15 декабря 1944. Черчилль о пересмотре границ в Европе
Как передает агентство Рейтер, 15 декабря Черчилль открыл в палате общий прения по вопросу о Польше. Черчилль заявил, что надежды, которые он выразил в октябре после своего последнего визита в Москву, не оправдались: «Я надеялся тогда, — сказал он, — что Миколайчик примерно через неделю вернется в Москву, уполномоченный польским правительством в Лондоне заключить соглашение относительно польской границы на основе линии Керзона И ее продолжения на юг, т. е. так называемой «линии Керзона — А».
Черчилль сказал, что он только что внимательно перечитал и обдумал заявления, сделанные им в феврале после возвращения из Тегерана и в октябре, и нашел очень трудным улучшить или изменить их каким-либо образом. Напомнив содержание этих заявлений, он сказал: «Я не могу найти никаких других слов для того, чтобы разъяснить палате мрачную суть польской проблемы». В Тегеране, сказал он, маршал Сталин заявил, что он убежден в необходимости создания и сохранения сильной, независимой Польши. И он несколько раз повторял это заявление публично.
«Я убежден, — продолжал Черчилль, — что это представляет собой твердую политику Советского Союза. Мы сами никогда не гарантировали какой-либо определенной пограничной линии Польши. Мы не одобрили оккупацию Польшей Вильно в 1920 г., и мнение англичан в 1919 году было выражено так называемой линией Керзона, которая представляла собой попытку, во всяком случае, беспристрастного разрешения проблемы. Английское правительство считает, что всякое территориальное устройство и соглашения должны быть отложены до окончания войны и что победоносные державы должны тогда заключить формальное, окончательное соглашение, распространяющееся на Европу в целом.
Но продвижение русских в польских районах, где действует польская подпольная армия, сделало необходимым заключение какого-нибудь дружественного рабочего соглашения для того, чтобы дать возможность антигитлеровским силам действовать совместно против общего врага. За последние несколько недель Иден и я консультировали польское правительство, преследуя цель заключения рабочего соглашения, на основе которого могут действовать сражающиеся армии и благодаря которому, как я надеюсь, может возникнуть прочная дружба между русскими и поляками. Россия имеет право обеспечить себя от возможности нападения в будущем, и мы будем всячески помогать ей добиться этой гарантии не только силой ее оружия, но на основе одобрения и согласия Объединенных наций.
Освобождение Польши может в настоящее время быть осуществлено русскими, армии которых потеряли миллионы людей, сокрушая германскую военную машину. Я не могу считать, что требования русских об обеспечении безопасности их западных границ неразумны. Сталин и я согласились также относительно необходимости для Польши получить компенсацию за счет Германии на севере и западе. Это попрежнему является точкой зрения английского правительства».
Хотя мы и не недооценивали трудностей, — продолжал Черчилль, — было утешительно сознавать, что Англия, Россия и Соединенные Штаты пришли к твердому соглашению относительно необходимости воссоздания свободной, независимой Польши. Английское правительство всегда стремилось, чтобы польский народ обрел постоянную родину, которая, хотя она с точки зрения границ, возможно, и не будет полностью совпадать с довоенной территорией Польши, будет соответствовать ее нуждам и не будет уступать тому, чем она раньше обладала». Если бы Миколайчик смог вернуться в Москву вскоре после его весьма дружественных переговоров со Сталиным, имея полномочия заключить соглашение относительно линии Керзона, «то он был бы в настоящее время главой польского правительства на польской земле, признаваемого всеми Объединенными нациями, и ему были бы обеспечены дружба и помощь Сталина.
Дополнительные трудности, вызванные созданием Польского Комитета Национального освобождения в Люблине, не возникли бы, если бы после бесконечных переговоров поляки не оказались полностью неспособными притти к соглашению. В результате Миколайчик и другие польские министры ушли в отставку, и польское правительство было таким образом переформировано, что в некоторых отношениях я не могу его приветствовать. Если бы Миколайчик мог скоро вернуться в Москву, как он надеялся и предполагал, то Польша могла бы сейчас занять подобающее ей место в рядах наций, сражающихся против Германии. По мнению английского правительства, Миколайчик и его друзья являются попрежнему единственным светочем, существующим у Польши на ближайшее будущее. Но, Натолкнувшись на упорное, непреодолимое сопротивление своих лондонских коллег, он ушел в отставку. С тех пор перспективы примирения заметно уменьшились. Последствия этого не сказались явно ввиду того, что русские остановились у Вислы, но, когда они начнут продвигаться вперед, а они это, несомненно, сделают, и когда немцы будут изгнаны из новых обширных районов Польши, авторитет люблинского Комитета и область, которой он управляет, увеличатся, а его контакт с Советским правительством станет более тесным и прочным.
Отсутствие взаимопонимания между наступающими русскими армиями и польским подпольным движением может приобрести самые неприятные формы. Смена правительства не влияет на дипломатические отношения. Мы попрежнему признаем польское правительство. Но я не могу разделить точку зрения, что предлагаемые пограничные соглашения не являются надежными и удовлетворительными. Если Польша уступит Львов и район, известный под названием «линия Керзона — А», Украине, то она приобретет на севере всю Восточную Пруссию к югу и к западу от Кенигсберга, в том числе замечательный порт Данциг. Вместо находящегося под угрозой искусственного коридора Польша получит область, прилегающую к Балтийскому морю, протяжением в 200 миль. Что касается мнения России и Англии, то поляки имеют свободное право расширить свою территорию на западе за счет Германии. Я не намерен входить в подробности, но поляки будут пользоваться поддержкой Англии и России. Это означало бы приобретение территорий более важных и более высоко развитых, чем те, которые Польша теряет на востоке. Нам говорят, что будет отдана треть Польши, но обширные безлюдные просторы Пинских болот увеличивают территорию, не умножая богатства.
Таково в общих чертах предложение русских, на которых попрежнему лежит главное бремя борьбы по освобождению Польши Я не могу поверить, что Польша отвергнет подобное предложение. Оно должно, конечно, привести к переброске населения в несколько миллионов человек и к высылке немцев из районов, приобретаемых Польшей. Эта высылка была бы наиболее удовлетворительной надежной мерой. Она устранит смешение населения, которое вызывает бесконечные беспорядки». Черчилль сказал, что он не видит причин, почему в Германии не должно найтись место для германского населения Восточной Пруссии и других упомянутых им территорий. «В конце концов, — сказал он, — 6 или 7 млн немцев уже убито во время этой ужасной войны, в которую они не поколебались во второй раз на протяжении одного поколения ввергнуть всю Европу и весь земной шар. Говорят, что сейчас в Германии имеется 10—12 млн. военнопленных и иностранцев, используемых в качестве рабов, и которые, как мы надеемся, после победы будут возвращены к своим очагам, к себе на родину. Помимо того, можно ожидать, что еще много немцев будет убито в боях, которые произойдут весной и летом и которые будут ожесточеннейшими и крупнейшими сражениями нынешней войны».
Черчилль отметил, что когда эти вопросы, возникшие на Тегеранской конференции, были впервые подняты им в палате общин, «у поляков вполне могла быть, по крайней мере, тень основания для того, чтобы спрашивать, будут ли великие союзники иметь до статочно сил для того, чтобы представить Польше новую территорию в порядке компенсации за то, что она должна отдать на Востоке, даже если бы они хотели это сделать». Но за время, которое прошло с тех пор, перспектива окончательной победы стала для союзников прочной и широкой, и у поляков сейчас имеется гораздо больше уверенности в получении компенсации, чем в прошлом году в это же время.
«Мне весьма трудно обсуждать эти вопросы, — сказал далее Черчилль, -— потому, что позиция Соединенных Штатов не определена с той точностью, которую сочло разумным применить английское правительство. Дружба правительства Соединенных Штатов к Польше не слабее нашей; широкие массы поляков, проживающих в Соединенных Штатах и ставших или становящихся американскими гражданами, конституционные затруднения, стоящие перед Соединенными Штатами при заключении договоров или всевозможных соглашений с другими странами, все это не позволило правительству этой великой нации выступить в таких выражениях, какие я в согласии со своими коллегами счел своим долгом употребить перед палатой. Но мы знаем, что правительство и народ Соединенных Штатов увлечены мыслью о всемирной организации, имеющей целью предотвратить возникновение будущих войн. А для этой всемирной организации ссора между любыми из трех самых мощных империй, составляющих великий союз Объединенных наций, была бы роковым ударом». «Не подлежит никакому сомнению, — заявил Черчилль, —- что когда наступит время, то Соединенные Штаты выступят со своим собственным заявлением по этим вопросам, памятуя о том, какие практические формы принимают такие дела, а также о том, какой вред принесет провал попытки трех величайших держав работать совместно всем нашим надеждам в отношении будущей структуры всемирного правительства, которое, независимо от того, что ему не удастся осуществить, будет во всяком случае снабжено всеми полномочиями, необходимыми для того, чтобы предотвратить возникновение новой войны».
Отметив, что задается вопрос, почему нельзя оставить разрешение всех проблем, связанных с территориальными изменениями, до окончания войны, Черчилль сказал, что это фактически представляет собой ответ, который он и министр иностранных дел давали почти в каждом случае, о котором им говорили. «Это, — сказал он, — можно заявить в каждом или почти в каждом случае, за исключением случая с Польшей».
«Я абсолютно убежден в том, — заявил Черчилль, — что коренные будущие интересы польской нации требуют, чтобы она достигла соглашения с советским правительством по поводу их спорной границы на Востоке до того, как произойдет поход русских армий через основную часть Польши. Это — большой дар, который они должны сделать России — урегулирование вопроса сейчас, в настоящее время, явится залогом прочного обоюдного со глашения, тогда как в противном случае этот вопрос явится предметом споров на мирной конференции.
Однако, поскольку я стремлюсь, чтобы палата уяснила все положение, и, говоря от имени английского правительства и в таком направлении, которое, как я полагаю, будет, возможно, считаться обязывающим для наших преемников, я должен заявить, что на этой конференции мы будем придерживаться той линии, которую я намечаю сейчас перед палатой, и мы не поколеблемся заявить, что русские справедливо и по праву должны добиться удовлетворения своего требования о проведении восточных границ вдоль линии Керзона так, как она описана выше. Министр иностранных дел и я трудились в течение многих месяцев. Мы не жалели ни трудов, ни поездок, мы не боялись риска политических отпоров, ни последующего осуждения наших усилий, направленных на достижение взаимопонимания между поляками, которых мы попрежнему признаем, и мощным союзнике”, столь сокрушительно громящим германскую военную мощь. Мы никогда и никоим образом не колебались в нашей решимости добиться того, чтобы Польша была восстановлена и стояла твердо в качестве суверенной независимой нации, свободной создавать свои социальные и любые институты, которые изберет ее народ при условии (я должен оговориться), что эти институты не будут носить фашистского характера, и при условии, что Польша будет действовать лояльно в качестве барьера и друга России против германской агрессии с Запада. В этой задаче Польше, конечно, полностью поможет русско-английская гарантия и поддержка, и я не сомневаюсь (хотя и не могу это заявить), что ей в этом помогут Соединенные Штаты, действуя хотя бы через всемирную организацию, которую мы решили создать, которую они и все Объединенные нации решили создать в целях спасения человечества, терзаемого сейчас ужасами повторных войн».
В заключение Черчилль заявил, что оказалось невозможным организовать какую-либо встречу трех великих держав. «У нас имелись веские основания полагать, что мы сможем встретиться до рождества. И я действительно с уверенностью ожидал, что эта встреча произойдет. Однако до сего времени ничего определенно не решено, хотя эта перспектива представляется весьма желательной и необходимой». Отметив, что встреча по крайней мере трех великих держав необходима как можно скорее, Черчилль заявил, что он и Иден готовы отправиться в любое место, в любое время, в любых условиях на эту встречу, по предпочли бы, чтобы она произошла в Англии.