A Dark and Savage Magic / Темная и дикая магия. 2 Глава
Автор оригинала:Tessa Crowley (tessacrowley)
Оригинал:https://archiveofourown.org/works/53280895/chapters/134836654#main
Пэйринг и персонажи:Гарри Поттер/Драко Малфой, Том Марволо Реддл/Драко Малфой, Люциус Малфой, Нарцисса Малфой, ОЖП, Северус Снейп, Рон Уизли, Гермиона Грейнджер, Пэнси Паркинсон, Маркус Флинт
Метки:AU / Ангст / Ведьмы/Колдуны /Драма / Изнасилование / Кноттинг / Метки / Мужская беременность / Омегаверс / Подростковая беременность / Религиозные темы и мотивы / Сексуализированное насилие / Течка/Гон / Феминистические темы и мотивы / Чистокровные AU (Гарри Поттер)
Описание:Говорят, что самые первые заклинания творились без палочек, что это были сделки, заключенные с природой. Говорят, что магия в теории была безграничной, равной лишь той цене, которую готов был заплатить заклинатель, достаточно сильной, чтобы сдвинуть горы и изменить очертания неба. Говорят, что омеги были первооткрывателями этой магии, ее исследователями и хранителями.
Примечания:Но это было много тысяч лет назад. Прошли века с тех пор, как последний из друидов испустил дух. Их знания и сила перешли из историй в легенды, из легенд в мифы. Теперь омеги - это низший класс, а друиды - пережиток идеализированного, но недостижимого прошлого. Драко Малфой, будучи сам омегой, обладает природными способностями к древней магии, которые не принесут ему пользы.
Прогресс перевода 2 из 9 глава
Разрешение на перевод получено.
Глава 2: За пределами золоченой клетки.
Второй раз за два года Драко оказался за пределами Малфой Мэнора. В отличие от прошлого раза, он был с отцом, который маячил за аркой, ведущей в главный зал «Мантий на все случаи жизни» мадам Малкин. Он оплачивал школьную форму Драко и не замечал пришедшего мальчика, который только что попытался завязать разговор.
Драко бросил нервный взгляд на отца, затем снова посмотрел на мальчика. Он был ровесником Драко, тощий, как шпала, с буйными черными волосами и зелеными глазами скрытыми за стеклами очков, сломанных посередине. Его одежда была поношенной и слишком большой, и он смотрел на Драко с легкой, нерешительной улыбкой.
А еще он был альфой. Драко понял это раньше, чем все остальное. Соблюдение правил приличия заставило Драко покорно опустить глаза в пол.
Мальчик промолчал. Когда Драко украдкой взглянул на него сквозь пряди своих длинных волос, на лице мальчика появилось недоуменное выражение.
— Что такое альфа? — спросил он в конце концов.
Драко нахмурился. Он поднял голову и снова посмотрел на него, а затем на отца, который сейчас о чем-то болтал с мадам Малкин.
— Э-э-э, — сказал Драко. Он не знал, как это объяснить. А еще он не знал, зачем ему это нужно. Как альфа может не знать, что он альфа?
— Так вот, меня зовут Гарри. А тебя?
— Я… — запнулся Драко, — Драко Малфой, альфа.
— Я только что сказал тебе, что меня зовут Гарри, — сказал Гарри, который начинал звучать немного беспомощным. — И я до сих пор не знаю, что такое альфа.
— Это… — начал Драко, но не знал, как закончить. Как он мог объяснить это?
— Извини, если это странный вопрос, — сказал Гарри, когда через некоторое время Драко так и не придумал ответа, — но почему ты носишь юбку?
Драко опустил взгляд на себя. Под распахнутой черной мантией, которую все еще подшивала заколдованная игла мадам Малкин, виднелась серая юбка длиной до колен, и Драко неловко переступил на табурете.
— Потому что… на улице жарко? — ответил Драко. Если Гарри чувствовал недоумение, то это было вполне справедливо: Драко тоже.
— В смысле, — продолжил Гарри, — я никогда раньше не видел, чтобы мальчики носили юбки. Это у волшебников так принято? Здесь мальчики носят юбки? Мне тоже придется носить юбку?
Драко рассмеялся, прежде чем смог остановить себя, а затем быстро закрыл рот рукой. В ужасе он снова взглянул на дверь. Отец все еще разговаривал с мадам Малкин, которая нетерпеливо задавала ему вопросы о парадной одежде.
— Э-э, — сказал Драко, — я полагаю, ты мог бы, если бы действительно хотел, но нет, ты не обязан. Единственные мальчики, которые носят юбки — это омеги.
Гарри в отчаянии спросил: — А что такое омега? Мне так много нужно узнать.
Внезапно все встало на свои места, и Драко резко вдохнул. — Ты…?
Драко бросил последний взгляд на отца. Тот все еще не замечал, что Драко больше не один. Если бы он заметил, то наверняка был бы недоволен тем, что Драко разговаривает с альфой, да еще и одного с ним возраста.
Он понизил голос, чтобы продолжить, — Ты магглорожденный?
Гарри склонил голову набок. — Я кто?
— Твои родители, — уточнил Драко, все еще на низких тонах — единственное, что могло бы разозлить отца больше, чем разговор Драко с альфой, — это разговор Драко с грязнокровкой. Не то чтобы он когда-либо слышал о магглорожденных альфах, но он допускал, что такое возможно. — Они магглы или ведьма и волшебник?
— Ох. Они были ведьмой и волшебником, но умерли, когда я был маленьким. Я рос с тетей и дядей, которые магглы. Я не знал, что я волшебник, до вчерашнего дня.
— Понятно. Мне очень жаль это слышать, аль — э-э, Гарри. О твоих родителях, я имею в виду.
Хотя, как полагал Драко, это объясняло, почему он ничего не знал об альфах и омегах. Магглы, если Драко не ошибался, были бетами и вообще не могли ощущать магию в других. Пока Драко силился составить краткое и понятное объяснение того, что такое альфы и омеги, Гарри поспешил перейти к другому вопросу:
— Извини, если это странно, но почему ты пахнешь цветами?
— По той же причине, по которой ты пахнешь петрикором, — ответил Драко. — Это то, как мы ощущаем магию.
— Это… это аромат только что прошедшего дождя на очень сухой земле. — Это был один из любимейших запахов Драко. У него были приятные воспоминания о том, как поздним летом он часами сидел в саду, вдыхая свежий аромат недавно прошедшего дождя.
— О. Значит, я пахну петрикором, да?
— Мхм. И еще чем-то. Не могу сказать точно. — По крайней мере, не зарывшись лицом в шею Гарри, а это бы выглядело не очень прилично.
В этот момент Драко со странным чувством осознал, что никогда не разговаривал так долго ни с кем кроме членов своей семьи, за исключением профессора Снейпа, который, по твердому убеждению Драко, был не в счет.
— Наверняка именно поэтому от Хагрида пахло пирожками с фаршем. Я просто подумал, что он положил несколько штук в пальто или что-то в этом роде.
Чем дольше он говорил, тем более взволнованным Гарри выглядел. Драко мог только предполагать, что он был одним из первых, с кем он когда-либо говорил о магии. На его месте Драко, наверное, тоже был бы взволнован. Драко как раз собирался спросить, кто такой Хагрид, когда Гарри снова заговорил:
— Могу я спросить тебя о Хогвартсе? У меня куча вопросов, и я думаю, что уже утомил ими Хагрида.
— Э-э, — сказал Драко, а затем резко замолчал, когда в комнату вошел его отец.
Драко вмиг оказался словно на грани. Он выпрямился, опустил глаза и сложил руки перед животом — правильная и покорная поза, которую вбили в него долгие уроки этикета, — как раз когда отец сказал: — Драко.
Драко не нужно было поднимать взгляд, чтобы понять, что глаза отца устремлены прямо на Гарри. Он оценивающе оглядел его, как это обычно делают альфы по отношению друг к другу — Драко не раз это видел, когда богатые альфы-друзья отца из Священных Двадцати Восьми приходили к нему, чтобы выпить бренди и поговорить о деньгах.
Но быстрый взгляд сквозь челку подсказал ему, что Гарри поступает иначе. Выражение его лица было скорее недоумённым, чем каким-либо другим, словно он пытался понять Люциуса Малфоя, но не мог этого сделать.
— И проблемы, связанные с тем, что омега оказывается в обществе, возникают в первый же день, — сказал отец. — Не прошло и часа, как ты вышел из дома, а вокруг тебя уже ошивается альфа, Драко? Меня обуревают воспоминания.
— Мы просто разговаривали, отец.
— Это никогда не бывает просто разговором.
Драко знал, что лучше не протестовать. Он опустил голову. Гарри же посчастливилось не знать нрава отца, и он сказал: — Мы действительно просто разговаривали.
— Держись подальше от моего сына, — это все, что мог сказать отец. — Его выкуп невесты может разорить развивающуюся страну. Достаточно сказать, что… — (он с упреком окинул взглядом рваную одежду Гарри) — он тебе не по зубам.
Драко хотел сказать, что Гарри, вероятно, даже не знает, что такое выкуп невесты, но выражение лица Гарри сделало это само за себя.
— Ну вот и все, дорогой, — сказала мадам Малкин, прежде чем разговор продвинулся дальше. Часть Драко была разочарована прощанием с Гарри. Но гораздо большая часть была рада, что отец окажется как можно дальше от странного мальчика. Драко и так будет нелегко найти друзей в школе, даже без того, чтобы отец на них рычал.
— До свидания, Драко, — окликнул Гарри, когда мадам Малкин сняла с него мантию, а отец проводил его к выходу из магазина.
Драко не удержался и бросил последний взгляд через плечо. Гарри все еще стоял на табурете, неловко улыбаясь и махая рукой. Драко нерешительно улыбнулся в ответ.
— До свидания, Га... эм, альфа.
Как только дверь магазина с грохотом закрылась, отец сказал: — Именно поэтому я не хотел, чтобы ты поступал в Хогвартс.
Драко знал, что отец говорит не для того, чтобы услышать его мнение, поэтому ничего не сказал.
— Сколько альф учатся в школе? У нас примерно каждый десятый, значит, около восьмидесяти? Больше? Думаю, один из них даже может быть в списке претендентов на тебя, ради Мерлина. Если бы я не был уверен, что твоя мать взбесится, я бы сам наложил на тебя чары целомудрия.
Драко слышал упоминания о чарах целомудрия (он помнил, как мать говорила, что была под ними большую часть своей юной жизни, и всегда говорила об этом с горечью), но не знал, что именно они делают. Его не очень интересовало, какие альфы могут быть зачислены в школу, поэтому вместо этого он задался вопросом, будут ли там другие омеги. Он знал, что омеги встречаются гораздо реже, чем альфы — один из ста, так всегда считал Драко, — и знал, что большинство из них учится на дому. Драко никогда не встречал других омег, не считая матери. Он задавался вопросом, много ли у них общего.
— Ты должен быть очень осторожен, чтобы не дать альфам в Хогвартсе никаких поводов, Драко.
Драко моргнул, выныривая из задумчивости и поднимая взгляд на отца, который сурово смотрел на него.
— Не искушать их в чем? — спросил Драко, недоумевая.
— Не притворяйся, Драко, — сказал отец и открыл дверь в соседний магазин. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Я действительно не понимаю, — начал Драко, но не смог закончить, потому что, как только он шагнул в магазин, что-то пронеслось в воздухе и врезалось прямо в центр его лба.
Перед глазами Драко вспыхнули звезды, он отступил на шаг назад и сильно приложился плечом о стену магазина, что не дало ему окончательно рухнуть.
— Олливандер, что это значит?!
— Примите мои искренние извинения, лорд Малфой, мой мальчик, с вами все в порядке?
Драко несколько мгновений моргал, пытаясь избавиться от помутнения в глазах. Когда мир вновь обрел четкость, перед ним стоял человек с огромными серебряными глазами и ястребиным носом. Он склонился над Драко с выражением озабоченности, в то время как его отец, стоявший чуть позади, был в ярости.
— Я… я в порядке, — наконец смог вымолвить Драко.
— Я должен предъявить вам обвинение! Что это было, во имя Мерлина, Гаррик?
Сереброглазый бета — Гаррик Олливандер, судя по всему, — не ответил отцу. Вместо этого он нагнулся, чтобы поднять предмет, который, очевидно, ударил его: старую продолговатую коробку пыльно-голубого цвета. Из нее доносился тихий дребезжащий звук, как будто что-то внутри бешено вибрировало.
— Полагаю, — медленно произнес Олливандер, — это была новая палочка вашего сына.
— Так вот как в наши дни происходит выбор палочки? Методом метания?
— Она слетела с полки, как только он ступил в магазин, — сказал Олливандер. — Палочка действительно выбирает волшебника, хотя обычно не так рьяно. За всю свою карьеру я наблюдал подобное лишь дважды.
После неслабого удара по голове Драко потребовалось мгновение, чтобы осмыслить услышанное. Он уставился на коробку, когда Олливандер откинул крышку. Дребезжание сразу же прекратилось.
Она была красивой — бледная и витая, напоминающая корягу, с ручкой из тонкого, переплетенного тростника.
— Виноградная лоза и волос единорога, — сказал Олливандер, — девять дюймов, гибкая. Древние друиды использовали лозу в самых первых палочках, знаете, еще до того, как римляне ступили на землю Британии.
— Вау, — сказал Драко, едва дыша.
— Эта палочка находится в этом магазине уже очень давно. Это необычная комбинация: лоза — дерево для целеустремленных волшебников, и обычно оно предпочитает сердечные жилы дракона, великую силу, соответствующую великим амбициям. Сердцевина из волоса единорога скрашивает это стремление сочувствием. Это палочка, которой предстоит долгий путь.
— Она… моя? — спросил Драко, с трудом осмеливаясь поверить в это. Он оторвал взгляд от палочки, посмотрел на Олливандера и вновь на отца, который нахмурился.
— Похоже, что так. Она выбрала тебя довольно решительно, не так ли? — Серебристые глаза Олливандера прищурились в уголках, и он улыбнулся. — Почему бы тебе не взмахнуть ей и не посмотреть, как она будет ощущаться?
Драко почти не хотел этого делать. Она была настолько прекрасна, что прикасаться к ней было равносильно кощунству. Но когда отец не стал протестовать, а Олливандер подтолкнул шкатулку вперед, Драко протянул руку, чтобы взять ее.
Дерево было прохладным и покалывало пальцы Драко. Он поднес ее к свету — бледное дерево почти светилось.
Когда он взмахнул ей по широкой дуге, в воздух взлетели серебряные искры и рассыпались красивым каскадом. Драко потрясенно смотрел на это зрелище. Он никогда раньше не видел магии, которая исходила бы изнутри него самого, — это было так прекрасно. Он не ожидал, что она будет такой красивой.
— Позор, что у омеги вообще есть палочка, — усмехнулся отец, — но если его пребывание в Хогвартсе обязательно по закону, то ладно. Сколько?
Отец забрал палочку почти сразу, как только они вышли из магазина, и держал ее под замком в своем кабинете — для сохранности, как он сказал. Драко был раздосадован, но знал, что лучше не протестовать. Со временем у отца не останется выбора, как вернуть палочку, а быть омегой научило его терпению, если вообще могло чему-то научить.
Сентябрь приближался неспешно, каждый день был длиннее предыдущего. Драко чувствовал себя истонченным и напряженным, как натянутая тетива, хотя и не знал, как ему относиться к отъезду.
С одной стороны, свобода была заманчивым предложением. Драко по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько раз он покидал территорию Малфой Мэнора, и сколько он себя помнил, он жаждал увидеть все на свете.
С другой стороны, золоченая клетка, в которой он находился, одновременно защищала его. Драко многого не знал о внешнем мире, и, судя по постоянным раздраженным комментариям отца, казалось, что большинство его обитателей жаждет его крови. Будет ли он в безопасности?
С другой стороны, Корделия была в ярости и постоянно рыдала, потому что Драко наконец-то отправился туда, куда она не могла за ним последовать. Это само по себе не имело никакого отношения к Хогвартсу, просто Драко считал это забавным и наслаждался ее бесполезными истериками.
Когда август наконец закончился, Драко проснулся вместе с рассветом на следующее утро, принял очень долгую и неспешную ванну, затем надел свое самое красивое голубое платье, которое, по словам матери, подходило ему по цвету, и отправился с отцом в Лондон. Мать с ними не поехала. Не поехала и Корделия, несмотря на ее вопли. Поначалу Драко не понял, почему — отец редко отказывал Корделии в чем-либо. Но как только они добрались до вокзала Кингс-Кросс, он все понял:
— Не позволяй альфам прикасаться к тебе, — сказал отец. — Если этого можно избежать, не позволяй альфам разговаривать с тобой. Если они настаивают на разговоре, не отвечай. Твоя задача — дожить до конца обучения в Хогвартсе без ущерба для цены твоего выкупа.
— Профессор Снейп — альфа, — ответил Драко, не успев сдержать себя, — и он будет моим учителем.
— Не будь бестолковым, — огрызнулся отец и провел их обоих на платформу 9¾. Магия пронеслась возле ушей Драко, он непроизвольно вдохнул, а когда снова выдохнул — вот он, Хогвартс-экспресс, длинный и алый, вздымающий в воздух пар. Платформа была заполнена семьями и маленькими детьми — буйство звуков и картинок. Драко мог бы и вовсе забыть о разговоре, если бы не крепкая хватка отца на его руке. — Ты, скорее всего, будешь единственным омегой на своем курсе. Все внимание будет приковано к тебе. Не делай ничего, что могло бы породить слухи.
— Я не понимаю, — запротестовал Драко. Ему пришлось говорить громко, чтобы быть услышанным сквозь глухой гул платформы. — Какие слухи я могу породить, разговаривая с альфами?
— Ты искушение, Драко, таким тебя создала природа. Даже при самых благоприятных обстоятельствах альфам нельзя доверять рядом с омегами. Один Мерлин знает, что может случиться, если ты будешь их поощрять.
— Как поощрять? — спросил Драко, но большую часть его вопроса заглушил громкий рев поезда. Студенты начали обниматься с родителями, поднимать свои чемоданы и спешить в поезд.
— Просто… будь благоразумен, — сказал отец, явно понимая, что их время ограничено. — Если что-то случится, скажи профессору Снейпу. Он обо всем позаботится.
У Драко все еще оставались вопросы. Почему профессор Снейп стал исключением из нового правила «не говорить с альфами»? Почему Драко стал искушением, и что конкретно это значит? Что Драко может сделать, чтобы поощрить их, и на что он будет поощрять? Что может произойти?
Но поезд снова загудел, и Драко вздохнул. Он знал, что не стоит ожидать объятий от отца, поэтому вместо этого взял сундук за ручку, сделал быстрый реверанс и поспешил к ближайшей двери в ближний к нему вагон.
Гул голосов тут же оборвался, заглушенный стенами поезда. Драко внимательно оглядел длинный коридор: студенты протискивались мимо друг друга, входили и выходили из соседних вагонов. Потратив минуту на то, чтобы оценить, где находится большинство, Драко скользнул в сторону от них, чтобы найти купе.
К его удивлению, первое же, которое он открыл…
Это был Гарри из магазина мантий, один, если не считать белоснежной совы в латунной клетке, расположившейся на сиденье рядом с ним.
— О, — словно эхо, ответил Драко, — Привет.
— Рад снова тебя видеть, — сказал Гарри с улыбкой, такой яркой и искренней, что Драко не знал, что с ней делать. — Драко, верно?
— Э-э, — ответил Драко, — да. — Он думал о новых правилах отца, касающихся альф. Он нервно оглянулся через плечо — поезд заполнялся так быстро, и двигатели ревели как заведенные. Ему будет трудно найти другое купе.
— Хочешь присесть? Здесь много места.
— Конечно, — медленно произнес Драко. То, чего не знал отец, не повредит ему, конечно. Гарри казался вполне нормальным человеком, не из тех, кто распускает слухи, верно? Он затащил свой сундук в купе, засунул его под сиденье и сел напротив.
— Хагрид рассказал мне, что такое альфы и омеги, — сказал Гарри, как только Драко сел.
— Ох, — ответил Драко. Разволновавшись, он разгладил платье на коленях. — Это хорошо.
— Или, по крайней мере, он объяснил большую часть, — задумчиво добавил Гарри. — Некоторые моменты он опустил. Сказал, что я слишком мал, чтобы понять.
— Взрослые часто так делают, — с готовностью согласился Драко. Медленно, тяжело пыхтя, поезд отъехал от станции.
— А куда впадают омеги ? Хагрид сказал, что они куда-то впадают, а потом замолчал.
— Течка, — спокойно ответил Драко. — Мы впадаем в течку.
— О. Как кошки? У кошки моей соседки однажды началась течка, и она не переставала выть несколько дней.
— Ну, я не думаю, что в данном случае есть что-то подобное, но думаю, что в целом это тот же самый процесс, да. — По правде говоря, Драко тоже не слишком много знал об этом. Оба родителя всегда деликатно обходили эту тему стороной, а Корделию, похоже, она не интересовала настолько, чтобы заботиться обо всем этом. — В любом случае, обычно мы не впадаем в Протеструс до четырнадцати или пятнадцати лет.
— Ох, точно. Значит, до этого еще целая вечность. Ты уже был в Хогвартсе?
Драко покачал головой. — Меня нечасто выпускают из дома.
— Правда? — Драко был озадачен. Зачем кому-то запрещать альфе куда-то ходить? — Почему нет?
Гарри вздрогнул. — Мои тетя и дядя не… э-э…
Дверь купе распахнулась. На пороге стоял рыжеволосый мальчик и выглядел встревоженным.
— Кто-нибудь сидит здесь? Все остальные места заняты.
Гарри покачал головой. Рыжий нервно переводил взгляд с Гарри на Драко, затем нерешительно сел рядом с Драко. Как только он оказался достаточно близко, его ноздри раздулись.
— Черт возьми, ты действительно омега?
Драко отпрянул в сторону. — Э-э, да, — сказал он. Мальчик был бетой, так что, предположительно, ему не запрещалось с ним разговаривать, но если он был тем, за кого Драко его принял…
— Я не знал, что в Хогвартс пускают омег, — удивленно произнес он. — Без обид.
— Почему они не пускают их в Хогвартс? — спросил Гарри, находясь где-то между любопытством и возмущением.
Когда внимание рыжего — Драко был почти абсолютно уверен, что он Уизли, — обратилось на Гарри, его глаза стали большими и круглыми.
— Фред и Джордж сказали, что разговаривали с тобой, но я им не поверил, — сказал он. — Это правда, что ты Гарри Поттер?
Драко вздрогнул. — Ты Гарри Поттер? — повторил он и присоединился к Уизли, уставившись на него. — Почему ты не сказал?
— Ты не спрашивал? — ответил Гарри, нервничая.
— Ну, я подумал, что это была одна из шуток Фреда и Джорджа. А у тебя действительно есть… ну, ты знаешь…
Уизли указал на лоб Гарри, и тот, как ни в чем не бывало, откинул назад свою непослушную черную челку, чтобы показать небольшой, но заметный шрам в форме молнии посреди лба.
На мгновение Драко показалось, что он не может дышать. В его груди одновременно всколыхнулась огромная смесь эмоций — слишком много, чтобы Драко мог их обозначить. Если Драко не разрешалось разговаривать с альфами, то уж точно не разрешалось разговаривать с Гарри Поттером. Отец был бы в ярости, если бы узнал.
— Да, но я не могу этого вспомнить.
— Ну, я помню много зеленого света, но больше ничего.
— Вау. — Уизли сел на свое место и некоторое время восхищенно смотрел на Гарри. Драко тем временем уставился в пол купе. Ему казалось, что он воюет сам с собой. Отец говорил ему не разговаривать с альфами, но отца здесь не было. Но если до него дойдут слухи — если он узнает, что Драко общается, пусть даже вскользь, с Мальчиком-Который-Выжил, а впоследствии — с Мальчиком-Который-Убил-Темного-Лорда, — он будет вне себя от ярости. Может, он вообще исключит Драко из Хогвартса? Разве это допустимо? Запер бы Драко в его комнате навсегда, держал бы его как пленника в собственном доме до тех пор, пока список претендентов на него не придет? Неужели…
— Так почему же омегам не разрешают учиться в Хогвартсе? — спросил Гарри.
— Э-э, ну, — начал Рон, с тревогой глядя на Гарри и Драко, — они действительно редки, и особенно в старых чистокровных семьях они считаются…
— Мы должны прислуживать нашим альфам, — без задней мысли сказал Драко, оправляя подол платья, — и быть их дополнением. Мы должны рожать им детей, вести хозяйство и делать только то, что нам говорят. Думаю, я первый омега в своей семье, который поступил в Хогвартс. И уж точно я первый, у кого есть палочка.
— Это, — сказал Гарри, выглядя ошарашенным, — это…
— Многие семьи отходят от старых традиций, — ободряюще сказал Уизли. — Моя семья, конечно, не верит во все это. Моя тетя — омега, у нее есть работа и все такое.
Голос отца эхом отозвался в голове Драко: Неужели они не уважают старые традиции? Драко опустил глаза.
— Так как тебя зовут? — спросил Уизли.
Драко вздрогнул. Ему почти не хотелось говорить. Мальчик-бета казался милым, но кровная вражда между семьями Малфой и Уизли была очень давней.
Непринужденная легкость разговора сразу же изменилась. Сиденье Уизли скрипнуло, когда он напрягся.
Драко сжался. — Да, — тихо сказал он, опустив глаза.
— Что ж, неудивительно, что ты первый омега в своей семье, поступивший в Хогвартс! — сказал Уизли. — Твоя семья сражалась за Сам-Знаешь-Кого!
— Сражалась? — спросил Гарри, ошеломленный.
— В этом и была вся его суть, — пояснил Уизли Гарри, видя, как тот растерянно смотрит на него, — чистокровное превосходство, возвращение к старым порядкам. Моя мама говорит, что в те времена это было так же отстало, как и сейчас.
— Это… — начал Драко, но обнаружил, что не знает, как закончить. Драко никогда не ожидал, что у него будет свое мнение о политике его отца. От него вообще не ожидали, что он будет иметь свое мнение. Он не знал, что ответить на то, что его мнение оспаривают. Может быть, просто ничего? Отец всегда говорил, что омег должно быть видно, а не слышно.
— Не могу поверить, что тебя вообще выпустили из дома. — сказал Уизли, в его голосе появились первые нотки презрения. — Но я готов поспорить, что они не смогли устоять перед идеей выпустить в мир еще одного слизеринца. Никогда не было ни одной ведьмы или волшебника, ставшего плохим, который не учился бы в Слизерине.
— Эй, это нечестно, — запротестовал Драко. Может быть, он и не знал, как или даже не хотел отстаивать политику своего отца, но… — Профессор Снейп — лучший мастер зелий своего поколения, и он глава факультета Слизерин!
— Профессор Снейп тоже был Пожирателем смерти, как и твой отец, — усмехнулся Уизли. — Логично, что ты будешь его защищать.
— Северус Снейп — хороший человек, терпеливый и добрый, только иногда немного ворчливый. Он мой крестный отец и обучает меня с самого раннего возраста. И как ты можешь говорить о людях вот так, за их спиной?
— Я не позволю Пожирателю смерти читать мне лекции о добре и зле!
Рот Драко несколько раз открывался и закрывался, но у него не хватало слов. Он переводил взгляд с Уизли, сложившего руки на груди и все еще сверкающего глазами, на Гарри, который выглядел одновременно смущенным и встревоженным этим разговором.
Некоторое время никто не говорил. Горло Драко унизительно сжалось.
В конце концов он выхватил из-под сиденья свой сундук и поспешил выйти из купе, захлопнув за собой дверь.
Драко ходил по поезду туда-сюда. В каждом купе сидел хотя бы один студент, а ему хотелось лишь привычного одиночества.
Драко шел все дальше и дальше, пока наконец не дошел до вагона, где коридор немного расширялся, заканчиваясь дверью с одним большим окном, выходящим на железнодорожные пути и английскую сельскую местность, по которой они пролегали. Драко неловко задвинул свой сундук в угол коридора и сел на него, глядя в окно и решительно не позволяя себе заплакать.
Возможно, с его стороны было глупо даже думать о том, что в Хогвартсе будет лучше, чем дома. Судя по тому, как все складывалось, в школе ему будет так же одиноко, как и везде.
Драко подтянул ноги к груди, уперся подбородком в колени и сказал себе, что все в порядке. С ним все в порядке. Ему не нужен был глупый Гарри Поттер, от которого пахло петрикором.
Шепотки начались сразу же, еще до того, как Драко подошел к возвышению. Среди всех несогласных, нечленораздельных звуков снова и снова повторялось одно слово: Омега.
Драко вздохнул и поднялся на возвышение, нервно теребя подол рукава. Все профессора уставились на него так, словно Драко был загадкой, которую они еще не разгадали, — кроме Снейпа. Он ободряюще улыбнулся Драко, и тот не сразу смог ответить ему тем же, потому что в животе у него вспорхнули бабочки.
Когда он повернулся, чтобы сесть на табурет в передней части Большого зала, он почувствовал на себе сотни глаз, ползающих по нему, словно пауки.
Гарри стоял впереди группы первокурсников, из которой только что вышел Драко, а Уизли стоял рядом с ним. Уизли смотрел на него. Гарри хмурился. Драко постарался не смотреть на них и сел.
Он не задумывался о том, на каком факультете окажется, но когда шляпа опустилась, он осознал, что его отец, вероятно, расстроится, если он окажется не на…
Драко сделал резкий, удивленный вдох.
Да, я вижу в тебе немного от Слизерина. И не только из-за твоей крови. Ты очень целеустремленный, и если бы тебе дали хоть полшанса, твои амбиции стали бы силой, с которой нужно считаться. Ты производишь впечатление молодого человека, которому есть что доказывать — но что и кому?
Драко сглотнул и опустил глаза на колени. Тишина в зале казалась гнетущей.
Но в тебе есть не только это. У тебя неплохой интеллект, развитая интуиция и естественная связь с магией, которая намного старше нас с тобой. А твой вторичный пол наделил тебя эмпатией, редкой в твоем роду. За много поколений не было ни одного по-настоящему доброго Малфоя.
Драко молчал. Его называли по-разному, но добрым — никогда. Он не знал, как к этому относиться.
Напористость Слизерина, интеллект Рейвенкло, великодушие Хаффлпаффа и, возможно, даже немного гриффиндорского рыцарства. Что скажешь ты? Где твое место?
Вопрос парализовал Драко. Он не знал. А разве Шляпа не обязана знать?
В черепе Драко раздалось что-то похожее на хихиканье.
Ты не привык, чтобы твое мнение имело значение, верно?
Драко не знал, почему это замечание больно кольнуло его в груди. Вокруг него люди начинали переговариваться. Прошло почти три минуты.
Тебе предстоит долгий путь. Я не могу сказать тебе, куда идти. В лучшем случае я могу лишь слегка подтолкнуть тебя.
Драко сглотнул. Секунды тянулись в тишине.
Единственным человеком во всей школе, которому он мог доверять, был профессор Снейп. Драко был единственным омегой на своем курсе, и если поездка на поезде была хоть сколько-нибудь показательна, ему требовалась любая помощь.
Дельный и — если можно так выразиться — очень слизеринский ответ. Очень хорошо:
Стол Слизерина разразился аплодисментами, такими неожиданными и громкими, что Драко подскочил. Аплодисменты сопровождались громким свистом, который Драко не понял. Никого из других учеников не встречали свистом.
Драко встал, но сделал небольшую паузу, прежде чем направиться к столу. Повернувшись, он сделал быстрый реверанс в сторону Снейпа. Тот сидел за столом рядом с женщиной в очень больших очках, высокий, мрачный и темный, от него даже на расстоянии двадцати футов очень сильно пахло корнем валерианы и аква фортис.
Снейп ухмыльнулся и склонил голову в знак признательности. Затем Драко поспешил сесть за факультетский стол.
Гарри распределили в Гриффиндор всего спустя несколько имен под аплодисменты, которые были настолько громкими, что сотрясали зал. То же самое случилось и с Уизли — Роном Уизли. Они ухмыльнулись друг другу, когда он пошел усаживаться.
Драко твердо сказал себе, что он не разочарован.
Как только Драко вошел в большую, роскошную общую гостиную, освещенную пылающим очагом и выходящую окнами на воды черного озера, его окликнули: — Мистер Малфой. Поздравляю вас с Распределением.
Драко был одновременно удивлен и не удивлен, увидев профессора Снейпа. Его крестный всегда слегка опекал Драко (альфа-инстинкт, несомненно, — догадалась его мать, когда Снейп проклял подрядчика, пришедшего работать с их крышей, когда тот слишком долго смотрел на Драко), но Драко это не смущало. Ему нравился профессор Снейп, и там, где отцовская защита всегда ощущалась как удушье, снейповская — как одеяло: тяжелое, но теплое, незримое, но успокаивающее.
— Спасибо, профессор, — сказал Драко и покосился в сторону, наблюдая, как последние Слизеринцы исчезают на лестнице, ведущей к общежитиям. Убедившись, что они ушли, он бросился вперед и крепко стиснул Снейпа в объятиях.
Снейп усмехнулся и поощрительно погладил Драко по волосам. Драко быстро отстранился, сложив руки на уровне живота.
— Я рад, что вы будете главой моего факультета, — сказал ему Драко.
— Я тоже, — ответил Снейп. — К сожалению, я искал тебя не для того, чтобы пообщаться. Речь пойдет о твоем общежитии.
На мгновение страх пронзил Драко до глубины души. — Мне придется спать в сарае? — спросил он, не успев себя остановить, и голос его прозвучал на пол-октавы выше.
— Что? Нет! Кто сказал, что… — Снейп вздохнул, покачал головой, и плечи Драко опустились от облегчения. — Нет, Драко, ты будешь спать в замке. Поскольку омег очень мало, все они живут в одном общежитии. В него можно попасть только из четырех точек, по одной в каждой из общих гостинных. Прошу сюда.
Он направился к выходу без лишних предисловий. Драко споткнулся о собственные ноги, пытаясь догнать его.
— В отличие от входа в общую гостиную, — говорил Снейп, пока они шли, — этот защищён особым видом магии крови. Через него могут пройти только омеги — и профессора, конечно, в случае крайней необходимости.
— Понятно, — сказал Драко. — А альфы тоже имеют свое собственное общежитие?
— Конечно. Но альф больше, чем омег, как ты понимаешь. На каждый факультет приходится одно общее общежитие для альф, а бета-самцы и бета-самки делятся по году обучения.
Когда Снейп остановился, он оказался возле довольно непримечательного зеркала, прикрепленного к непримечательной стене посреди коридора, ведущего в общежития Слизерина.
— Только ты сможешь пройти через него, — сказал он, жестом указывая на зеркало.
Драко посмотрел на свое отражение. Стекло показалось ему очень прочным. — Я просто… пройду?
— Просто пройдешь, — подтвердил он. — Домовые эльфы уже доставили твои вещи. Спокойной ночи, Драко. Приятных снов.
— Спокойной ночи! — воскликнул Драко, когда Снейп повернулся и исчез в коридоре в вихре темной мантии. Драко вновь обратил внимание на зеркало.
Оно действительно казалось очень прочным: тяжелое, в латунной оправе, около шести футов в высоту и трех в ширину, прикрепленное к стене примерно в двух дюймах от пола. Драко медленно вздохнул, закрыл глаза, заставил себя поверить, что не врежется прямо в стекло, и двинулся вперед.
Он продолжал двигаться, а когда снова открыл глаза, то оказался в каком-то другом месте.
Сначала его взгляд остановился на куполе из витражного стекла, сквозь который мерцали разноцветные звезды в прекрасной имитации ночного неба. По краям комнаты стояли четыре кровати с занавесками разных цветов: одна красная, одна лазурно-голубая и две изумрудные. Напротив приоткрыта небольшая дверь в ванную комнату, из которой, похоже, валил пар. А по всей комнате были разбросаны…
Драко сразу понял, что это, конечно же, омеги. Та, что обратилась к нему, худенькая девушка со смуглой кожей и кучерявыми волосами, которые она тщательно расчесывала, сидела в изножье кровати с алым пологом и неуверенно смотрела на Драко.
— Еще один слизеринец. Как раз то, что нам нужно.
— Не будь стервой, Спиннет, — сказал мальчик постарше, лет четырнадцати, сидевший на одной из двух зеленых кроватей с книгой на коленях.
— Э-э, привет, — сказал Драко. — Я Драко Малфой.
— Ох, он такой напряженный, — сказала Стервочка Спиннет. — Все чистокровные омеги такие, или только вы с Роулом?
Роул? Драко оглянулся на него. Конечно, он знал эту семью — Роулы входили в число Священных Двадцати Восьми. Драко был уверен, что альфа Роул был другом его отца.
— Все чистокровные омеги такие, я почти уверен, — раздался новый голос. Из смежной ванной комнаты вышла третья омега, ее волосы были закручены в полотенце, а одета она была в розовую шелковую пижаму. — Кстати, раз уж никто не удосужился этого сказать, добро пожаловать. Я Мариэтта Эджкомб. Рейвенкло, второй курс.
— Привет, приятно познакомиться, — машинально сказал Драко.
— А это Алисия Спиннет, Гриффиндор, третий курс.
— Здоро́во, — сказала Спиннет, аккуратно заправляя волосы в шелковый чепчик.
— Могу поспорить, что ты уже знаешь Адриана Роула — Слизерин, четвертый курс.
— Я… не думаю, что был знаком, — сказал Драко. — Но я знаю о тебе. Думаю, наши отцы — друзья.
— Друзья — это не то слово, которое я бы использовал, — пренебрежительно ответил Адриан Роул, переворачивая страницу в книге, лежащей у него на коленях. — Мой отец одержим твоим. Клянусь, если бы они оба не были альфами, я бы сказал, что он пытается его трахнуть.
Спиннет хихикнула. — Может, и так, как знать. Вы, чистокровные, любите всякое безумное дерьмо.
Драко намеренно не отреагировал. Он никогда не слышал подобных разговоров и не был уверен, что чувствует по этому поводу. Он осторожно подошел ко второй кровати с зеленым пологом, где его сундук был аккуратно придвинут к изножью.
— Колодец шуток про чистокровных никогда не иссякает для тебя, не так ли, Спиннет? — ровным голосом сказал Роул.
— Мне еще есть над чем поработать, — усмехнувшись, ответила Спиннет.
— Мы что, единственные омеги во всей школе? — спросил Драко, распаковывая свой сундук, и первым делом доставая пижаму.
— Нет, есть еще двое, — ответила Мариэтта. — Пятый курс Хаффлпаффа и седьмой курс Рейвенкло.
— Эдвард и Амелия, — добавила Алисия. — Они рядом, но живут отдельно, так как у них уже были первые течки.
— И, конечно, Виктора выдернули после пятого курса, чтобы начать процесс ухаживания, — добавила Мариэтта, немного хмурясь. — Мне будет его не хватать.
— Ох, — сказал Драко и с замиранием сердца подумал, не поступит ли его отец с ним так же. По традиции, ухаживания начинались после того, как у омеги наступал протеструс, и продолжались до достижения семнадцати лет, когда они должны были обручиться, а затем быстро выйти замуж и забеременеть. Но, конечно, отец позволил бы Драко хотя бы закончить школу?
— Кстати, думаю, твоя младшая сестра уже в списке моих ухажеров, — сказал Адриан, ненадолго опустив книгу на колени, чтобы посмотреть на Драко, который от неожиданности даже не успел опомниться. — Корделия, верно? Какая она?
— Невыносимая, — ответил Драко, слишком быстро, чтобы задуматься об этом, и прежде чем он успел почувствовать вину…
— Это ни о чем не говорит, — сказал Адриан. — Все альфы невыносимы.
Алисия и Мариэтта громко рассмеялись.
— Так и есть, — сказала Алисия, рухнув на кровать. — Я говорила тебе, что Маркус Флинт ущипнул меня за задницу в поезде? Мудак.
— Полный мудак, — согласилась Мариэтта.
В центре живота Драко зашевелилось что-то горячее. Он не мог понять, что именно.
— Думаю, Маркус Флинт в списке моих ухажеров, — медленно произнес он, стягивая с себя верхнюю мантию.
— Это трагедия, несомненно, — сказала Алисия.
— Он был бы и в моем, если бы не был кузеном по браку, — сказал Адриан. — Он абсолютный кобель, и когда поймет, кто ты такой, то набросится на тебя. Напомни мне научить тебя «сглазу на спине».
Драко с любопытством посмотрел на Адриана, присев, чтобы снять ботинки. — Что за сглаз?
— Невидимые зубы, которые кусают любого, кто дотронется до тебя, ниже сисек, — объяснил он, по-волчьи скалясь и закрывая книгу. — Действует весь день, и можно сделать его по-настоящему мерзким, если правильно наложить заклинание.
— У бедного Роджера Дэвиса до сих пор остались шрамы, — хихикнула Мариэтта.
— Но вот что я вам скажу, — сказал Адриан, — он, блядь, никогда больше не пытался еще раз это сделать, не так ли?
По комнате пронесся смех, и Драко с удивлением обнаружил, что тоже смеется. Именно тогда ему пришло в голову определение тому горячему чувству в груди: товарищество. Неудивительно, что Драко было так трудно определить это чувство — он никогда раньше не испытывал ничего подобного.
Драко потребовалось время, чтобы привыкнуть к Хогвартсу.
Разобраться в планировке было достаточно легко, даже с учетом лестниц, которые иногда меняли направление движения, пока ты находился на середине пути, и даже буйный климат отдаленных горных районов показался ему приятным. А вот мелочи сбивали Драко с толку: никто не укорял его за плохую осанку, не возмущался, когда он немного опаздывал на ужин, и не просил прекратить болтовню. Если не считать Маркуса Флинта, который постоянно пытался залезть ему под юбку, и угрюмого префекта шестекурсника, постоянно обзывавшего Драко шлюхой себе под нос, люди в основном были очень милы. У него даже появилось несколько друзей.
Все остальные омеги учились на разных курсах и на разных факультетах, поэтому у всех были разные расписания занятий, но в конце дня перед сном они всегда весело болтали и сплетничали вместе. Несколько слизеринцев, с которыми Драко общался, тоже были радушными — Драко и Пэнси Паркинсон быстро сблизились из-за общей любви к квиддичу, а болтливый бета Блейз Забини постоянно пробовал на Драко то, что он называл «репликами», в основном это были ужасные каламбуры с комплиментами, которые были настолько плохи, что сразу же становились смешными. Профессор Стебль похвалила Драко за его способности в гербологии, а строгая альфа-профессор МакГонагалл сказала, что его владение палочкой просто великолепно.
Если и была какая-то тень в солнечном сиянии окружавшем Драко, так это Гарри Поттер, который не оставлял его в покое, и Рон Уизли, который не оставлял в покое Гарри лишь за то, что тот не оставлял в покое Драко. Все всегда происходило одинаково:
— Привет, Драко, — говорил Гарри, обычно в Большом зале, но в данном случае это произошло на первом в семестре уроке зельеварения, который проходил совместно с Гриффиндором. Гарри решил сесть прямо перед Драко.
Драко вздохнул, потому что знал, чем закончится этот разговор, еще до того, как он начался. — Где Уизли? — спросил бы он, и Гарри ответил бы что-нибудь неопределенное, например:
— Он немного опаздывает. — Затем он сразу же переходил к разговору, как будто они с Драко были друзьями и как будто Гарри еще не выбрал Уизли, вместо него: — Вчера у Слизерина была История магии, верно? Тебе удалось не заснуть? У Гриффиндора она была во вторник. Думаю, в следующий раз, когда у меня будут проблемы со сном, я просто попрошу Биннса рассказать мне о римском завоевании Британии.
— Ты ему не очень то нравишься, Поттер, — сказала Пэнси, сидевшая рядом с ним.
Драко только вздохнул. — Не беспокойся. — Не было смысла. Даже когда он аккуратно раскладывал пергамент, чернильницу и перо на парте, он слышал торопливые шаги Уизли, доносящиееся из коридора подземелья в класс зелий.
— Слушай, — сказал Гарри, — ты собираешься поработать над эссе по чарам в эти выходные? Мне бы не помешала помощь, и еще я бы очень хотел поговорить, потому что мне кажется, что мы…
Но Уизли уже оказался на соседнем с ним месте, как раз вовремя, и, сверкнув острым взглядом на Драко, развернул Гарри вперед на его стуле. Драко сдержанно вздохнул, обмакнул перо и аккуратно вывел дату и тему в верхней части пергамента.
Не то чтобы Драко не нравился Гарри — на самом деле нравился, — просто Драко было неприятно, а Гарри, похоже, было все равно. Уизли, уже ставший другом Гарри, был так груб в поезде и продолжал быть грубым, бросая мерзкие взгляды на Драко и называя его Пожирателем смерти, когда думал, что Драко его не слышит, а Гарри даже не попытался сказать Рону, чтобы тот прекратил.
И это было нормально. Глупый Гарри Поттер, от которого пахло петрикором и еще чем-то, ничем не был обязан Драко. Но и Драко, конечно же, ничего ему не должен, и глупо, что он продолжает быть таким милым.
К счастью, времени на размышления у Драко не было, потому что вскоре в класс вошел профессор Снейп в черной мантии. Драко сразу же оживился, и, когда он дошел до начала класса и развернулся, чтобы провести перекличку, Драко с энтузиазмом помахал ему рукой. Снейп вздохнул, сдержал улыбку и, не обращая на него внимания, продолжил перекличку.
Когда он дошел до имени Гарри, то приостановился. — Ах, да. Гарри Поттер. Наша новая — знаменитость.
Драко нахмурился. Со своего места за спиной Гарри он мог видеть, как напряглись его плечи. Несколько Слизеринцев захихикали, но в остальном в аудитории царила тишина. У Драко было плохое предчувствие.
Когда профессор Снейп начал очень длинную речь о тончайшей науке и точном искусстве приготовления зелий, Драко понял, что он в одном из тех настроений. Иногда он бывал таким — ворчливым, вспыльчивым и злобным. За все время, пока Драко был его учеником, он никогда не обращал на него своего гнева — хотя в один примечательный случай он сорвался на Корделию, велев ей перестать хамить во время урока математики (и, в его защиту, она и вправду была хамкой) — но, несмотря на это, Драко всегда мог определить, когда он был в дурном настроении.
Поэтому он ничуть не удивился, когда тот вдруг выпалил: — Поттер! Что я получу, если добавлю порошок корня асфоделя в настойку полыни?
Драко слегка вздохнул. Он все еще был обижен на Гарри, но не было никакой причины оставлять его на милость Снейпа, когда он не сделал ничего, чтобы заслужить это.
Пока Гарри несколько секунд сидел в ошеломленном молчании, а пышноволосая гриффиндорка подняла руку в воздух, Драко наклонился вперед, чтобы прошептать: — Живая смерть.
Плечи Гарри слегка дрогнули, как будто он хотел отреагировать, но сдержался. Не оборачиваясь, он прошептал в ответ: — Что?
— Асфодель и полынь создают напиток «Живой смерти».
Еще несколько секунд прошло в напряженной тишине. Затем, как раз за мгновение до того, как Снейп открыл рот, чтобы возмутиться, Гарри сказал: — Напиток Живой Смерти?
Рот Снейпа захлопнулся, а глаза сузились. — Верно.
Уизли недоверчиво посмотрел через плечо на Драко, но ничего не сказал. Драко возился с пером и изо всех сил старался выглядеть непричастным.
— Где вы будете искать, мистер Поттер, — продолжал Снейп, направляясь к нему по центральному проходу, — если я скажу вам найти безоар?
Рука пышноволосой девушки снова поднялась, но Гарри промолчал. В этот момент Снейп просто издевался над ним. — Козий желудок, — прошептал Драко.
Снейп уже почти вплотную подобрался к парте Гарри и стал выглядеть подозрительно. Он нахмурился и сложил руки на груди.
— В чем разница между клобуком монаха и волчьей отравой?
Когда Снейп ненадолго отвлекся на то, как ножки стула кудрявой девушки скрипнули об пол, когда она чуть не опрокинула его, поднимая руку, Драко очень тихо прошептал: — Одно и то же.
Но, видимо, это было недостаточно тихо. За мгновение до того, как Гарри сказал: — Это одно и то же, — Снейп перевел взгляд своих темных глаз на Драко, который лучезарно улыбнулся ему в ответ и сложил руки на стопке пергаментов.
Судя по выражению его лица, Снейп не поверил в эту наигранную невинность.
— Верно, — сказал он очень медленно. — Как удачно, что кто-то успел прочитать.
Гарри заметно сдулся от облегчения. Глаза Уизли по-прежнему были сужены, а кудрявая девушка выглядела подавленной из-за того, что ее проигнорировали. Снейп подошел к столу Драко и сказал: — Встретимся после занятия, мистер Малфой.
— Да, профессор, — бойко ответил Драко, отчего его крестный закатил глаза. Он развернулся на каблуках и зашагал обратно к началу аудитории.
— Открыть книги! — рявкнул он. — Страница 54! Вашим первым зельем будет зелье для лечения фурункулов!
— Знаешь, это выступление было технически нарушением субординации, — так начал разговор Снейп. Остальные ученики по большей части уже ушли, и Снейп напустил на себя грозное выражение лица, которое Драко видел насквозь.
— Вы были грубы, — просто ответил Драко. — Вы придирались к нему без всякой причины.
— Я пытаюсь тебя отчитать, Драко, — ровно ответил Снейп, несмотря на улыбку, грозившую искривить уголок его рта. — Я был бы признателен, если бы ты не делал этого в ответ.
— Некоторые поступки просто злобные, — настаивал Драко, — и мы не должны притворяться, что это не так. Мы не должны делать вид, что все в порядке.
Снейп помолчал некоторое время, а потом сказал: — Мне стало известно, что вы с мальчишкой Поттером не поладили.
— Я… — Драко нахмурился и пожевал нижнюю губу. — Я не хочу об этом говорить.
— Драко, ты, конечно, знаешь, что если он что-то тебе сделал, я лично его испепелю.
— Не надо его испепелять! И не надо быть грубым с ним на уроках! Нам не нужно еще больше гадостей в этом мире, если честно. Профессор, — сказал он и подошел к столу Снейпа, как только дверь аудитории захлопнулась после ухода последнего ученика, — я хотел спросить вас… Я знаю правило не колдовать в коридорах и общих гостиных, но мне очень нужно навести «сглаз на спине».
Снейп открыл рот и снова закрыл. — Зачем, во имя Мерлина, тебе это нужно?
— Маркус Флинт все время пытается залезть мне под юбку, хотя я просил его прекратить. Адриан Роул говорит, что сглаз очень хорошо помог ему в прошлом, и он может показать мне, как его накладывать.
Хотя лицо Снейпа оставалось бесстрастным, перо, которое он держал в своей руке над журналом учета успеваемости, вдруг переломилось пополам. Драко с недоумением посмотрел на него, затем снова на Снейпа.
— Я позабочусь о Флинте, — сказал он в конце концов, голос его был неестественно ровным. Прежде чем Драко успел ответить, он продолжил: — Пять баллов со Слизерина за то, что ты подсказал ответы своему однокурснику. Больше так не делай. — Затем он плавно встал, застегнул верхнюю мантию и пошел прочь.
Драко крикнул ему вслед: — Вы обещаете больше не доставать Гарри?
Это заставило Снейпа остановиться в дверях, вздохнуть и снова посмотреть на Драко.
— Если ты настаиваешь, дорогой крестник, — ответил он, — то да, обещаю. Лишь Мерлин знает, почему ты так переживаешь, но я постараюсь не быть столь суровым к Гарри Поттеру, независимо от того, какой кармический долг он выплачивает за своего отца. — Он направился к двери, затем снова остановился. — И знаешь что, давай, накладывай сглаз. Только не попадись. — И наконец он исчез в дверях класса.
Драко просиял. Он знал, что сделал правильный выбор факультета.
Маркус Флинт перестал пытаться заглянуть под юбку Драко. Вообще, стоило им увидеть друг друга в одной комнате или коридоре, как он бледнел и убегал, что вполне устраивало Драко. Но на всякий случай он все же освоил сглаз, под чутким руководством Адриана.
В следующее воскресенье Драко отказался от пикника в Хогсмиде, на который Алисия вызвалась его вытащить, вместо того чтобы поработать над эссе по Чарам в библиотеке. Драко всегда лучше всего работалось в одиночку, и он был твердо намерен получить самые лучшие оценки, на которые только был способен. Слух об омеге, которого после пятого курса забрали, чтобы начать сватовство, подействовал на Драко как нельзя более вдохновляюще. Возможно, ему удастся убедить отца позволить ему остаться на все семь лет в Хогвартсе благодаря академической дисциплине.
Он как раз вошел в нужный ритм, когда слишком знакомый голос прорезал тишину библиотеки:
Драко вздохнул, даже не поднимая глаз, и ничуть не удивился, увидев глупого Гарри Поттера, от которого пахло петрикором и чем-то еще, стоящего по другую сторону стола Драко. Ну вот, опять.
— Все еще в гостиной, — ответил Гарри и опустился на стул напротив Драко. У него через плечо была перекинута сумка, полная книг, которую он водрузил на стол рядом со стопкой учебников Драко и начал разбирать. — Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделал на зельеварении. Я очень ценю то, что ты меня прикрыл.
С минуты на минуту должен был примчаться Уизли, оттаскиваящий Гарри за локоть и пристально глядящий на Драко, поэтому Драко не отвлекался от своего эссе, аккуратно выводя букву «и» в слове «сотвори», прежде чем ответить.
— Ну же, пожалуйста? Мне кажется, что я уже целую вечность пытаюсь с тобой поговорить.
— Да, а твой лучший друг всегда умудряется примчаться и утащить тебя, — не без яда в голосе ответил Драко. Если ему и было досадно, то, по его мнению, небезосновательно. — Удивительно, что ты все еще прилагаешь столько усилий, чтобы поговорить, раз он так сильно меня ненавидит.
Гарри запнулся. Драко с неохотой отложил перо и поднял взгляд. Выражение лица Гарри было сложным: губы искривлены, глаза опущены, ногти беспокойно царапают корешок учебника по чарам.
— Послушай, Рон хочет как лучше, правда. И он не плохой человек, хотя я уверен, что ты думаешь иначе. Просто ему очень не нравится твоя семья. И я хочу сказать, что это не совсем идиотизм, не так ли?
Драко вздрогнул, опустив взгляд обратно на свое наполовину законченное эссе. В животе Драко в очередной раз всколыхнулся огромный клубок эмоций, отчего стало не по себе.
— Это правда, что твой отец… что он…
— Это правда, — слабо произнес Драко.
— Он Пожиратель смерти? Он сражался за человека, который убил… который…
Драко беспокойно сжимал перо в руках. Идеи, которые всегда отстаивал его отец, о том, что культура чистокровных — это великий, возвышенный идеал, который разрушили грязнокровки и предатели крови, и что его восстановление стоит любых затрат, никогда не вызывали у Драко особого интереса. Корделия, конечно, всегда охотно пересказывала ему отцовские убеждения, но Драко неизменно велели молчать и подчиняться.
Тем не менее ему впервые представили хоть какой-то контраргумент, и он был бесспорно убедителен. Трудно было придумать причины, чтобы поддержать идеолога, когда прямо напротив него сидела одна из его жертв, осиротевшая в результате его войны.
— Мой отец — сложный человек, — в конце концов сказал Драко, — и не без недостатков.
— Ты ведь не веришь во все это, правда? — спросил Гарри, в голосе которого звучало отчаяние.
Как ни странно, Драко почувствовал под кожей дрожь паники. Это был, как ему казалось, первый раз, когда кто-то спрашивал его мнение о чем-либо.
— Почему… почему то, что я думаю, имеет значение? — пролепетал он.
— Потому что ты кажешься очень милым, и я хочу быть твоим другом, но не знаю, смогу ли я им стать, если ты будешь похож на человека, который убил моих родителей.
Гарри хотел быть его другом? Это предложение неуютно дрогнуло в затылке Драко.
— Я… ну… это не имеет значения, — заикаясь, проговорил Драко, ненавидя то, как разгорелись его щеки, и снова опустил перо в чернильницу. — Уизли никогда бы не позволил тебе стать моим другом, если судить по его предыдущему поведению. И уж точно мой отец не позволил бы мне общаться с тобой.
— Верно, — хмуро сказал Гарри, — потому что я Мальчик-Который-Выжил.
— Нет, — огрызнулся Драко, — потому что ты альфа. Я вообще не должен разговаривать с альфами. По всей видимости, это влияет на цену моего выкупа.
— Это что-то вроде приданого наоборот.
— О. — Пауза, затем: — А что такое приданое?
Гарри ухмыльнулся ему, и Драко, несмотря на все свои старания и здравый смысл, ухмыльнулся в ответ.
Затем лицо Драко снова стало горячим, и он опустил взгляд, яростно нацарапывая следующие несколько слов своего эссе.
После долгого, томительного молчания Гарри сказал: — Может быть, мы сможем стать тайными друзьями?
— Тайными друзьями, — повторил он. — Ты не нравишься Рону, я не нравлюсь твоему отцу, и мы не можем избавиться ни от одного из них, так что, может быть, мы сможем дружить тайно.
Драко сделал паузу, обдумывая предложение. На первый взгляд, оно казалось абсурдным — конечно, Гарри Поттер не мог ничего делать тайно, — но какая-то часть Драко хотела попробовать. Дело было в том, что Гарри ему нравился, и он действительно хотел быть его другом.
— Я… наверное, — медленно произнес Драко. — Но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Некоторые вещи стоят того, чтобы ради них рискнуть нарваться на неприятности, — сразу же ответил Гарри. Он сиял заразительной улыбкой, от которой Драко снова стало жарко. — Эй, я говорил тебе, что буду играть в команде Гриффиндора по квиддичу?
Драко замялся. — Но первокурсникам даже не разрешают пробоваться!
— Для меня сделали особое исключение! Капитан, Оливер Вуд, тоже альфа, так что я живу в одном общежитии с ним и другими гриффиндорскими альфами, и он увидел, как я поймал — так, давай начну с самого начала. Пивз был в ванной, раскидывая все вокруг, как вдруг мне в голову прилетел кусок мыла…
И вот: Драко и Гарри стали тайными друзьями.
Хотя, возможно, «тайные» — не лучшее слово для этого. Они проводили время наедине, обычно в библиотеке или в маленьком закутке у главного коридора второго этажа, но не то чтобы они прятались. Гарри рассказывал Драко о безумных приключениях, в которые он попадал, например, о спасении Гермионы Грейнджер от горного тролля и обнаружении трехголовой собаки в коридоре третьего этажа («Один из альф осмелился зайти внутрь. Я не знал, чего ожидать, но точно не этого!»). Драко ответил на все вопросы Гарри, насколько это было возможно, о магии, Хогвартсе, альфах и омегах и даже о профессоре Снейпе, которого Драко горячо защищал («Он просто иногда ворчит, вот и все, и я взял с него обещание не доставать тебя, так что будь с ним поласковее!»). Между ними разгорелся жаркий спор о том, за какую команду Драко должен болеть на первом в году квиддичном матче (Драко согласился болеть за Гриффиндор только после того, как Гарри напомнил, что Маркус Флинт всю первую неделю пытался забраться к Драко под юбку), Драко был свидетелем того, как метла Гарри взбрыкнула и чуть не сбросила его с себя, с сердцем колотящимся где-то в горле («Рон и Гермиона говорят, что это сделал профессор Снейп, но, учитывая все, что ты мне о нем рассказал, я в этом не уверен», — сказал Гарри, а Драко просто был безмерно рад, что с ним все в порядке).
Когда осень закончилась и над Шотландией воцарилась зима, Гарри спросил, не собирается ли Драко остаться в Хогвартсе на зимние каникулы, чего, конечно же, он делать не собирался, и Драко, недоумевая, спросил, планирует ли Гарри, что привело к длительной дискуссии о жизни Гарри дома, которая ужаснула Драко практически лишив его дара речи. При всей шумихе вокруг детства Гарри кто-то должен был знать о Дурслях и о том, что они с ним сделали — знали, но ничего не сделали.
Драко купил Гарри очень красивый подарок на Йоль и остался, чтобы лично вручить его ему. Он будет скучать по матери, а отец будет очень недоволен, но оно того стоило.
— Похоже, она принадлежала моему отцу. Кто-то подарил мне её на Рождество.
— Я никогда не видел ничего подобного! — Драко знал, что существует магия затенения и маскировки, но настоящая невидимость была очень сильной магией. А чтобы она была в виде мантии? — Это как в старых сказках.
— Дары Смерти. Ты никогда не слышал о них? Полагаю, что нет.
Их разговор и неловкая близость под серебристой мантией резко оборвались, когда за ними закрылась дверь. Выпрямившись и оглядев затемненную комнату, Драко первым делом увидел…
— Это какая-то магия. Я не знаю, какая. Оно показывает мне моих родителей. Подойди и взгляни.
Драко подошел. Зеркало определенно было волшебным: он чувствовал, как оно потрескивает и пощелкивает в высокой позолоченной раме, которая мерцала даже при слабом освещении.
— Это зеркало очень мощное, — сразу же сказал Драко, в его голосе прозвучали нотки восхищения и страха.
— Чувствую…? Нет. Ты чувствуешь?
Драко бросил на Гарри озадаченный взгляд. — Конечно, чувствую. Я думал, все чувствуют. Разве нет?
Гарри покачал головой. — Я никогда не чувствовал магию, нет. То есть, если только в меня не попадет заклинание или что-то в этом роде, но, похоже, ты не это имеешь в виду.
Драко нахмурился. Чувствовать магию для него было так очевидно и интуитивно просто, и странно было представить, что никто другой этого не делает. Подойдя поближе к зеркалу, он вспомнил разговор, который состоялся несколько лет назад с его матерью, о Колдовстве и о том, как омеги…
Первое, что он увидел в отражении, был не он сам, а пара огромных красивых крыльев рыжевато-коричневого цвета. Они были расправлены за его спиной и хлопали, словно готовясь взлететь.
— Что ты видишь? — с нетерпением спросил Гарри, прижимая к груди мантию. — Это твои родители?
Крылья были такими прекрасными и такими реальными, что Драко пришлось оглянуться через плечо, чтобы убедиться, что их нет на самом деле. Но их не было. Он повернулся и уставился на них в зеркало, чувствуя, как у него перехватило дыхание, он был озадачен и, по непонятной для Драко причине, очень опечален. Его отражение еще несколько раз взмахнуло крыльями, а затем взлетело.
— У меня… у меня есть крылья, — сдавленно проговорил Драко. — У меня есть крылья, и я взлетаю.
— Крылья? — повторил Гарри, сбитый с толку.
— Я не понимаю. Что это за зеркало?
— Ну, теперь я не уверен. Я думал, может, оно показывает тебе твою семью, но я никогда не видел никаких крыльев, когда смотрел в него.
Драко почувствовал, что начинает дрожать, и зрение затуманилось от того, что, как он с запозданием понял, было грозящими пролиться слезами.
Он не знал, почему, глядя на этот образ — его самого, с распростертыми крыльями, взмывающего в небо, — он испытывает такое нестерпимое желание. Это было глупо и бессмысленно. У Драко никогда не будет крыльев. Он никогда не будет так свободен.
Он был омегой. Омеги не должны летать.
— Мы можем, — заикнулся Драко и отступил от зеркала, — мы можем уйти?
Гарри встревожился: — Драко, ты в порядке?
— Я… да, я в порядке, я просто… я не… — Это было так глупо. И это было невозможно. У него никогда не будет крыльев. У него никогда не будет крыльев. — Я не хочу больше быть здесь.
Гарри поспешил за ним в коридор, накинув на них обоих мантию. В посеребрённой близости Гарри тихо сказал: — Прости меня. Я не хотел тебя расстраивать.
Драко фыркнул и протер глаза ладонями. — Прости, что заплакал, — прошептал он в ответ.
— Ты не должен извиняться за то, что тебе грустно, — сказал ему Гарри, хотя Драко казалось, что он должен был. Омеги не должны плакать, не должны быть громкими и уж точно не должны летать.
Драко уже много лет не мечтал о крыльях. После того как он увидел зеркало, до конца семестра он вообще мало о чем мечтал.
Он изо всех сил старался отвлечься. Он учился изо всех сил, выполнял все дополнительные задания и даже заставлял себя читать главы наперед, когда ему не хватало материала по какому-то предмету. За свои старания он был вознагражден отличными оценками. К марту он стал лучшим на Слизерине и вторым по успеваемости на всем курсе. Единственное имя, которое было выше его, Драко не узнавал, пока однажды не столкнулся с ним лицом к лицу:
Когда он поднял голову, то увидел облако кудрявых волос и пронзительные карие глаза. Ее алый галстук очень ярко выделялся на фоне смуглой кожи, и хотя она была весьма знакома…
— Гермиона, — сказала она. — Гермиона Грейнджер.
Она села напротив него, несмотря на то, что в это время в библиотеке было много других свободных столов. Драко молча смотрел на нее, пока она раскладывала учебники, пергаменты и перья.
— Над каким предметом ты работаешь?
Драко посмотрел на свои записи, затем снова на нее.
— Аларих I и разграбление Рима?
— Хорошо. Я еще не закончил это эссе. Давай сравним конспекты.
Драко открыл было рот, чтобы возразить, но не успел, потому что она уже перечисляла различия между римской и вестготской магией, которые, вероятно, и привели к победе, а Драко поправил ее в нескольких моментах тервингийского искусства заклинаний, и они начали бурно обсуждать, чем оно отличается от латинского, и не успел Драко опомниться, как на часах было уже восемь вечера, они пропустили ужин, но у обоих были отличные конспекты для эссе.
— Не то чтобы я не ценил твою проницательность, — сказал Драко, когда они оба собирали свои вещи, потому что Пинс уже начала поглядывать на них за то, что они задержались так поздно, — но что послужило причиной всего этого? Мы ведь даже никогда не пересекались.
— Потому что ты серьезно относишься к учебе, в отличие от некоторых тупиц с моего факультета, о коих я смею упомянуть, — ответила она, взваливая на плечо свою сумку. — Я подумывала о том, чтобы сделать тебя своим соперником в учебе, но мне показалось, что мы оба можем получить больше пользы от сотрудничества, чем от соперничества.
Драко попытался не засмеяться и почти сразу же потерпел неудачу. Он закрыл рот рукой и беспомощно захихикал, его плечи затряслись. Гермиона, казалось, сначала удивилась его реакции, а потом обрадовалась.
— Я знала, что ты поймешь, — сказала она. — Может, поработаем над заданием для МакГонагалл на следующей неделе?
Зная, что Драко теперь знает о ситуации дома у Гарри, он сделал первые попытки остаться в Хогвартсе и на пасхальные каникулы (или Белтайн, как настаивал его отец, несмотря на то, что две недели каникул не совпадали ни с одним из праздников), но не смог этого сделать. Он получил умоляющее, почти отчаянное письмо от матери, в котором она объясняла, как сильно по нему скучает, и гораздо более строгое письмо от отца, в котором говорилось, что место омеги — дома, и уже достаточно плохо, что он «уклонился от своих и без того скудных семейных обязанностей» на Йоль.
Поэтому, нехотя и с извинениями перед Гарри, которые, как он галантно настаивал, не требовались, Драко отправился домой в начале апреля. На перроне его встретил Добби, в фойе тепло обняла мать, а за семейным ужином допросил отец:
— Альфа Паркинсон рассказала мне, что ты связался с ее дочерью-бетой, Пэнси.
Драко не стал бы называть свои взаимоотношения с Пэнси связью. Они были друзьями, а не деловыми партнерами — хотя, возможно, его отец забыл о разнице. Возможно, он вообще никогда не знал об этом.
— Да, Пэнси очень милая, — сказал он, и это было единственное слово, которое он смог придумать. Пэнси не была милой — это было не то слово, которое подходило бы для нее, и не поэтому она ему нравилась. Она была злобно смешной, грубоватой и немного властной, но при этом яростно преданной и защищающей своих друзей. Он сомневался, что его отцу есть до этого дело, и оказался прав, когда первым, что он сказал, было:
— Как жаль, что Мэриголд не смогла добиться от своей жены альф. — Он разрезал куриную грудку пополам. — Четыре беременности за столько лет, столь сильная и чистая генетика, как у Паркинсонов, можно подумать, им удалось бы получить хотя бы одну. Тем не менее, я полагаю, что четыре беты лучше, чем один омега.
Драко вздрогнул, склонил подбородок к груди и уставился на свои колени. Он понимал, что имел в виду отец: сила рода традиционно измерялась тем, сколько поколений составляла непрерывная линия альф, а омеги обычно женились на представителях других семей и таким образом не приумножали род, — но от этого понимания ему не становилось легче.
Мать, чувствуя удрученность Драко и стремясь переговорить тихое хихиканье Корделии, быстро вмешалась: — Кстати, Северус прислал сову. Он сообщил нам, что ты занял второе место на своем курсе. Это правда, дорогой?
— Да, это правда, — сказал Драко, накладывая себе в тарелку плов из дикого риса. — Я очень усердно занимаюсь. Хочу добиться хороших результатов.
— Это замечательно… — начала его мать, но была быстро прервана.
— О, Нарцисса, это не имеет значения. Какая польза омеге от успехов в учебе? Учитывая длину списка претендентов на него — чудо, что они все остались, — если учесть, что он вообще поступил — он забеременеет еще до того, как закончит школу.
Драко сжал вилку в руке. Стыд и гнев составляли мощную комбинацию, ползущую по его венам, словно мороз.
Его мать попыталась продолжить разговор. — Я слышала о том ужасном происшествии с горным троллем на Самайн. Должно быть, это было очень страшно.
— Неужели мы удивлены, что это случилось? — с усмешкой спросил отец. — Весь замок катится к чертям собачьим. Я лишь удивлен, что маленькая грязнокровка выжила.
— Гермиона, — тихо сказал Драко.
— Говори громче, Драко, — огрызнулся он, — если тебе есть что сказать. И не сутулься.
— Ее зовут Гермиона, и она единственная ученица, у которой оценки лучше, чем у меня. Ты не должен так ее называть.
На один парализующий момент Драко показалось, что он разозлил отца. Наступила тишина, холодная и тягучая, но когда Драко поднял глаза, то обнаружил, что отец со скучающим видом отхлебывает вино.
— Кстати, Нотты пригласили нас на костер в честь праздника Белтайн, — сказал он Нарциссе, поставив бокал с вином на место. — Жаль, что его нельзя отпраздновать в соответствующий день, но, конечно, мы не можем больше рассчитывать на то, что в Хогвартсе будут чтить старые традиции.
Как ни странно, Драко был зол. Почему-то то, что его игнорировали, было хуже, чем гнев. Неужели его мысли были настолько неважны, что то, что он заступился за магглорожденную ведьму, даже не заслуживало внимания?
— Удивительно, что ты вообще попал в Слизерин, — подтрунивала Корделия, пока их отец рассказывал, кто еще придет на празднование Белтайна к Ноттам. — Я была уверена, что они заставят тебя жить с домовыми эльфами. Ну и как, спишь в сарае?
— Омеги не спят в сарае, — без промедления ответил Драко, — а вот альфы, да.
— Что? Нет, ты врешь. Они не заставляют альф спать в сарае.
— Все, до единого, сбиваются в вонючую кучу. А еще их заставляют купаться в озере.
— Нет, не заставляют! — воскликнула Корделия, но в ее голосе было достаточно истеричности, чтобы Драко уверился в том, что какая-то ее часть в это поверила. Если уж он не смог заслужить интерес отца, то хотя бы смог вселить страх Божий в сестру.
Праздник Белтайн у Ноттов был невыразимо скучным. Драко вспомнил, как читал, что раньше празднование включало в себя танцы, выпивку, барабанный бой, ритуальные подношения фейфолкам и прочий «блуд», а потом люди вроде его отца превратили его в унылые посиделки на открытом воздухе, где богатые скучные альфы болтали ни о чем в течение шести бесконечно долгих часов. Маркус Флинт был там, и без сдерживающего присутствия Снейпа он снова попытался залезть Драко под юбку и даже спросил, была ли уже у него первая течка.
Он никогда не был настолько счастлив покинуть дом — а он всегда был счастлив покинуть его. Замок Хогвартс ждал его, как сверкающий маяк, когда поезд прибыл на станцию, и в первую ночь Драко быстро уснул под тихое похрапывание котенка Мариэтты.
В целом его жизнь вернулась в нормальное русло. Гарри и Рон были вовлечены в какую-то нелепую авантюру, связанную с Николасом Фламелем, и Гермиона тоже, которая, по мнению Драко, должна была бы лучше знать, после того что чуть не случилось с ней на Самайн, но он почти не вмешивался, хотя бы потому, что Рон был уверен, что в этом замешан Снейп, а следовательно, Драко нельзя доверять, что вполне устраивало его. Гарри время от времени болтал ему об этом, Драко кивал, а потом они говорили о квиддиче.
В замке наступила весна, и дни стали теплее. Драко с облегчением обнаружил, что слишком хорошо подготовился к экзаменам, и уверенно сдавал каждый из них. По мере того как неделя приближалась к концу, Драко все больше расслаблялся: маленький клубок напряжения, который он носил в центре груди, разматывался, пока вовсе не распустился.
В тот первый вечер после сдачи последнего экзамена Гарри опоздал на их еженедельную беседу в закутке на втором этаже. Драко попытался не расстраиваться, но не смог этого сделать. Завтра был его день рождения, и единственное, что он хотел сделать, — это провести время с Гарри.
Но когда тот наконец появился, первое, что он сказал, было: — Драко, ты ведь умеешь петь и играть на музыкальных инструментах?
Драко поднял взгляд от книги, лежащей у него на коленях. Было уже поздно, и нервное выражение лица Гарри говорило о том, что…
— Э-э, нет… нет, все в порядке. Но ты ведь поешь, верно? Помнится, ты как-то говорил мне, что омеги обучаются музыке…
— Гарри, — решительно вмешался Драко, — что-то не так.
— Ладно, может быть, Невилл Лонгботтом лежит под петрификусом на полу в гостиной Гриффиндора, но…
— Это не так уж и важно. Ты знаешь какие-нибудь колыбельные, в принципе?
— Колыбельные? Что ты… почему Невилл Лонгботтом… Гарри, что происходит?
— Драко, — очень серьезно сказал Гарри, усаживаясь в кресло напротив, — мне нужна твоя помощь кое в чем.
— Ты, наверное, шутишь, — сказал Рон. — Ты собираешься противостоять Снейпу и притащить для этого его крестника?
— Рон, мы не знаем наверняка, что это Снейп, — ответил Гарри. — И нам нужен кто-то, кто умеет петь!
Драко всю дорогу до коридора третьего этажа был сбит с толку: почему Гарри настаивал на том, чтобы запихнуть их всех четверых под мантию-невидимку, когда еще даже не было так поздно? Почему они направлялись в комнату, где, по словам Гарри, он столкнулся с трёхголовой собакой? Зачем им понадобилось, чтобы Драко пел? И почему они все время говорили о Снейпе?
— Если это Снейп, — рассуждала Гермиона, — то, возможно, присутствие Драко удержит его от выполнения поручения Сами-Знаете-Кого.
— Что? — сказал Драко. — О чем ты говоришь? Профессор Снейп не станет выполнять его просьбу! Да и как бы он это сделал? Сами-Знаете-Кто изчез, его больше нет…
— Держу пари, Малфой в этом замешан, — неожиданно вмешался Рон, свирепо глядя на Драко, который вздрогнул и рефлекторно сделал шаг назад. — Держу пари, он все это время помогал Снейпу, чтобы…
— Рон, хватит! — огрызнулся Гарри, да так громко и неожиданно, что разговор прервался, и все взгляды обратились к нему. — Я устал от того, что ты так плохо относишься к Драко! Он не сделал тебе ничего плохого!
— Драко — не его семья! Он умный, милый и, в большинстве случаев, приятнее тебя! Он мой друг, ясно?
Драко почувствовал, как его кровь воспламеняется. Он не мог поверить в то, что слышал. — Я думал, — сказал он с пылающим лицом, — что это секрет.
— Меня тошнит от секретов. И мне надоело делать вид, что ты мне не нравишься, когда ты мне нравишься. И я точно не собираюсь просить тебя о помощи, позволяя другим моим друзьям попрекать тебя без веской причины.
Рон, казалось, остолбенел от удивления, и тогда Гермиона придвинулась к его плечу.
— Рон, — сказала она, — просто дай Драко шанс. Я знаю, что тебе не нравится его семья, и это нормально, но ты не должен осуждать его за то, чего он не совершал. Кроме того, нам нужна любая помощь, которую мы можем получить, верно?
Рон некоторое время переводил взгляд с Гарри на Гермиону, и выражение его лица напоминало человека, загнанного в угол. Затем, наконец, он посмотрел на Драко. Его лицо полыхало так же, как и волосы, а взгляд опустился к полу.
— Ладно, — проворчал он, — как скажешь.
Гарри нетерпеливо вздохнул, а затем обратил свой взор на Драко.
— Слушай, та трехголовая собака, о которой я тебе говорил? Мы думаем, что она охраняет нечто, называемое философским камнем. Это…
— Философский камень? Что философский камень делает в Хогвартсе?
Гарри отступил на шаг, ошеломленный. — Ты знаешь о нем?
— Конечно, знаю! Это же волшебная легенда!
— О, мы должны были привести его давным-давно, Гарри, — возразила Гермиона. — Вся эта история могла бы занять гораздо меньше времени…
— Мы думаем, что Волдеморт охотится за ним. У него есть кто-то здесь, в Хогвартсе, кто выполняет его просьбы…
— Но это невозможно, он исчез, Гарри, он не может…
— Я видел его в Запретном лесу! Или какую-то его часть, я не знаю точно. Но что-то похожее на него здесь, и ему нужен философский камень, который охраняет эта собака.
Наконец Гарри указал на дверь, перед которой они все стояли в коридоре третьего этажа. Страх зашевелился под кожей Драко.
— Хагрид сказал мне, что он засыпает, если слышит музыку, и тут-то ты и придешь на помощь. Если ты споешь ему колыбельную, мы сможем пройти через люк, который он охраняет, и добраться до камня раньше Волдеморта.
— Это… это очень опасно, — сказал Драко, его голос немного ослаб. — Мы всего лишь дети, мы не должны…
— Дамблдор покинул Хогвартс. Если он и нанесет удар, то точно сегодня. Я уже пытался попросить МакГонагалл о помощи, но она не согласилась. Драко, пожалуйста. Мы не можем позволить ему остаться безнаказанным.
Драко никогда не отличался особой храбростью — он никогда не был создан для этого. Какая-то реальная, очень существенная часть его души хотела сказать «нет» и просто убежать. Если существовала хотя бы малейшая вероятность того, что за этой дверью находится частичка Темного Лорда…
Он в отчаянии посмотрел на Гарри. Черезчур зеленые глаза уставились на него, широко раскрытые, искренние и умоляющие.
Драко подавил дрожащий вздох и начал единственную колыбельную, которую знал:
— Dún do shúil, — пропел Драко дрогнувшим голосом, — a rún mo chroí…
Гарри сделал резкий, удивленный вдох и застыл на месте. Гермиона же поспешила к двери и прошептала тихое «Алохомора!», отчего замок щелкнул и дверь распахнулась.
Внутри, как и предполагалось, находился огромный трёхголовый пёс, наполовину свернувшийся калачиком у задней стены пыльного заброшенного класса. Глаза собаки были устремлены на дверь, когда она открылась, веки всех трёх голов уже опустились, а огромное тело покачнулось при звуке голоса Драко, который запнулся и едва не сбился совсем при виде зверя.
— … a-a chuid den tsaol, 's a ghrá liom…
Рон вошёл первым, прокравшись мимо собаки в конец комнаты. Гермиона была следующей. Драко, продолжая петь, посмотрел на Гарри, который казался завороженным. Его рот был слегка приоткрыт, огромные и круглые зеленые глаза смотрели на Драко, пока он пел.
— … dún do shúil, a rún mo chroí…
— Гарри! — требовательно прошептала Гермиона, что окончательно разрушило чары. Гарри покрутил головой и, сглотнув перед тем, как направиться внутрь. Драко двинулся следом, очень медленно, глядя на собаку. Она была так велика, хотя и сгорблена, и каждая из трех ее голов храпела.
В углу комнаты Рон присел и открыл люк, заглянув в него. Его первый вывод был: — Я ничего не вижу…
Драко двинулся к ним, держась спиной к стене и продолжая петь: — … agus gheobhair feirín amárach…
— Просто чернота — спуститься невозможно, придется просто прыгать.
Прыгать? Ужас пронзил Драко с такой силой, что он едва не забыл слова.
Гарри покорно вздохнул. — Первым должен быть я, — сказал он.
Рука Драко метнулась в сторону и схватила Гарри за запястье, прежде чем он успел осознать, что делает. — Гарри, нет! — прошептал он. — Ты не можешь этого сделать, это слишком опасно! Пожалуйста, давай просто…
— Драко, — живо вмешалась Гермиона, когда в дальнем конце комнаты зафыркал и зарычал трехголовый пес, — песня!
Драко еще крепче сжал запястье Гарри, неохотно продолжая колыбельную: — Tá do dheaid ag teacht gan mhoill ón chnoc…
— Драко, — сказал Гарри, пока он пел, со всей серьезностью, — я знаю, что это страшно. Мне тоже страшно. Но если никто ничего не сделает, Волдеморт получит философский камень и станет бессмертным. Конечно, ради этого стоит рискнуть всем.
Драко лишь покачал головой. Даже если бы ему не пришлось продолжать петь, он не смог бы подобрать нужные слова. С точки зрения Драко, оно того не стоило. Гарри был его лучшим и самым близким другом, и не было ничего, ради чего стоило бы рисковать жизнью.
Поэтому вместо слов он просто ухватился за Гарри, покачал головой и крепко прижал его к себе, так как глаза его горели от слез. — … agus cearca fraoich ar láimh leis…
Гарри испустил небольшой вздох. — Побудь здесь, Драко, — сказал он. — Кто-то должен, на случай, если мы не вернемся.
Нет, нет, нет, нет, — Драко хотел закричать, но не смог. Он хотел схватить Гарри и никогда не отпускать, но Гарри вырвался из его рук и направился к люку, с сожалением оглядываясь через плечо, спускаясь в темноту.
— Если со мной что-нибудь случится, не следуй за мной. Иди прямо в совятню и отправь Хедвиг к Дамблдору, ладно?
— Верно, — мрачно ответил Рон. Драко мог только трястись и напевать:
— … agus codlaidh go ciúin 'do luí sa choid…
Гарри в последние мгновения перед тем, как спуститься через люк, бросил на Драко долгий взгляд, который тот не смог расшифровать.
Они спускались один за другим, а Драко пел и пел, чувствуя себя певчей птичкой в клетке:
— … agus gheobhair feirín amárach…
Драко просидел в этом кабинете несколько часов, напевая и дрожа, пока далекий звук часов на башне, пробивших полночь, не вывел его из ступора и не заставил выбежать из комнаты.
Он сразу же вернулся в подземелья и разбудил профессора Снейпа, рассказав ему обо всем сквозь бешеные, испуганные слезы. Снейп отрывисто велел ему оставаться на месте и вылетел из комнаты в вихре темной мантии.
Вернувшись ранним утром, он обнаружил Драко там же, где оставил его, — дрожащим на полу в своем кабинете. Он устало сказал: — Иди за мной, Драко, поскольку я знаю, что ты не послушаешь, если я скажу тебе идти спать.
В Больничном крыле мадам Помфри с измученным видом занималась плечом Рона, а Гермиона с тревогой сидела в изножье кровати...
...кровати Гарри. Он лежал на ней без сознания. Грудь Драко сжалась так сильно, что он на мгновение перестал дышать.
— Драко! — воскликнула Гермиона и бросилась к нему, заключив в объятия.
— Он… — заикаясь, ответил Драко. — Гермиона, он…?
— Увы, с ним все в порядке, — сказал Снейп, — или будет. Поппи говорит, что он будет отсутствовать несколько дней, пока не восстановится. Квирреллу не так повезло.
— Это был Квиррелл? — спросил Рон, ошеломленный. — Я думал… я думал…
— Что за этим стоял я? Да, я заметил, — ответил Снейп с издевкой. — Вы не скрывали своего недоверия.
Гермиона отстранилась от Драко и уставилась на Снейпа, широко раскрыв глаза. — Но я видела вас… на квиддичном матче, я видела, как вы пытались сбить Гарри с метлы…
— Вы видели, как я накладывал контрзаклинание на заклинание Квиррелла, — ответил Снейп. — При всей вашей сообразительности, мисс Грейнджер, у вас отвратительная привычка делать поспешные выводы.
Его ответ уязвил ее. Она покраснела и уставилась себе под ноги.
— Значит, все это время, — сказал Рон, — вы защищали Гарри?
Снейп закатил глаза. — Несмотря на печальную историю моих отношений с его отцом, нет, мистер Уизли, это никогда не доходило до того, чтобы я желал смерти его сыну. Я совершил много ошибок в своей жизни, но я не такое чудовище, каким вы меня представляете.
Рон все еще смотрел на Снейпа, словно переставляя в голове какие-то детали. Все, что он сказал, было: О, — и прозвучало это немного неуверенно.
— Я послал Альбусу сову. Он завтра прибывает из Лондона. Уверен, что все эти злоключения убедили его сделать то, на чем я настаивал с самого начала, — уничтожить эту проклятую штуку.
Из складок мантии он достал философский камень, маленький, красный и сверкающий в слабом свете.
Драко не мог даже взглянуть на него. С момента прихода он не мог смотреть ни на что, кроме Гарри.
Он был таким бледным, брови блестели от пота. Его грудь неровно вздымалась и опускалась, и даже несмотря на то, что беспокойство душило Драко, гнев распалял его кровь.
— Я говорил ему не делать этого, — прошипел Драко, сжимая кулаки.
Гермиона снова оказалась рядом с ним. — Драко…
— Я умолял его не делать этого. Я говорил ему, что это опасно, а он все равно это сделал.
— Но он забрал камень у Сам-Знаешь-Кого! — настаивала Гермиона. — Это того стоило, верно?
— Он мог умереть! Он почти умер! Стоило ли бы это того, если бы профессор Снейп опоздал на долю секунды? Или если бы я? Или…
Правда затопляла нутро Драко, тяжелая и холодная. Он так переживал о Гарри и едва не потерял его. В основе всего этого праведного негодования лежал ужасный, всепоглощающий страх.
Он едва не потерял его. Он едва не погиб.
Он повернулся и выбежал из Больничного крыла, преследуемый протестующими возгласами Рона и Гермионы и единственным спокойным возражением Снейпа: — Отпустите его. Его гнев небезоснователен.
Драко решил, что больше не хочет разговаривать с Гарри. Он не мог так бояться потерять его, если он не был для него на первом месте.
Первые несколько дней его было легко избегать, так как он не приходил в сознание все выходные. Однако в первый же день, когда он очнулся, он стал неотступно следовать за Драко по всему замку, выпрыгивая в коридорах, чтобы схватить его за запястье, или выкрикивая его имя из дальнего конца библиотеки. Драко только и делал, что мчался обратно в подземелья и прятался в гостиной Слизерина, пока наконец не успокаивался.
На протяжении всего праздника он смотрел на Драко с другого конца зала, и выражение его лица было искажено беспокойством. Драко же все это время смотрел в свою тарелку.
Но когда директор Дамблдор вручил последние 150 очков, когда слизеринский изумруд был волшебным образом заменен на гриффиндорский алый, Драко больше не мог находиться в зале. Он встал так резко, что чуть не сбил Пэнси с ног, выбегая из Большого зала.
Он был уже на полпути через весь коридор, когда…
Он остановился на месте и в ярости обернулся. За ним через вестибюль спешил Гарри.
— Драко, подожди, пожалуйста, подожди. Мне нужно с тобой поговорить. Я…
— Нет, — огрызнулся Драко. — Нет, тебе не нужно говорить со мной. Тебе нужно выговориться мне. Очевидно, твое мнение — единственное, что тебя волнует, о великий альфа!
Гарри замер на месте, отшатнувшись назад, словно пораженный. — Я… Драко, это нечестно, я не…
— Не надо! Мне так надоело, что альфы заставляют меня чувствовать себя ужасно! Ты хоть представляешь, как я боялся, ожидая, пока ты вернешься? Я думал, ты умер!
Выражение лица Гарри начало медленно меняться. — Драко…
— И мне пришлось провести свой собственный чертов день рождения, гадая, проснется ли мой лучший друг вновь, потому что ты пошел и сделал что-то настолько глупое и безрассудное, даже когда я умолял тебя не делать этого!
— И, конечно же, ты за это вознагражден, — всхлипнул Драко, яростно махнув рукой в сторону Большого зала, где все еще ликовал гриффиндорский стол. — Конечно же, ты должен был украсть у Слизерина и этот чертов Кубок школы, потому что мало того, что ты заставлял меня засыпать в слезах две ночи подряд, ты должен был еще и свести на нет всю тяжелую работу моего факультета…
Голос Гарри стал натянутым и дрожащим. — Драко…
— Так что сделай мне одолжение, Гарри Поттер, и просто оставь меня в покое!
Драко крутанулся на месте и помчался через вестибюль обратно в подземелья. Гарри, к счастью, не последовал за ним.
Спустившись через замок, Драко запыхался и решительно сказал себе, что не будет плакать из-за Гарри Поттера, больше не будет. Он уедет домой на лето, будет помогать маме в саду, печь с Добби на кухне, обыграет Корделию в шахматы и вернется в следующем семестре, не заботясь о Гарри Поттере.
Когда Драко наконец сел на кровать, он ссутулился и зарылся лицом в руки, его плечи поникли. Он не будет плакать из-за Гарри Поттера. Не будет.
Спустя несколько долгих минут Драко наконец поднял голову, собираясь тоскливо смотреть в окно, пока коридоры не опустеют и он не сможет пробраться на кухню за пропущенным ужином, но его отвлек небольшой сверток на прикроватной тумбочке.
Драко шмыгнул носом, протер ладонью один глаз, а затем протянул руку, чтобы взять его. Должно быть, он пришел вместе с остальной почтой в начале дня. Тонкий и легкий, он был завернут в коричневую бумагу и закреплен бечевкой. В складки был вложен маленький квадратик пергамента, который Драко вытащил в первую очередь, чтобы прочитать.
С днем рождения, Драко. Это был почерк отца, аккуратный, витиеватый и безошибочно узнаваемый. Драко удивленно моргнул. Отец обычно не дарил ему подарков — они всегда были от обоих родителей, и, как правило, их выбирала мать.
Драко не мог понять, почему этот подарок был другим. Отец что-то хотел от него? Может, отсутствие Драко заставляет его сердце тосковать? Оба варианта казались маловероятными. Отец никогда ничего не хотел от Драко, кроме, пожалуй, его молчания, а если и любил своего сына-омегу, то старался этого не показывать.
Тем не менее, это был достаточно внимательный подарок — изящно сделанный и обтянутый тонкой зеленой кожей. У Драко никогда раньше не было дневника.