7 ноября 1943. Стратегическое положение на пятом году войны 

Из доклада начальника штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковника Альфреда Йодля на совещании рейхсляйтеров и гауляйтеров в Мюнхене 7 ноября 1943 г.

[...] Рейхсляйтер Борман попросил меня сделать сегодня вам обзор стратегического положения к началу пятого года войны. Должен сознаться, я не без колебаний согласился выполнить эту нелегкую задачу. Тут общими словами не отделаешься. Не надо говорить о том, что еще должно быть, но надо откровенно сказать о том, что есть. Никто, так приказал фюрер, не должен знать и узнавать больше, чем это необходимо ему для выполнения своих задач. Но мне ясно, что вам, господа" надо знать очень многое, чтобы быть на уровне ваших задач. В ваших гау и среди вашего населения концентрируется все то, что пытается широко распространять среди нашего народа вражеская пропаганда: малодушие, злонамеренные слухи и т.п. То тут, то там дает о себе знать дьявол разложения. Все трусы ищут выхода или, как они говорят, политического решения. Они говорят: надо повести переговоры, пока еще не разрушена наша субстанция, и при помощи всех этих громких слов ведется бурное наступление на естественное ощущение нашим народом того факта, что в этой войне есть только борьба до последнего. Капитуляция это конец нации, это конец Германии. Против этой волны вражеской пропаганды и трусости вам нужна не только сила, но и нечто большее. Вам нужно знание действительного положения, а потому я полагаю, что могу взять на себя ответственность дать совершенно откровенную и неприукрашенную картину нынешней обстановки. Это отнюдь не запрещенное разглашение тайны, а орудие, которое, вероятно, может помочь вам укрепить позицию народа. Ведь исход этой войны решается не только оружием, но и волей всего народа к пониманию ее задач.

Германия была разбита в 1918 г. не на фронте, а в тылу, Италия разгромлена сейчас не военным образом, а моральным. Она рухнула изнутри. Результат нежелаемый мир; нет, в результате преступления этих предателей на долю итальянского народа выпала судьба в тысячу раз тяжелее, чем продолжение войны на нашей стороне. [...]

Необходимость и целеустановка этой войны были понятны каждому еще тогда, когда мы вступили в великогерманскую освободительную борьбу и своим агрессивным ведением войны воспрепятствовали той опасности, которая столь зримо грозила нам со стороны Польши и западных держав. Вторжение в скандинавское пространство, рывок к Средиземному морю и нападение на Россию не вызывали никакого сомнения в правильности ведения войны до тех пор, пока мы побеждали. И только в связи с усиливающимся обострением нашего положения в целом в немецком народе стали звучать вопросы, уж не перехватили ли мы и не слишком ли большие цели поставили перед собой.

I. Ретроспективный взгляд.

1. О том, что национал-социалистское движение и его борьба за власть внутри страны являлись предварительной ступенью внешнеполитического освобождения от оков версальского диктата, в этом кругу мне говорить нет надобности. Но я ощущаю внутреннюю потребность сказать, что все дальновидные кадровые военные ясно видят, какую значительную роль сыграло национал-социалистское движение в пробуждении вновь воли к воссозданию военной мощи, в культивировании военной силы и новом вооружении немецкого народа. Однако небольшой рейхсвер при всех его достоинствах не был способен разрешить эту огромную задачу из-за отсутствия возможностей широкого развития. Теперь же произошел тот синтез обеих сил, к которому стремился и который столь счастливым образом осуществил фюрер.

2. С приходом [нацистов] к власти обозначаются прежде всего возвращение военной суверенности (всеобщая воинская повинность, занятие Рейнской области) и начало нового вооружения; особое значение приобретает создание современных танковых сил и люфтваффе.

3. Аншлюс Австрии принес не только осуществление старой национальной цели, но и наряду с возрастанием нашей военной силы значительное улучшение нашего стратегического положения. Если до тех пор чехословацкий район угрожающим образом вклинивался в территорию Германии (служа осиным гнездом для Франции и авиационной базой для союзников, особенно для России), то теперь Чехия оказалась зажатой в клещи. Ее собственное стратегическое положение стало настолько неблагоприятным, что она должна была пасть жертвой энергичного нападения раньше, чем получит действенную помощь от Запада.

Эта возможность для Запада оказать помощь Чехословакии затруднялась, кроме того, строительством Западного вала, который в противоположность линии Мажино был задуман не как маложизнеспособная и примирившаяся с судьбой оборонительная мера, а как прикрытие с тыла нашей активной политики на Востоке.

4. Бескровное урегулирование чешского конфликта осенью 1938 г. и весной 1939 г., а также присоединение Словакии настолько округлило великогерманское пространство, что возникла возможность иметь в виду также (при более или менее благоприятных стратегических условиях) решение польской проблемы.

5. Таким образом, я подошел к собственно началу нынешней войны. Прежде всего возникает вопрос, был ли удачно выбран момент для непосредственного столкновения с Польшей. Ответ на этот вопрос тем более несомненен потому, что все еще заставлявший считаться с собой противник был сломлен неожиданно быстро, а дружественные ему западные державы, хотя и объявили нам войну и создали второй фронт, не использовали имевшуюся у них возможность выбить инициативу из наших рук. О ходе Польской кампании достаточно сказать лишь то, что она (а это отнюдь не было ясно с самого начала!) показала мощь молодого великогерманского вермахта в такой мере, что весь мир затаил дыхание.

6. Главный результат этого успеха заключался, однако, в том, что восточного противника больше не существовало и проблема второго фронта на основании соглашений с Россией поначалу могла рассматриваться как решенная раз и навсегда.

7. Тем самым центр тяжести ведения войны естественным образом переместился на Запад, где в качестве самой первоочередной задачи вырисовалась защита Рурской области от вторжения англичан и французов в Голландию. Еще до завершения польского похода фюрер принял решение о нападении на этого врага; целью нападения могло быть только его полное сокрушение. То, что это решение не было (как первоначально предусматривалось) осуществлено еще поздней осенью 1939 г., объясняется преимущественно погодными условиями, а частично и состоянием нашего вооружения.

8. Однако тем временем выдвинулась еще одна подлежавшая решению проблема: захват Норвегии и Дании. [...] Ход и результат этой кампании известны. Она была в основном закончена столь своевременно, что можно было осуществить Западную кампанию с наступлением благоприятного времени года в мае 1940 г.

9. Ошеломляющий успех этой кампании улучшил наши позиции самым благоприятным образом. Мы получили в свои руки не только французский военный потенциал, который призван сослужить нам большую службу в дальнейшем ходе войны, но и прежде всего Атлантическое побережье с его военными портами и военно-воздушными базами. А это дало возможность непосредственно угрожать английской метрополии. Тут возникает вопрос: должны ли были мы высадкой крупного масштаба перенести войну на территорию самой Англии? Точно так же (учитывая возможное вступление в войну Соединенных Штатов Америки) следовало взвесить возможность захвата ряда передовых опорных пунктов в Атлантике (например, Исландии и Азорских островов, на которые тем временем наложил свою руку противник). С этих островов мы могли бы как с особым натиском вести борьбу против английского снабжения морем, так и оборонять европейское пространство подобно тому, как охраняет Великую Восточную Азию Япония на далеко выдвинутых вперед островах в Тихом океане. В разумном самоограничении фюрер этими целями пренебрег. [...] Они бы потребовали столь большого напряжения сил, выдержать которое длительное время наше морское и воздушное вооружение еще не было способно.

10. Вместо того зимой 1940/41 г. возникла другая возможность для борьбы с Англией. Если чисто внешне это происходило только в форме помощи нашему итальянскому союзнику в Северной Африке, то в конечном счете речь шла о борьбе против английского господства на Средиземном море, означавшего сильную угрозу южному флангу Европейского континента.

По мере того как все отчетливее проявлялись слабости и несостоятельность Италии, Северная Африка становилась германским театром войны. [...]

11. Менее желательной была необходимость нашей союзнической помощи на Балканах, где итальянцы выкинули свой экстратур против Греции, хотя наступление, которое они начали в октябре 1940 г. из Албании совершенно недостаточными силами, противоречило всем договоренностям. В конце концов оно привело с нашей стороны к такому решению, которое с точки зрения перспективы было раньше или позже необходимым. Запланированное наступление на Грецию с севера играло роль не только союзнической помоши. Оно призвано было не допустить, чтобы Англия укрепилась в Греции и оттуда угрожала нашим румынским нефтяным районам.

12. Одновременно росло осознание все более приближающейся опасности с большевистского Востока, которую в Германии видели слишком мало и из дипломатических соображений до последнего момента сознательно замалчивали. Однако сам фюрер эту опасность постоянно из виду не упускал. Уже во время Западной кампании он изложил свое основополагающее решение: энергично приняться за устранение этой опасности лишь только это как-то позволит наше военное положение. [...]

13. После интермедии с переворотом в Югославии и примыкающего к нему похода на Балканы, а также захвата Крита это решение было проведено в жизнь. Осуществление его неизбежно должно было привести к глубокому проникновению в русское пространство, что несло с собой опасности, которые не имели столь ясно выраженного характера в предшествующих кампаниях.

14. Хотя нам ни в 1941, ни в 1942 г. не удалось полностью уничтожить вооруженную силу этого противника и тем самым поставить Россию на колени, все же следует считать нашим позитивным результатом то, что большевистская опасность отброшена далеко от наших границ.

Если сегодня, учитывая неоднократные и продолжающиеся в 1943 г. отступления, вновь и вновь возникает вопрос, не недооценили ли мы в принципе силу противника, то в отношении отдельных этапов операций на этот вопрос следует ответить утвердительно. Но на решение о нападении на [СССР] и на его постоянное соблюдение в целом это сомнение не распространяется. Точно так же как и политика, ведение войны состоит не только из арифметических задачек, и важнейший опыт всех войн говорит о том, что правильная оценка противника принадлежит к тяжелейшим из тяжелых решений; здесь многое еще зависит от вещей, не поддающихся предварительному расчету, а выясняется это только в ходе самой борьбы.

Решающую ясность вносит то, что наступательным продвижением в глубь русского пространства мы определили не только людские резервы противника, но и техническое состояние его вооружения. Это вынудило нас к проведению тотальной войны и к таким техническим контрдействиям, на которые мы по собственной инициативе едва ли были бы способны. Можно лишь с некоторым содроганием думать о том, что произошло бы, если бы мы выжидательно стояли перед лицом этой опасности и рано или поздно были бы сметены ею. [...]

15. Еще раз кратко подытожу ход крупных военных событий до осени 1943 г.

Оба первых военных года [1939-1941 гг.] — это почти беспрецедентный триумф Германии и ее будущих союзников. Походы в Польшу, Норвегию, Францию, Северную Африку, на Балканы и нападение на Россию с продвижением до Донца, до самых ворот Москвы и на Волхове создали для обороны Европы широкое предполье, а благодаря захвату и обеспечению богатых источников сырья и продовольствия предпосылки для ведения войны длительное время. Превосходящее командование, лучшее применение современных боевых средств, превосходство авиации и на редкость высокие боеспособность и боевой дух наших войск по сравнению со всеми этими более слабыми противниками вот что привело к этим победам. В этот временной отрезок войны, когда наше неоспоримое превосходство на суше и в воздухе смогло даже компенсировать наше безнадежное отставание на море (хотя бы в прибрежных водах), пальма первенства в последнем рывке к ней не досталась нам.

На высадку в Англии, продуманную до последних деталей, при помощи импровизированных переправочных средств мы не могли рискнуть до тех пор, пока не было полностью ликвидировано британское господство в воздухе. Это удалось нам столь же мало, как и полное уничтожение советской военной силы. Будущие поколения не смогут упрекнуть нас в том, будто бы для достижения этой цели, решающей исход войны, мы не шли на самые крайние меры и не приложили всех своих сил.

Но на риск того, чтобы германская люфтваффе полностью истекла кровью в борьбе в небе Англии, учитывая предстоящую борьбу против Советской России, никто пойти не смог.

Однако на Востоке стихийное бедствие зимы 1941 г. властно воспрепятствовало даже самой сильной воле, заставив нас остановиться.

Тем самым стало ясно, что на быстрое окончание войны рассчитывать более не приходится, что нам предстоят суровые и тяжелые времена и всему народу придется приложить немалые усилия. Ведь любое наступление, не приведшее к перемирию или миру, говорит Клаузевиц, неизбежно должно закончиться обороной.

После первых неудач на Восточном фронте и на Северо-Африканском театре войны зимой 1941 г. рейх и его союзники еще раз собрали в кулак все свои силы, чтобы окончательно разбить новый натиск восточного противника, а также отнять у англичан их египетскую операционную базу. Крупные операции против Кавказа и против дельты Нила провалились из-за нехватки сил и недостаточного снабжения. Впервые на Средиземном море проявилось техническое и численное превосходство наших западных противников в воздухе. Советскому командованию удалось остановить фронт под Сталинградом и в предгорьях Кавказа, а затем зимой с вновь созданными сильными резервами прорвать застывший и слишком растянутый, большей частью занимаемый нашими союзниками фронт на Волге и на Дону. Состоящая из лучших немецких соединений 6-я армия уступила вражескому превосходству в силах, оставшись при леденящих душу морозах без достаточного снабжения.

[...] Военная сила Германии и ее союзников на исходе зимних боев 1942/1943 г. и после потери Африканской армии [Роммеля] оказалась в состоянии чрезвычайного напряжения. Правда, 5-ю танковую и 6-ю армии удалось сформировать снова, но четырех союзных армий мы лишились. Хотя оперативные резервы на Востоке удалось превосходно вооружить, численность их уже не смогла быть увеличена для проведения операций широкого размаха. Были утеряны большая подвижность сухопутных войск и, не говоря о русском фронте, также превосходство в воздухе. Стали заметны превосходящая промышленная сила наших противников и их гораздо больший человеческий резервуар в Европе.

[...] Вполне естественно, инициатива перешла в руки противника, а рейх и сражающиеся на его стороне европейские нации оказались в обороне.

После того как выдвинутые на юг, за пределы европейского фронта, позиции были взяты противником, в июле 1943 г. началось вражеское наступление на Востоке с целью возвращения потерянных областей, а на юге континента против собственно "Крепости Европа", причем в ее самом слабом месте. В это же время англо-американская авиация совершила крупный налет на производственные объекты в Германии, стремясь также подорвать моральное состояние немецкого народа. [...]

В заключение, характеризуя наше положение в целом, хочу со всей откровенностью назвать его трудным и никоим образом не могу умолчать о том, что считаю возможными дальнейшие тяжелые кризисы. [...]

Мы победим потому, что должны победить, ибо иначе вся мировая история потеряла бы свой смысл.