Рецензия: «Травма и исцеление. Последствия насилия — от абьюза до политического террора» Джудит Герман
Хороший психологический материал в непрофильном издательстве найти не так-то просто. Конечно, у всех в приоритете литература для массового читателя: простые книги-помогайки, нон-фикшн на провокационные темы и мотивирующие издания. Здесь же придется вникнуть, заглянуть в сноски. Издательство «Бомбора» опубликовало отличную работу.
В отличии от многих книг о травме, эта говорит открыто о том, что имеет феминистическую оптику, но не тычет ей в лицо (как «Выгорание» Нагоски, например). Как обычно, есть особенно недовольные упоминанием женских проблем, но в основном рецензии на книгу крайне положительные.
Воспринимайте книгу как всеобъемлющую обзорную экскурсию по психологической травме. Это не руководство, это скорее учебник для расширения кругозора людям смежных профессий, для которых столкновение с травмой — случайное событие в рамках основной работы.
Об авторе:
Джудит Герман — психиатр из Гарварда, феминистка, несколько десятилетий помогала женщинам, пережившим сексуальное насилие, включая насилие в детском возрасте и домашние насилие. Автор утверждает, что психологическая травма неотделима от ее социального и политического контекста. Опираясь на свое собственное исследование случаев насилия над детьми, а также обширную литературу о ветеранах боевых действий и жертвах политического террора, она показывает параллели между частными ужасами, домашним насилием и общественными ужасами, войной.
О содержании:
Две части: «травматические расстройства» и «стадии восстановления». Во второй части главы почти полностью отвечают на сложности, описанные в первой части. По большому счету, нас проводят по пути от истории распознавания травмы (работы по изучению «истерии» женщин) до признания травмы как проблемы (через опыт военный Вьетнама).
Мне нравится, что здесь говорят о разных группах травмированных людей:
- о жертвах домашнего насилия
- о жертвах изнасилований
- о заложниках и тех, кто длительное время находился в заключении
- о ветеранах и жертвах войн
- о свидетелях геноцида
Пересказала вкратце первые 100 страниц, чтобы у вас появилось желание прочитать дальше.
Пики изучения травмы в 20 веке связаны с политическими движениями.
Первый — изучение истерии, архетипического расстройства психики у женщин, благодаря антиклерикального движения.
Второй — боевая психическая травма, снарядный шок, благодаря Первой мировой войне и войне во Вьетнаме. Связано это было с ростом антивоенного движения и кризисом культа войны.
Третий — сексуальное и домашнее насилие, благодаря феминистскому движению.
Изучать психологическую травму – значит лицом к лицу сталкиваться как с уязвимостью человека, так и с его способностью творить зло. Изучать психологическую травму – значит быть свидетелем ужасных событий. Когда этими событиями становятся природные катастрофы или «божий промысел», их свидетели с готовностью сочувствуют жертве. Но когда травмирующие события – дело рук человеческих, свидетели оказываются втянуты в конфликт между жертвой и преступником. В этом конфликте невозможно оставаться нейтральным. Сторонний наблюдатель вынужден принять ту или иную сторону.
Очень соблазнительно встать на сторону преступника. Единственное, что требует от стороннего наблюдателя преступник, – это не делать ничего. Он апеллирует к всеобщему, универсальному стремлению не видеть, не слышать и не говорить ничего дурного. Жертва же, напротив, просит, чтобы наблюдатель разделил с ней бремя боли.
Скрытность и молчание — главный рубеж обороны. Преступник хочет, чтобы о событии никто не узнал, общество не хочет признавать, что жестокие люди — его часть.
Изучение истерии — прогрессивное и дерзкое для того времени, — позволило впервые увидеть в женщине не молчаливый объект, а объект чувствующий и проживающий жизнь. Шарко, Жане, Фрейд — всё шло хорошо, пока не упёрлось в то, что общество было не готово признать доминирующую проблему, приводящую женщин к посттравматическому синдрому: изнасилования и инцесты.
Отношение к травме поменяла Первая мировая война. (кстати, чудесно о ней написано в книге «Всё страньше и страньше», я писала о ней тут) Оказалось, что разрушена иллюзия мужской чести и славы в бою. 40% потерь личного состава британских военных — психические расстройства.
Когда существование боевого невроза было уже невозможно отрицать, фокус медицинской дискуссии сместился на моральные качества пациентов.
Проблему замалчивания поствоенного состояния подняли ветераны войны во Вьетнаме.
Солдаты любой войны, даже те, кого считают героями, горько сетуют на то, что никто не желает знать настоящую правду о войне. А если жертва изначально обесценена (женщина или ребенок), она может обнаружить, что самые болезненные события ее жизни выходят за рамки одобренной обществом реальности. Ее опыт становится невыразимым – в том плане, что его нельзя выражать.
Исследование боевой психологической травмы становится допустимым только в контексте, который высказывает сомнения в правильности принесения в жертву ради войны молодых людей.
Исследования военной травмы привели к нескольким выводам, но среди них был ключевой — лучше справлялись с травмой и переживали страх в моменте те, кто был связан узами дружбы с сослуживцами. Причем в процессе восстановления эти отношения чаще становились более исцеляющими, чем общение с семьей. Множество проходящих лечение военных стремились вернуться на передовую, желая помогать друзьям.
Чтобы удерживать травмирующую реальность в сознании, требуется социальный контекст, который поддерживает и защищает жертву, соединяет жертву и свидетеля в общий союз. Для переживших травмирующий опыт этот социальный контекст создают отношения с друзьями, близкими и родственниками. Для общества — политические движения, позволяющие высказаться тем, кого лишили силы и власти.
«Боевой невроз войны полов» — подглава про феминистское признание сексуального насилия, трансформацию частной трагедии в общественно проживаемый опыт. Женщины переживали изнасилование как угрозу увечий и смерти и после испытывали симптомы, аналогичные тем, что испытывали ветераны войн.
Отдельные главы посвящены ключевым параметрам травмы.
Ужас
Травмирующие события экстраординарны не потому, что происходят редко, а скорее потому, что сильнее обычных человеческих способов адаптации к жизни.
Травмирующие события запускают цепочку физиологических изменений, причем при длительной нагрузке система начинает сбоить — выдавать избыточную реакцию на безобидные триггеры. (свежий ролик ООН как раз про такую реакцию)
Основные реакции нервной системы:
Перевозбуждение — вздрагивание, сверхбдительность, ночные кошмары, психосоматические нарушения.
Интрузия — постоянное повторное воспроизведение ощущений травмы, при отсутствии травмирующего контекста.
Последствие травмы взрослых схожи с воспоминаниями детей: остается эмоциональный отпечаток, но невозможно вспомнить детали.
...лингвистическое кодирование памяти неактивно, и центральная нервная система вновь прибегает к сенсорным и образным формам памяти, преобладающим в начале жизни.
Дети свои травмы с легкостью воспроизводят в игре, даже не осознавая этого. Взрослые же могут повторять действия, подвергая себя намеренному риску, в желании «отменить» произвошедшее: переиграть случившееся в тех же местах, с теми же людьми, поступая аналогичным образом и т.д.
Избегание — состояние, похожее на гипнотический транс. Деперсонализация, дереализация, усиленное восприятие образов, спокойствие, отстраненность, торможение.
Эта форма реакции часто приводит к увлечению психотропными веществами, поскольку человеку трудно интегрироваться в общество и приступить к исцелению. А человек с нераспознанным посттравматическим расстройством обречен вести ограниченную жизнь.
Разрыв связей
Травмирующие события уничтожают фундаментальные представления пострадавши о своей позитивной ценности, о безопасности мира и об осмысленном порядке его творения.
Как отчаянные попытки восстановить связь, во время травмы люди призывают первородный источник защиты: маму или Бога.
Когда на этот зов никто не откликается, ощущение базового доверия исчезает.
Травма возвращает прежние трудности, связанные с автономией, компетентностью, близостью, идентичностью. Травма разрушает связь с телом, нарушает телесную неприкосновенность. Она уничтожает веру в то, что человек может быть собой в отношении с другими.
(Позже в книге поднимается вопрос использования этих механизмов как базы для пыток: невозможность самому принимать решение когда есть, в чем ходить, когда спать (депривация сна - частая форма пытки) и разрыв с внешним миром и близкими (в том числе через изъятие символов связи - обручальных колец и памятных вещей))
Уязвимость и резильентность. Оказывается, индивидуальные личностные характеристики мало значат в вероятности получить сильное посттравматическое расстройство. Большинство симптомов которые потом проявляются связаны с индивидуальной историей детства. Но есть один механизм (его еще зовут стрессоустойчивостью), который основывается на общении: чем больше люди общаются, коммуницируют, строят коллективные планы, тем лучше они позже справляются с расстройством и тем проще проживают травму в моменте.
Социальный контекст сильно влияет на скорость восстановления. Часто в обществе нормально воспринимается отстраненность и агрессия мужчин и это не воспринимается как последствие травмы. От этого поведение усугубляется. Женщинам после изнасилования важно вернуть себе физическую автономию — эффективнее всего это самодостаточность, решимость, внимание к собственным чувствам и активизм, коллективное действие с другими женщинами.
Социум юридический, когда он касается женщин, не способствует лечению последствий травм. Суденбные процессы по актам изнасилования часто подламывают женщину и заставляют ее многократно переживать повторение случившегося.
Читайте меня в телеграмм — там еще больше про нон-фикшн книги и мастриды, расширяющие кругозор.