16 октября 1944. Черчилль пытается "развести" Сталина по будущей границе СССР и Польши
Запись беседы Сталина с премьером Британии Уинстоном Черчиллем 16 октября 1944 года.
Г-н Черчилль заявляет, что у него был ужасный день с поляками, что он много над ними поработал и, наконец, он, г-н Черчилль, выработал вариант Соглашения, с которым поляки согласны. Миколайчик знает, что он не получит Львова и что ему не уйти от линии Керзона, но он заявляет, что если он не будет иметь возможности сказать польскому народу о праве Польши защищать свое дело на мирной конференции, то польский народ может не признать его, Миколайчика.
И.В. Сталин, ознакомившись с документом, предложенным г-ном Черчиллем, заявил, что содержащаяся в этом документе формулировка о линии Керзона как о демаркационной линии неприемлема.
Г-н Черчилль заявляет, что он сильно нажимал на поляков, был с ними довольно груб, и это максимум того, что от них удалось добиться. Он, г-н Черчилль, хотел бы спросить мнение Маршала Сталина о том, какой образ действия следовало бы принять в случае, если бы соглашение о границе было достигнуто и могло бы быть опубликовано, если это будет признано желательным. Он, г-н Черчилль, думает, что тогда Миколайчик и Ромер могли бы встретиться с Маршалом Сталиным для личной беседы с целью достижения удовлетворительного соглашения о новом польском правительстве. Миколайчик надеется, что Маршал Сталин примет его и Ромера. Затем могли бы встретиться обе группы поляков, причем Иден мог бы остаться в Москве и посодействовать достижению соглашения. Он, г-н Черчилль, хочет отделить от остальных вопросов горячо дебатируемый вопрос о линии границы между Советским Союзом, вопрос, который приобрел мировой характер.
И.В. Сталин замечает, что если вопрос о границе будет решен, то остальные вопросы можно будет решить. Предлагаемая формулировка, предусматривающая установление между Польшей и Советским Союзом демаркационной линии, неприемлема, так как она означала бы, что Советский Союз не имел бы постоянной государственной границы.
Г-н Черчилль отвечает, что в английском языке нет большой разницы между границей и демаркационной линией. Он, г-н Черчилль, надеется, что Маршал Сталин не будет недооценивать того, что как в Англии так и, возможно, в Америке, найдется много людей, которые будут критиковать его, г-на Черчилля, за то, что он один, без Правительства Соединенных Штатов, связал Британское Правительство публичным и формальным соглашением с Советским Правительством о линии Керзона. Многие скажут, что он, г-н Черчилль, нарушил Атлантическую Хартию. Но, он, г-н Черчилль, готов рисковать, конечно, не ради Польши. Он, г-н Черчилль, подвергает себя значительному риску, но готов это сделать, готов поставить свою политическую карьеру на карту. Он, г-н Черчилль, полагал, что после того, как декларация будет опубликована, мало будет иметь значения то, что скажут или не скажут поляки во всем мире. Но они должны будут сказать кое-что в знак принятия ими соглашения, ввиду их отношений с Англией и Америкой.
Чтобы сделать предлагаемую формулировку приемлемой Советскому Правительству, он, г-н Черчилль, вставит туда слова, показывающие, что Британское Правительство одобряет и поддерживает линию Керзона в качестве основы границы между Советским Союзом и Польшей. Дело в том, что Миколайчик заявляет, что если Польское правительство произнесет слово “граница”, то оно будет отвергнуто польским народом. Тогда Польское правительство не будет представлять ни для кого какой-либо ценности, и тогда не с кем будет иметь дело. Он, г-н Черчилль, очень просит Маршала Сталина подумать о последствиях, которые будут неприятными для всех. Миколайчик, не достигнув соглашения здесь, возвратится в Лондон и может выйти в отставку. Тогда, как он, г-н Черчилль, предполагает, Польское правительство может принять более правый характер и, хотя у него будет меньше власти, оно будет иметь более громкий голос. Все усилия союзников будут затруднены тем громким криком, который поднимет Польское правительство. В Польше могла бы возникнуть гражданская война. Он, г-н Черчилль, очень просит Маршала Сталина принять во внимание гноящуюся рану в отношениях не с Польшей, а в отношениях со странами, говорящими на английском языке. Эта рана возникнет лишь из-за слов “граница” и “демаркационная линия” и в тот момент, когда он, г-н Черчилль, больше всего желает единства. Может быть, Маршал Сталин предложит какую-либо иную формулировку.
И.В. Сталин отвечает, что он предлагает сказать, что линия Керзона признается как основа государственной границы между Польшей и Советским Союзом. Кроме того, в параграфе о создании нового польского правительства нельзя игнорировать существования Польского Комитета Национального Освобождения. Поэтому следовало бы сформулировать этот пункт следующим образом: “Достигнуто соглашение о том, что на территории, уже освобожденной русскими войсками, немедленно будет создано
Польское Правительство национального единства по согласованию (или договоренности) между Польским правительством в Лондоне и Польским Комитетом Национального Освобождения в Люблине”. Он, И.В. Сталин, предложил бы, чтобы Миколайчик был во главе нового Польского правительства и поддерживал бы это.
Г-н Черчилль отвечает, что он постарается сделать все возможное, но не уверен в успехе. Однако он хотел бы спросить Маршала Сталина, исходя из предложения, что редакция о границе будет согласована с поляками, считает ли Маршал Сталин, что после этого обе группы поляков должны встретиться между собой в присутствии английского и советского министров иностранных дел и посла Гарримана. Или полякам следует встретиться друг с другом одним. Но в этом случае он, г-н Черчилль, думает, что поляки будут ссориться. Наконец, можно было бы свести поляков вместе после того, как каждая группа их будет принята Маршалом Сталиным отдельно. Ему, Черчиллю, кажется, что эта последняя процедура дает больше шансов на успех.
И.В. Сталин отвечает, что он мог бы принять поляков той и другой группы и после этого обе группы поляков могли бы встретиться друг с другом одни, без министров иностранных дел и Гарримана, присутствие которых могло бы создать у поляков впечатление, что на них оказывают давление.
Г-н Черчилль говорит, что в некоторых случаях он прямо отвечает на вопросы - “да” или “нет”. Но в некоторых случаях, когда он предлагает то или иное, ему нужно еще для окончательного утверждения его предложения консультироваться с британским кабинетом. В данном случае он, г-н Черчилль, хотел бы предложить одну формулировку, которая должна быть еще утверждена британским кабинетом. Он, г-н Черчилль, предложил бы к словам “Принимая во внимание вышеизложенное соглашение, Польское правительство принимает линию Керзона в качестве демаркационной линии между Польшей и СССР” добавить слова “причем Советское Правительство и Британское Правительство согласны в том, что линия Керзона должна быть границей”. Г-н Черчилль добавляет, что нужно учитывать, что за Советским Союзом будет, во-первых, его сила, во-вторых, согласие англичан и, в третьих, Советский Союз получит в форме этой формулировки то, что всякий истолкует как согласие и покорность поляков. Никогда еще ни одна граница не была столь солидно обоснована.
И.В. Сталин замечает, что эта формулировка будет истолкована так, что линию Керзона в качестве границы признают только Британское и Советское правительства, а Польское правительство не связывает себя признанием линии Керзона в качестве границы.
Г-н Черчилль говорит, что Миколайчик боится быть отвергнутым польским народом, если он безоговорочно согласится на линию Керзона в качестве границы.
И.В. Сталин заявляет, что Миколайчик не соглашается потому, что надеется, что Польский Комитет Национального Освобождения не удержится у власти в Польше. Заявление Миколайчика о том, что польский народ отвергнет его, если он, Миколайчик, признает линию Керзона, является шантажом. Польский Комитет Национального Освобождения несколько раз заявлял в печати и на митингах, что линия Керзона, которую одобряют правительства Англии, Америки и Советского Союза, является единственно возможной границей между Польшей и Советским Союзом для того, чтобы Польша и Россия жили между собой в дружбе и мире, и что без признания линии Керзона невозможно добиться дружбы с Россией. Польский народ не протестовал против этих заявлений Миколайчика*, а, наоборот, их одобряет. Это очень хороший прецедент, который делает все страхи Миколайчика вымышленными и не имеющими значения. Миколайчик в результате занятой им позиции теряет свой авторитет среди населения в Польше, ибо поляки задают вопросы, почему с Красной Армией нет Миколайчика.
Г-н Черчилль отвечает, что некоторые задают эти вопросы, а некоторые нет. О положении в Польше Британское Правительство может судить лишь на основе той информации, которую оно собирает. Каждую неделю из освобожденной части Польши прибывают в Англию и отправляются из Англии в освобожденные части Польши люди, которые доставляют информацию. Он, г-н Черчилль, боится, что в Польше могут возникнуть мятежи и гражданская война, что будет стоить не только жизней многих поляков, но что, кроме того, вызовет трудности в отношениях между великими нациями. При этом он, г-н Черчилль, хотел бы обратить внимание Маршала Сталина на то, что цитированное Маршалом Сталиным заявление Польского Комитета Национального Освобождения о том, что Америка одобряет линию Керзона не соответствует действительности. Кроме того, он, г-н Черчилль, беседовал с Гарриманом, и он не думает, что то заявление, которое Молотов сделал на заседании с поляками о позиции Рузвельта в вопросе о границе между Советским Союзом и Польшей в Тегеране, было правильным.
И.В. Сталин отвечает, что Молотов изложил то, что Рузвельт действительно заявлял в Тегеране, в частности ему, И.В. Сталину. Рузвельт соглашался с линией Керзона, включая передачу Львова Советскому Союзу. При этом Президент лишь указывал, что он не желает, чтобы его позиция в польском вопросе была предана огласке, так как это могло бы помешать ему на выборах.
Г-н Черчилль говорит, что он этого не знает, но он считает, что если бы соглашение с поляками не состоялось и если бы об обсуждаемом сейчас документе стало широко известно, то ничто не могло бы принести Президенту большего вреда на выборах.
Он, г-н Черчилль, хотел бы возвратиться снова к предложенному им документу и обратить внимание Маршала Сталина на то, что положение документа о репатриации и переселении лиц обеих стран свидетельствуют о том, что урегулирование вопроса о границе носит перманентный характер. Советский Союз будет иметь право занять все земли к востоку до линии Керзона и установить там свою администрацию.
Если бы можно было бы добиться от Миколайчика согласия, то никаких неприятностей в отношении мирового общественного мнения не было бы.
И.В. Сталин говорит, что он не слышал от Миколайчика ни одного слова благодарности по адресу Красной Армии, которая освобождает Польшу. Миколайчик хочет быть хитрее всех. Он думает, что русские нанялись к нему.
Г-н Черчилль говорит, что Маршал Сталин получил от поляков столько же благодарности, сколько он, Черчилль, получил от де Голля, т.е. очень мало. Когда он, г-н Черчилль, 6 недель тому назад проезжал через Каир, то пожелал увидеть де Голля. Де Голль не захотел встретиться с ним, ибо намеревался обидеть его, г-на Черчилля.
И.В. Сталин спрашивает, как поступить теперь с поляками, организовать ли встречу между люблинскими и лондонскими поляками. Люблинские поляки уже хотят уезжать назад.
Г-н Черчилль заявляет, что Маршал Сталин, вероятно, помнит историю заключения Портсмутского договора. Для переговоров с японцами в то время был послан Витте, получивший от царя указание не заключать с японцами договора. Предполагалось, что японцы потребуют большую контрибуцию с России. Витте должен был провалить заключение договора, отказавшись принять пункт о контрибуции. Но Рузвельт [Теодор], тогдашний Президент Соединенных Штатов, предложил, чтобы стороны, участвовавшие в переговорах, перешли к следующим пунктам договора, оставив пока вопрос о контрибуции нерешенным.
Участники переговоров перешли к обсуждению следующих пунктов и в конце переговоров японцы отказались от требования контрибуции. Договор был заключен, а Витте по возвращении в Россию был уволен в отставку.
Он, г-н Черчилль, сейчас вернется к себе и попытается изготовить кирпичи без соломы, т.е. займется безнадежным делом и постарается убедить Миколайчика принять поправки Маршала Сталина.
И.В. Сталин говорит, что он думает, что если не сейчас, то позже Миколайчик согласится с линией Керзона.