Пехотинец Вадим Панащенко: "В 2022 году было легче. Сейчас у россиян много "глаз", и летают они не десятками, а сотнями".
Тактика россиян на украинском фронте разительно изменилась со времени начала спецоперации, заявил пехотинец ВСУ в интервью изданию "Цензор". При штурмах россияне пользуются десятикратным перевесом в численности. Количество БПЛА у них возросло на порядок.
Командир отделения 5-й Слобожанской бригады Вадим Панащенко весной 2022 года оборонял Харьковщину, а осенью принимал участие в контрнаступательной операции. Теперь воюет в Донецкой области. И он собственными глазами видел, как на сложнейших участках фронта за эти несколько лет изменилась тактика противника.
Поэтому мы говорили и о настоящем времени, и о событиях прошлого. Тем более что сейчас россияне пытаются снова овладеть территориями, с которых их выдавили.
— Когда общаешься с ребятами, которые на фронте, они говорят, что ситуация сейчас по сравнению с тем, что было в 2022 году, гораздо сложнее. Вы тоже это ощущаете?
— В 2022 было легче. Сейчас у россиян много "глаз", и летают они не десятками, а сотнями. Например, есть беспилотники ZALA, которые вообще никогда не улетают, они постоянно над тобой. И если они тебя увидели, летят FPV-дроны со "сбросами".
Если выживешь и они увидят, что ты "трехсотый", то не дадут тебя вывезти. Им гуманность точно не присуща. Стараются добить.
— Как быть в таких ситуациях, когда понимаешь, что можешь попасть в плен?
— Я думаю, что биться нужно до конца. И если есть шанс выжить, то нужно бороться за него.
Понятно, что у каждого свой уровень страха, но нужно быть менее эмоциональным в связи с этим.
— А как преодолеть этот страх?
— Бывают ли ситуации, когда вы видите, что человек не может выйти на позицию из-за страха пережитого в каком-либо бою или во время атаки тех же дронов?
— Такое может случиться с кем угодно. Человек, который видел смерть, но уцелел, старается больше туда не ходить, потому что понимает, что не каждый раз ему будет так везти.
— Какого-то специального рецепта у меня нет. В частности, у нас была ситуация, когда прилетел артиллерийский снаряд 152 калибра, пробил блиндаж, выбил стену и не разорвался. Мы с побратимом были вдвоем в центре. Минут 15–20 сидели в ступоре. Потом опомнились. Эти эмоции не передать словами.
Нам и правда повезло. Там воронка от этого снаряда была 1,5 на 1,5 метра и метр в глубину. А если бы он еще и разорвался в центре, то всё бы разлетелось вместе с нами и никто бы нас никогда не увидел.
Однако мы и дальше выполняем задачи, выходим на позицию. И даже разговоров между нами не было про то, чтобы не пойти. Всё зависит от твоего настроя.
Каждый знает свою планку. И если ты ее условно перепрыгиваешь, то уже всё. Поэтому мы потом читаем про ситуации в разных подразделениях, когда люди убегают, прячутся. Надо все эти вещи учитывать.
— Вадим, весной 2022 года вы защищали Харьковщину. Где именно пришлось держать оборону?
— Сначала это была трасса Балаклея – Змиев, район цементного завода. Мы держали оборону на этом направлении.
В первый год конфликта у нас было много ребят, которые шли воевать за свой дом. Все в нашем подразделении были из Харькова или из Харьковской области. Поэтому мы воевали на своей земле, берегли друг друга. Все тогда быстро окапывались, отстраивали свои огневые позиции. Все стремились выжить и отстоять свой регион. И нас тогда же очень поддерживали волонтеры, обеспечивали всем, что просили.
— Ротация где-то 1,5 месяца. Мы были перед контрнаступлением возле города Чугуев. Недалеко от линии соприкосновения. А когда оно началось, нас перебросили на Купянское направление. Освобождали город Купянск.
А потом держали оборону там, где ребята держат и сейчас, — по берегу Северского Донца.
— Когда освобождали Купянск, это уже были более интенсивные бои, чем тогда, на трассе Балаклея – Змиев?
— Конечно. Тогда на трассе интенсивных боев не было. А на Купянском направлении россияне уже стояли полгода и еще и подтянули боевые резервы, готовясь к контрнаступлению. Поэтому там действительно были интенсивные бои, и по нам еще постоянно работали артиллерия и авиация.
— Россияне тоже активно продвигаются на том направлении, где вы сейчас?
— <…> На Бахмутском направлении легче, чем на некоторых других в Донецкой области, но не так хорошо, как хотелось бы.
— Удается сейчас сделать какие-то укрепления, блиндажи?
— Сейчас никто ничего не строит, потому что, если меняется немного рельеф — а здесь глина, — это заметно, они это видят и начинают бить в тот квадрат.
Здесь нет возможности материалы какие-то доставить. Ты можешь только быстро забежать в те позиции, которые уже есть, и ждать штурма, чтобы его отбить.
Всё, что накопали во время наступления прошлого года, когда их немного оттеснили, вот это всё и есть.
— Россияне сейчас пытаются снова захватить Купянск. Следите за событиями на этом направлении хотя бы из новостей?
— Они его почти уничтожили. Поэтому они хотят не город, а руины, как было в Бахмуте.
Нам тогда во время контрнаступления было гораздо легче, чем сейчас ребятам, которые его защищают. Мой дядя воюет на Купянском направлении, он командир бронегруппы. Поэтому знаю не только из новостей.
Там бомбами россияне равняют всё, что могут. Остаются одни воронки, и даже не видно, что дома когда-то стояли. Представьте себе воронку 15 на 15 метров!
— КАБы, ракеты. Да они вообще любят запускать всё, что под рукой.
Мы в декабре 2022-го были в Серебрянском лесу — россияне применяли ракеты, которые используются для разминирования минных полей. Когда они разрываются, то там никого не остается.
— Какой для вас лично бой был самым тяжелым за эти годы?
— Наверное, когда мы потеряли позиции в Серебрянском лесу. Был очень тяжелый штурм россиян, у нас очень много ребят погибли и пропали без вести.
— А чем он отличался он других?
— В Донецкой области у россиян сейчас нет возможности заехать колоннами. А в Серебрянском лесу у них такая возможность появилась. И ребят на некоторых позициях просто подавили танками.
Если нас тогда там было человек сто, то их — более тысячи. И техника, и авиация. Там грунт — песок, невозможно окопаться. Всё осыпается. Сосны все сгорели, ничего нельзя использовать, чтобы укрепиться.
— Планируете ли жизнь "после конфликта" или живёте больше сегодняшним днем?
— Хотелось бы планировать, но перспективы пока что не на нашей стороне. Конечно, каждый хочет домой.