было истинное намерение Сталина, когда он настаивал именно на этом требовании при подобных обстоятельствах. Наше согласие или наш отказ не могут в какой-либо форме отразиться на русских послевоенных границах: ни мы, ни Америка не сможет заставить СССР уйти с занятой им в конце войны территории. Однако возможно, что Сталин имеет цель испытать, насколько правительство его величества готово сделать безоговорочные уступки для обеспечения послевоенного сотрудничества с Советским Союзом, иными словами, посмотреть, какое значение мы придаем этому сотрудничеству и насколько для достижения его готовы пожертвовать своими принципами. Если в самом деле цель Сталина такова, то надо полагать, что он не согласится на меньшее или на замену этого требования другим.
Сэр Криппс, с которым я советовался после его возвращения из России, считает, что вопрос стоит так: все или ничего, что наш отказ удовлетворить Сталина будет означать разрушение всяких перспектив плодотворного сотрудничества с советским правительством в наших обоюдных интересах, что советская политика повернет на путь преследования собственных эгоистических интересов, а это может иметь непредсказуемые последствия для послевоенного периода. Я обещал Сталину, что поставлю этот вопрос на обсуждение перед правительством его величества и правительствами доминионов. Я думаю, что нам не надо больше откладывать обсуждение данного вопроса и с президентом Рузвельтом.
9. Даже если мы почти не надеемся, что Сталин согласится на какое-либо урезывание его требований, я предложил бы передать на рассмотрение Рузвельта весь вопрос в целом так, как он представляется нам.
Одна сторона этого вопроса совершенно непосредственно относится к американским ближайшим перспективам войны: наш ответ на требование Сталина может при известных обстоятельствах повлиять на решение русских объявить войну Японии или воздержаться от этого. Если, как мы предполагаем, президент будет возражать против нашего полного удовлетворения русских требований, то я предложил бы президенту рассмотреть вопрос О том, можем ли мы при особых обстоятельствах предложить Сталину взамен тот или другой проект, который должен был бы удовлетворить его, если его теперешнее требование действительно выдвинуто в интересах безопасности, а не для того, чтобы посмотреть, насколько он может заставить нас пожертвовать нашими принципами и подвергнуть опасности наши отношения с США. Нужно, чтобы президент не только согласился на это, но и принял участие в таких предложениях, потому что Сталин, возможно, скорее примет от США то, что он отказался бы принять от одной только Англии.
10. Любое предложение, которое мы сделаем, должно базироваться на требовании русской «безопасности», к которой Советский Союз стремится с 1917 г. (то есть создания такого стратегического положения, которое помогло бы советскому правительству довести до конца социальную экономическую корпорацию внутри России, не боясь иностранной интервенции и войны), исходя из чего мы могли бы предложить Сталину по крайней мере две альтернативы:
а) русские базы в Прибалтийских государствах.
Мы могли бы сказать Сталину, что... сейчас мы не видим оснований для восстановления границ 1941 г., однако... Великобритания могла бы дать гарантии, что, исходя из интересов советской безопасности, она в нужный момент поддержит требования советского правительства о создании советских баз на территориях, смежных с Россией, особенно на Балтике и в Черном море, откуда можно угрожать безопасности Советского Союза. Принятие советским правительством такой гарантии не помешает ему выставить на мирной конференции требование о поглощении Прибалтийских государств, Бессарабии и части Финляндии, а правительство его величества тем временем получит возможность воздержаться от предварительного принятия или удовлетворения подобного требования, если оно будет выставлено на мирных переговорах.
Создание баз одной страны на территории другой применялось также США, и надо полагать, что Америка встретит данное предложение благоприятно. Весьма вероятно, что мы сами также прибегнем к этому методу после войны. Кроме того, советское правительство первым осуществило указанную идею в 1939 г. в отношении Прибалтийских государств;
б) установление советским правительством контроля над внешней политикой и обороной в Прибалтийских государствах.
Я обязан британскому послу в Вашингтоне формулой, которая позволяет оставить как бы нетронутой внутреннюю автономию Прибалтийских государств и фактически передать советскому правительству весь контроль над этими странами, необходимый русским с точки зрения их безопасности.
Эта формула заключается в следующем:
«Мы желаем и намерены работать вместе с Вами после и считаем, что тесное сотрудничество существенно для обеих сторон и для поддержания мира в Европе. Мы понимаем важность, которую Вы придаете границам июня 1941 г., исходя из соображений Вашей собственной безопасности. Мы не возражаем против этой границы, которую Вы установили с Финляндией, потому что финны позволили Гитлеру использовать себя как оружие в его руках, и мы, конечно, не защищаем Румынию. Однако мы исходим из принципов Атлантической хартии, к которой Вы, господин Сталин, присоединились, и из того, что может означать для нашего положения твердое решение вопроса о Прибалтийских государствах.
Для того чтобы примирить Ваше требование безопасности и наши общие обязательства по Атлантической хартии, мы окажем Вам поддержку при заключении мира, если Вы потребуете, чтобы внешняя политика и вопросы обороны в Прибалтийских государствах были переданы Советскому Союзу, который для этой цели получит возможность установления на их территории любого необходимого управления и контроля».
Эта формула может примирить желание советского правительства, наши обязательства по Атлантической хартии и американское болезненное восприятие.
11. Мы не должны забывать вопроса о Литве. Польское правительство высказало желание, чтобы мы не вступали ни в какие переговоры относительно будущей передачи советскому правительству Литвы, не посоветовавшись с ним. Надо полагать, что его намерением является создание польско-литовского союза после войны.
Этот план, конечно, совершенно противоположен советскому плану об аннексии Литвы и даже противоречит предложению о советском контроле над внешней политикой и обороной Прибалтийских государств. Однако его юридически можно увязать с компромиссным решением, по которому советское правительство будет иметь только базы в этих государствах.
Если Сталин будет настаивать (что он, несомненно, намерен сделать) на принятии «линии Керзона» как новой польско-русской границы, то Польша не будет иметь с Литвой общей пограничной линии, если только она не присоединит Восточной Пруссии (на что, как сказал Сталин, он готов согласится. Поэтому с географической точки зрения польские намерения в отношении Литвы могут стать практической политикой только в случае, если Польша получит от Советского Союза границу с Россией значительно дальше к востоку от «линии Керзона» или же разрешение аннексировать Восточную Пруссию.
12. В заключение я просил бы уполномочить лорда Галифакса объяснить обстановку правительству США и, если возможно, лично президенту Рузвельту и спросить его, не согласится ли он (ввиду чрезвычайных обстоятельств с тем, чтобы мы удовлетворили требования Сталина в том виде, как они есть, а в случае отрицательного ответа — поддержать нас при выдвижении нами этого или другого контрпредложения, упомянутого в моем меморандуме. Это нужно сделать как можно скорее, поскольку Сталину было обещано, что решение английского правительства и правительства доминионов последует через 3-4 недели после моего возвращения в страну».