3 апреля 1942. У Гитлера новые планы на этот год, он готовит окончательное уничтожение русских
3 апреля румынский диктатор Ион Антонеску встретился в Берлине с Гитлером. Они обсуждали войну против СССР и внешнюю политику Румынии. Эта запись о беседе, которую сделал сам Антонеску попала потом в материалы Нюрнбергского процесса, так что представляем особый интерес. Гитлер рассказал о своих планах на 1942 и охарактеризовал ситуацию на фронте. Рассказал, что он думает о советской армии. Антонеску решал свои задачи: пожаловался на Венгрию, которая "оттяпала" еще до войны на востоке кусок Румынии, но теперь не участвует в боевых действиях так, как это делает Антонеску, рассказал об экономических проблемах. По тону беседы очень хорошо видно: Европа это не один Третий рейх, это настоящий ЕС, в нем есть сложности, но Германия его ядро, политический и военный лидер, обязанных "разруливать" все проблемы.
Беседа длилась: 2 часа 30 мин. перед завтраком и 1 час 30 мин. после завтрака.
Фюрер начал общим обзором положения на Восточном фронте. Он подчеркивал, что были непредвиденные моменты, что некоторые недостатки командиров и солдат заставили его брать на себя командование, а также применять чрезвычайные меры.
Найден приказ Тимошенко, в котором говорится, что необходимо проникать глубоко в тыл фронта для того, чтобы разрушать склады, центры, узлы связи, и для того, чтобы добиться победы и повторить 1812 год.
В ответ на эту тактику Гитлер распорядился: при прорыве обороны не покидать фронт, а вести бой; кто оставляет фронт, будет наказан самым жестоким образом. Благодаря этим русским и немецким распоряжениям создалось парадоксальное тактическое и стратегическое положение.
Тактика Тимошенко провалилась, ибо в настоящее время фронт держится достаточно устойчиво и нет никакой видимой опасности, несмотря на все варварство русских.
Далее Гитлер сказал: «Зима была большим врагом для нашей техники, начиная от авиации, танков и кончая другими службами. Наша тяжелая техника, которая имела успех в другом месте, здесь в холоде и снегах ничего не дала.
Эта неожиданность для немецкого командования привела к организации более легких дивизий и к переходу от мототяги к конной тяге для того, чтобы можно было вести на этом театре военных действий успешные военные операции».
В отношении будущих военных операций: готовятся планы; готовится снаряжение. Мы имеем большие резервы, имеются новые средства боя, благодаря чему войска будут сражаться лучше, чем в начале кампании. Усовершенствована пробивная способность снаряда противотанковой пушки, а в организации — подвижность дивизии и возможность маневра по русской местности.
Фюрер сказал, что он решил в это лето продолжать как можно глубже преследование (то есть наступление) для окончательного уничтожения русских.
Американская и английская помощь не будет эффективна; новые поражения русских приведут к потере связи с внешним миром. Они потеряли самых лучших солдат и технику, а теперь они только импровизируют. Русское наступление будет приостановлено, ибо их резервы приходят к концу.
В отношении военных операций международного значения: очень важно вступление Японии в войну, что облегчит военные операции.
О других союзниках Гитлер ничего не говорил. Он говорил только о румынских войсках. Он сказал, что один румынский лыжный полк достиг выдающихся успехов, а вечером сообщил мне, что первая румынская дивизия заняла Александровск — участок фронта у Днепропетровска.
Говорил о трудностях снабжения и даже употребил несколько грубых слов по поводу организаций и немецких командиров, которые допустили эти трудности, что заставило его принять чрезвычайные меры. Теперь положение значительно улучшилось, и даже солдаты, которые раньше были недовольны, теперь отдают себе отчет, что положение в тылу не представляет большой опасности, и не робеют, держат себя спокойно.
Что касается действий на других театрах военных действий, то Гитлер восторгался и расхваливал японскую армию, что она очень способна на самые большие неожиданности.
Выслушав то, что он говорил о Японии, я заподозрил, что он завидовал; он был недоволен, ибо действия со стороны Японии подрывают авторитет немецкой армии.
Поблагодарив меня, как всегда, за верность и лояльность с моей стороны общему делу, он заметил, что не так он доволен всеми.
Он подчеркнул, что Румыния играет важную роль в этом деле.
Я выразил перед фюрером все мои настоящие и будущие предположения по поводу возможностей русских, которые я не считаю значительными, принимая во внимание понесенные ими потери.
Я отметил, что Румыния решила продолжать начатую борьбу с таким же напряжением.
Я показал, что в боях летом 1941 года погибло очень много обученных офицеров и солдат, очень много военного материала и боеприпасов; я ясно показал — в сравнении с другими союзниками — количественно и качественно ценность румынского участия, вложенного в совместную борьбу.
Я подчеркнул, что мы держим по ту сторону Днепра более 170—180 тысяч солдат (примерно, 10 крупных соединений), которые были посланы для поддержки порядка на Украине между Днестром и Днепром, и по причине тяжелого положения немецкой армии и оперативных необходимостей также были посланы румынские войска в Крым и к Азовскому морю в распоряжение немецкого командования.
Я заявил, что по его приказу выступлю со всеми военными силами одновременно с немецкой армией.
Я подчеркнул также невыгодность нашего внешнего положения и поставил условие, что Венгрия и Болгария должны вступить всеми силами в войну, иначе положение Румынии становится опасным.
Я сравнивал, что они сделали и что мы сделали.
Я подчеркнул, что Венгрия и Болгария имели от войны только большие выгоды, так же как Япония на Дальнем Востоке. Румыния же продолжает быть битой даже своими союзниками. Я категорически потребовал полного участия Венгрии в войне.
После этого я просил боеприпасов и весьма необходимые противотанковые и противовоздушные средства, средства связи и авиацию.
Я указал на боязнь румынского народа, что Венгрия бережет себя для целей, легко понятных каждому политически опытному человеку.
На это фюрер ответил: что касается румынской армии первого периода войны, то он восхищен румынскими солдатами и офицерами, и что он сделает все возможное для того, чтобы дать нам все просимое, ибо никто не заинтересован, чтобы мы воевали без боеприпасов и других военных материалов; что Венгрия должна жертвовать ради общего дела, как и все союзники. Поэтому господину Риббентропу и маршалу Кейтелю было поручено в Будапеште сделать строгое предупреждение. Венграм было сказано, что если они не хотят понимать общих задач и не дадут нефти, войска и т. п., то будет сделан соответствующий вывод. Венгрия обязалась, сказал Гитлер, честно выполнять эти требования.
Я перебил его и сказал, что прошлое Венгрии — летние военные действия 1941 года, а также нынешнее отступление — заставляют меня не верить им.
Тогда фюрер очень возбужденно сказал: в этом случае они будут иметь дело со мной; я буду требовать, чтобы они послали войска на фронт.
Я напомнил ему, что венгерские государственные руководители в прессе и в парламенте не постеснялись публично заявить (после посещения Риббентропом Будапешта), что если они выступят (то есть пошлют свои войска), тогда Трансильвания остается за ними; такие слухи ходят, а это очень деморализует румын. Гитлер дал мне честное слово, что подобные обещания не были сделаны и не могли быть сделаны, что это не соответствует действительности, он не думал изменять союзнику, и ни один немецкий государственный деятель не мог этого сделать. Он сказал, что никогда не изменит своему слову и я не должен сомневаться в этом.
Поездка г. Риббентропа в Будапешт и заявления, сделанные им, расстроили нас. Венгерская газета «Пестерллойд» заявила, что «нас просят, а другие заискивают перед Берлином и сами напрашиваются». Я считаю это исключительной дерзостью.
Аналогичные действия будапештского радио неизменны. Оно нападает на нас и хвастается, а меня и многих солдат осыпает оскорблениями.
Гитлер уверял, что положение Турции еще не ясное. Точно он не знает, остается ли Турция нейтральной до конца. Немцам кажется, что положение должно повернуть ее против России, со стороны которой она больше терпела, чем со стороны Германии и Румынии.
В Сербии немецкие войска, взятые на Восточный фронт, были заменены болгарскими войсками, и по этой причине он разрешил Болгарии оккупировать часть Сербии, но, заверил он, Болгария никогда никаких действий не предпримет против нас; он уверен в этом; если они что-нибудь предпримут, тогда, как и венграм, им придется расплатиться дорого за любой акт против Румынии.
Воспользовавшись случаем, я выразил мою точку зрения перед фюрером в отношении Сербии и Болгарии и показал, как и в отчетном докладе, что Болгария, в которой еще находится советский посол, который своим грубым поведением вызывает недовольство на Балканах, может прийти к объединению славянских сил в Сербии. Эта опасность велика как для Румынии, так и для интересов Германии на юго-востоке Европы. С одной стороны мы бьем восточных славян, а с другой стороны мы благоприятствуем объединению южных славян.
Фюрер не раскрыл свою точку зрения по этому вопросу.
Вечером я рассказал фюреру наши проблемы, вызванные присутствием немецких войск, в связи с беспорядками в экономической жизни страны.
Фюрер приказал максимально сократить количество немецких войск в Румынии и заявил, что после полной оккупации Крыма и вступления на Кавказ выведет все войска из Румынии, а пока что румынская армия не в состоянии овладеть сложной противовоздушной техникой.
Я просил, чтобы противовоздушное вооружение было полностью передано нам; людей будем учить в Германии или в Румынии. Фюрер ответил, что будет заниматься этим вопросом. Он сказал, что знает об экономических беспорядках и поможет мне принять все меры.
Я указал, что раненые и больные могут оставаться, но я потребовал, чтобы он дал распоряжение о том, чтобы они уважали законы нашей страны так, как требовалось бы от нас уважать немецкие законы, если бы мы были в их стране.
Я снова подчеркнул условия, на которых я буду участвовать в кампании: Венгрия должна мобилизовать все силы для войны, как это делает Румыния, так как разногласие между нами (то есть между румынами и венграми) будет решаться вооруженным путем, после окончания войны с русскими.
Если мы ослабнем, а венгры будут сильнее, тогда мы не добьемся своих прав.
Фюрер сказал, что Венгрия имеет большие возможности, чтобы вооружиться; если она не вступит полностью в войну, то ничего не получит.
Что касается разрешения разногласия вооруженным путем, это остается открытым вопросом для будущего.
Надеясь получить от него обещание о пересмотре арбитража, я заявил, что мы не признаем венский арбитраж, но фюрер не дал никаких обещаний.
Каково бы ни было мнение Германии, я буду настойчиво продолжать дело против венского арбитража и против тех, кто его создал. Я уверен, что буду иметь успех.
Вернувшись снова к выступлению господина Риббентропа в Будапеште, в котором он сказал, что нужно отдать справедливость Венгрии, я привел один пример из венской газеты, направленный на дезориентацию нас. Для того чтобы не поставить немцев в неловкое положение, я не помешал господину Риббентропу, который сказал на банкете, что поднимает бокал за Великую Румынию. И фюрер сказал также, что Великая Румыния уже создана. Я ответил, что для нас Великая Румыния не означает только расширение ее территории на восток за счет славян и на запад за счет венгров, но и установление этнического румынского блока, существовавшего до венского арбитража. То же самое я сказал маршалу Герингу и господину Риббентропу,
Ни один политический деятель не осмелится сказать, что отказывается от Трансильвании, а Румыния не может позволить себе ходить с вонзенным в сердце в Вене кинжалом. Это же я сказал и господину Киллингеру (в поезде).