Насекомый интеллект

Часть 1. Близкие контакты.

Глава 1. Отраженье отраженья.

Адам Лукач, сколько себя помнил, всегда был неравнодушен к науке и к фантастике, а в особенности — к научной фантастике, и с детства взахлёб потреблял буквально всё, что мог найти среди литературы и кинематографа в этом жанре. Особенно сильно его увлекала мысль о ещё несовершенных открытиях о самой сущности мироздания, которые были бы в состоянии сделать вчерашнюю научную фантастику сегодняшней реальной технологией. И хотя его усердие и упрямство в процессе того, как он пытался грызть гранит науки, вызывали даже у его преподавателей уважение и иногда немного тревогу, хватать звёзды с неба над академическим полем деятельности он *всё-таки* так и не начал.

Мысль о том, что великим ученым ему увы стать не суждено, пришла к нему в тот момент, когда он уже восьмой месяц к ряду служил младшим научным сотрудником в своем же институте после того, как из него выпустился. Эта мысль удивительным образом совпала с его же наблюдением, что в жанре научной фантастики стало всё тяжелее и тяжелее находить что-то реально стоящее, что захватывало бы и вдохновляло на научные изыскания. Переспав со всем этим багажом (прицепом) умозаключений, наш молодой ученый обнаружил, что за все эти годы к науке он охладеть всё-таки успел.

Однако, не смотря на неизменную страсть к фантастике, да и в целом — к литературе, мысль попробовать себя в звёздохватании над художественным полем деятельности ему пришла не сразу. Стоит сказать, что перед этим Адам сполна вкусил от целого года тухлых миазмов собственного же экзистенциального кризиса, от которого время от времени пытался скрыться в страницах новых научно-фантастических книжек, которые на самом деле обычно уже странице на тринадцатой начинали являть читателю свою второсортность, а то и третьесортность. Однако, мысль попробовать написать что-то научно-фантастическое самому однажды ему всё-таки пришла. И такие долгие и одновременно мимолетные годы спустя…

Адам Лукач смотрелся в зеркало, повторяя заученную речь. Сегодня ему было суждено взять очередную высоту в дисциплине писательского искусства: его восьмая по счету книга получила Пулитцера, и Адам готовил слова благодарности за признание и перечислял в памяти имена всех, кого хотел поблагодарить за веру и поддержку.

Надо отметить, что его книга произвела невероятный фурор по всему миру и уже через год после издания была переведена на одиннадцать иностранных языков, и она и вправду была прорывом человеческой мысли, Лукачу удалось описать идеи и концепции науки и жизни, которые были совершенно инновационны для своего времени, в то же время он воплощал социальные противоречия и проблемы в настолько непредсказуемых и фантастических сюжетах столкновения человечества со внеземным интеллектом, что они буквально обнажали суть людского общества и его замысел, его пороки и благородства до такой степени, что философы-современники смогли за этим разглядеть и саму Цель Творения Человека.

Определенно Пулитцеровская премия была лишь скромной долькой вознаграждения, которое, вероятно, по-настоящему заслуживал научно-фантастический роман с названием «Насекомый интеллект» пера скромного и чудоковатого в жизни писателя-фантаста и популяризатора науки по фамилии Лукач, боснийского серба по происхождению: ведь вклад в развитие человечества, заложенный в этой книге, предстояло осознать и оценить лишь поколения спустя. Но и сам Адам Лукач этого ещё не знал, как и вообще об этом даже не думал; сейчас он просто смотрелся в зеркало, повторяя заученную речь. Через четверть часа ему уже нужно быть в автомобиле, который подадут к отелю, чтобы отвезти его на церемонию награждения лауреатов.

Те дальнейшие тринадцать минут, которые автомобиль провел в движении, показались Адаму самым нескончаемо долгим промежутком его жизни, ведь в памяти разрывами фейерверков стали с огромной скоростью и мельчайшей детализацией проноситься моменты, связанные с написанием “Насекомого интеллекта”: лица, встречи, мысли, умозрительные эксперименты, дискуссии и любые другие форматы ведения осмысленного диалога и, что?.. — еще сны?.. Вспоминая всё больше и больше подробностей прошлого, ему самому начинало казаться странным, что описанные в его книге, вообще, хоть когда-то были его собственными мыслями.

Однако, уже давайте перестанем быть голословными, и постараемся с максимальной точностью также вспомнить всё то, что в тот момент вспоминал Адам, проносясь по вечереющему Нью-Йорку, уставившись в одну точку, расположенную где-то за стеклом его окна в авто, но из этой точки так хорошо были различимы образы Нью-Йорка, отражающиеся в отражении его собственного лица. Им так нравилось земное зрение, и за его постижение они были готовы щедро платить своими собственными ноу-хау о вселенском знании. Но Нью-Йорк им не нравился: ни Адаму Лукачу, ни разумным насекомообразным инопланенянам, или проще говоря – сапиосектоидам.

Тут у Лукача впервые произошел проблеск обратной связи контакта, который сапиосектоиды установили с ним уже тринадцать-четырнадцать земных лет назад. Он увидел, грубо говоря, как это работает.. но словно как будто отражение даже не самой сути происходящего, а лишь – карикатуры этой сути в мутной луже. Однако кое для кого в Солнечной системе этот момент стал настоящим прорывом: для сообщества сапиосектоидов это был первый подтвержденный успешный осознанный контакт с разумной инопланетной формой жизни. И они сами конечно же знатно офигели, одномоментно открыв для себя весь психо-эмоциональный спектр земных млекопитающих: этот спектр и стал причиной того, что потом сапиосектоиды еще очень долгие годы к месту и не к месту начинали впадать в состояния измененного сознания и эйфорию высоких амплитуд… короче говоря, инопланетные насекомые в буквальном смысле начинали истово кайфовать, попадая в синхронное осознание с “коллективным человеческим (лучше наверное как-то так сейчас эту концепцию определить – типа на интуитивно-понятном уровне)”, однако думаю нам, людям, всё-таки вряд ли понять, что в такие моменты чувствовали насекомыши-сверчки, или шершни, тараканы, жуки – так называли сапиосектоидов во вселенной насекомого интеллекта жители Земли, которые сделали выбор быть агрессивными и враждебными по отношению к инсектоидам..

Именно в тот момент в дорогой машине в Нью-Йорке, Лукач испытал очень богатую гамму чувств, основной нотой которой всё-таки выступил страх, и это был настолько фундаментальный, давно забытый животный страх, которого человечество уже не испытывало тысячелетия, поэтому этот страх и пополз распространяться по всему человечеству через приоткрытую ноосферу. Вообще, это был страх сродни тому, что должно быть чувствуют перед тем, как тебя неминуемо сожрут со всеми потрохами. Адама прошибло настолько глубоко этим чувством, что он буквально оцепенел в попытке беспомощно расплакаться, но он так и не смог этого сделать, вместо этого он расхохотался настолько сильно, что некоторое время не мог себя остановить, при этом его попытки выглядели в дополнение еще и кринжово. Водитель такси удивился немного, увидев в зеркале изменения настроения своего пассажира, однако не придал происходящему большого значения. Мало ли, гении – такие гении, и самое главное – водитель профессионально, за мгновение, успел считать в глазах Адама, что нужны в остановке нет и помощь ему не нужна.

Когда Адаму удалось немного успокоиться, оставалась еще буквально пара минут до завершения пути, однако ему трудно было скрыть волнение и возбужденность, связанные с тем, что только что он буквально увидел как за землянами уже второй десяток лет с орбиты Юпитера наблюдали разумные инозвездные насекомые. Их “корабль” просто не выходил из планетарного затмения, чтобы жители Земли не смогли увидеть лишнее космическое тело с домашней планеты, а у космических миссий землян не было особых задач смотреть в ту сторону космоса.

Тем временем к Адаму Лукачу пришло и относительное спокойствие, потому что он догадался, что если бы сапиосектоиды и правда преследовали цель стереть человечество с лица Земли, то это событие было бы уже событием сравнительно недавнего прошлого.

То есть получалось, что сапиогуманоиды зачем-то были очень нужны сапиосектоидам, ну, в смысле живыми, и Лукач пока что не понимал зачем совсем, но уже не мог об этом не думать. Вообще, почему-то большую часть идей, объясняющих существование этой их нужды в нас, и додумывать до конца-то ему уже совсем и не хотелось… почему-то они все как одна начинали отдавать чем-то мрачноватым и безысходным.

Уже выйдя из автомобиля, уважительно кивнув своему вежливому, но такому молчаливому водителю, и перед тем, как ступить на красную дорожку, Адам Лукач буквально на миг задержался перед входом, обернувшись, и всматриваясь словно в поисках добрых знаков в силуэты города – точнее, в его ночное небо, замусоренное высотками и иллюминацией. Смотря в ту сторону в тот момент Адам пытался метафорически разглядеть где-то там хотя бы призрачные намеки о возможных намерениях и желаниях сапиосектоидов, но увидел лишь черноту. Или всё-таки смог уловить отраженье отраженья той самой сути?

Глава 2. Давайте познакомимся.

Межзвездный вид Грансектус (прим. автора от “гранд” - большой, и “инсект” - насекомое) Сапиенс Интерстеллар – Gransectus Sapiens Interstellar: сапиосектоиды так сами захотели назваться в людской классификации организмов, а потом и сами предложили более удобный в разговоре вариант сапиосектоиды – типа инопришленцы, но сапиенсы – т.е. разумные, и инсектоиды – т.е. насекомообразные. Для них нашим языком мы конечно же стали сапиогуманоидами, правда пока не интерстелларами, в отличие от них, что на самом деле создавало между нами некоторое различие.

Для насекомых инопланетян, кстати говоря, мы, сапиогуманоиды, были даже не первым вариантом из разнообразия видов на Земле, с кем они рассматривали установление контакта перво приоритетным. Какой-то их собственный протокол предписывал им для начала “связаться” или хотя бы попытаться “связаться” с наиболее “близкими эндемичными кузенами”, т.е. организмами, наиболее близкими с точки зрения “генетического железа”, на котором собиралась жизнь, которых они нашли в раках-богомолах, также известных как креветки-богомолы, но психо-эмоциональная отдача от этого вида организмов оставила желать лучшего. Также они предприняли попытки сконтактировать с пчёлами и муравьями, как оказалось только лишь для того, чтобы убедиться, что земные роевые насекомые пошли по пути хемосенции и строительство языкового аппарата для общения с ними будет буквально титанической задачей, а пример с раками-богомолами уже сообщал о том, что “протокольный подход” может давать осечки, особенно если применяется не в домашней звездной системе.

Пожалуй тут оговориться, что для сапиосектоидов “контакт” с тем или иным видом, населяющим Землю, не был “контактом” в прямом, человеческом, смысле. Дело скорее всего было в том, что их знание о Вселенной изначально строилось на понятиях полей и волн, одним словом, им не пришлось сталкиваться с дуализмом частица-волна. И для них не было секретом, что сигнатуры биологической жизни на нашей планете присутствуют еще с расстояния __ световых лет. Тем не менее они не могли точно знать насколько технологически развита биологическая жизнь, населяющая планету, враждебна ли она, да и в целом не патогенна ли потенциально для самих сверчков. В общем, для сапиосектоидов пренебрежимая малость и стремительность к нулю возможности встречи с инопланетной формой жизни начала компенсироваться кратно растущими рисками и их усложняющейся прогнозируемостью.

И, видимо, слава Всезвёдным богам, насекомыши сильно заосторожничали, наткнувшись на густо заселенную жизнью каменистую планетку неподалеку от ничем не примечательной звезды главной последовательности. Поэтому ими был реализован план незаметного проникновения в нашу звездную систему, включавший в себя несколько корректируемых маневров, но об этом чуть позже.

Словом, вполне себе уютно устроившись чуть поодаль Юпитера, и направив зонд-передатчик в пояс астероидов, пришельцы уже вполне хорошо смогли разглядеть что из себя представляет наша Земля. Хотя не нужно думать, что они на нас в тот момент смотрели так, как бы мы смотрели на них, будучи на их месте. Им наша планета изначально виделась системой из двух каменистых планет, одна из которых была наполнена огромным количеством сигнатур, заплетенных во фрактальные узоры био волн, складывающиеся вместе, и сплетающиеся в замысловатый многомерный вихрь. И в этом бульоне волн и сигнатур, насекомыши довольно быстро вычленяли отдельные ноты, мелодии и композиции и буквально уже через считанные минуты и часы, считывая коды ДНК землян, могли представлять как организмы-аборигены выглядят, какой образ жизни им присущ и еще много какой полезной информации.

Сапиосектоиды, вопреки большинству произведений фантастического жанра про пришельцев, постулирующей внезапное, вероломное, грязное и кровавое вторжение инопришленцев на Землю, предпочли всего лишь сблизиться с ней до безопасного расстояния, с которого можно было бы рассчитывать на то, что аборигены-земляне будут не способны обнаружить их так долго, как того потребует момент.

И человеку, наверное, очень сложно было представить, что испытывала мегалоколония разумных ульев роевых инопланетных насекомых, изучая жемчужину системы Солнца. Каким-то “Мы всё-таки не одни!” это не передать. Летопись научного знания насекомышей непрерывно велась уже более одного с четвертью миллиарда земных лет, и они всё больше полагались на свойства волн, структуру поля, вероятностный подход, степени свободы и суперпозицию.

Да и в целом, нужно сказать, что биосигнатуры раков-богомолов, пчёл, муравьев (а представьте сколько их еще видов!) инсектоиды просто чуть раньше смогли распознать и дифференцировать из общей земной смеси, например – от биосигнатур млекопитающих и биотехносигнатур человека. И так как они смогли быть распознаны чуть раньше, некоторая часть интеллектуальных ресурсов колонии насекомышей уже была направлена на оценку потенциала создания семантического переводчика (пока что только в одну сторону – в сторону понимания сапиосектоидами аборигенов, очевидно, в идеале – их намерений).

В итоге инопришленцы довольно быстро разглядели и города, и селения людей поменьше, теплицы и пастбища, энергостанции и сельхозугодья, корабли и самолеты, и вообще всё… короче, стало очевидно, что только с человечеством стоило бы установить более интеллектуальный контакт при весомой целесообразности такой нужды, конечно же. Тем не менее по прибытию в нашу звездную систему целесообразность такой нужды для инсектоидов не спешила набирать вес, и словно предпочла пока что даже не покидать зону невесомости, уютно устроившись в одной из точек Лагранжа на орбите Юпитера.

Короче, никакой триумфальной встречи разумных организмов из плюс-минус соседних звездных систем не состоялось, а поэтому и помпезного приема со шведским столом, барбекю,  пивом и ламповой дискотекой по этому случаю организмы закатывать не стали. Вместо этого люди продолжили делать вид, что хозяйничают (с большой натяжкой) в пределах хотя бы своей родовой планеты, а отнюдь – не домашней звездной системы; оставаясь всё такими же, как и тысячи последних лет, пожираемыми страстями и иссушаемыми страхами, наполненными грузом противоречий и терзаемыми ношей потенциально неверного выбора. И даже при наличии такого прогрессивного набора оптических инструментов, как врожденных, так и технических, а также – имении в своей научной летописи пары-тройки довольно изящных изобретений в спектро- и фотометрии, человеки на годы вперед остались в полном неведении о том, что за ними пристально наблюдает незваный, немногословный, незаметный инозвездный гость, который неслышимой поступью вошел и расположился на соседнем стуле твоей кухни.

Или?.. а что если то, что ты всегда считал своей кухней оказывается лишь скромными застенками в чьих-то гораздо более колоссальных, многомерных замысловатых хоромах? Это как так получается, что ты и на своей кухне – уже не хозяин?!. Фигня какая-то… подумал Адам Лукач.