Женщины в профессии
Мы восхищаемся смелыми и идейными женщинами с большой внутренней силой. К празднику солидарности женщин в борьбе за свои права мы пригласили четырех героинь рассказать о своем опыте в самых разных профессиях. Осторожно: истории настолько вдохновляющие, что захочется свернуть горы!
Александра Weldqueen, современный художник и скульптор: «Когда сыну было год и десять, я построила 11-метровую башню-самолет в Штатах на фестивале Burning man»
— С чего начался ваш профессиональный путь?
— Я стала Weldqueen в 2015 году, а до этого я искала материал и морально готовилась к нему. С 2007 года начала проявлять себя творчески — писала картины. Но достаточно быстро поняла, что они не подходят как… «медиум». Я искала что-то другое и поняла, что хочу работать с объектом, а не с чем-то плоским. Наблюдала за отцом, который работал с металлом. Для него он был как пластилин. Я решила попробовать делать маленькие скульптуры. Отец научил меня работать со всеми видами сварки, со всеми электроинструментами для обработки металла — так и начался мой путь. Тогда я делала небольшие скульптуры с подсветками, какие-то светильники в небольшом формате, все размером до 50 сантиметров. Достаточно быстро поняла, что это тот материал, к которому меня прямо тянет, примагничивает. Я переехала в Москву из Севастополя и получила тут сварочное образование. Дальше устроилась на работу в компанию, которая занималась металлообработкой, директором по развитию, а в свободное время ходила в мастерскую варить. Весь этот путь — о доверии. Об ощущении, что металл — это мой материал. И вот уже в 2015 году мне пришла идея первой большой скульптуры — «Медитирующий кот Тихвани». Я понимала, что надо работать в содружестве с опытным академическим скульптором, чтобы создать такую работу. Собрала нужную команду и в этом же году скульптура была выполнена. С тех пор было сделано очень много разных работ в России и за ее пределами.
— Расскажите об одной из последних работ!
— Моя крайняя большая работа — скульптура «Душа» в восемь с половиной метров. Ее официальное открытие случится в июне этого года. Это интерактивный музыкальный объект в ландшафте. То есть вы заходите в эту скульптуру, а внутри нее размещен уникальный инструмент — тетафон (трубный музыкальный инструмент, созданный специально для этой работы). На нем вы можете сыграть свою композицию. Сыграть на струнах своей души, так сказать.
— Сегодня вы — независимый художник, продвигающий собственный бренд. Но вы упомянули, что работали в компании, а обычно в таких местах нужно выстраивать коммуникацию. Были ли еще женщины там, кроме вас?
— Сталкивались с предвзятостью в половом отношении?
— Нет, наоборот, только с доверием и желанием посодействовать. Потому что с руководителем была договоренность, что я могу ходить в их мастерскую в свободное от работы время и поваривать себе. А в цеху, где работают обычные сварщики, работяги, были, конечно, подколы. Но я человек, сильный духом, поэтому ранить меня каким-то словом или издевкой сложно. Поэтому я просто отшучивалась и все. При этом всегда были люди, готовые помочь и подсказать, отвлекаясь от своей основной работы.
— А по поводу зарплаты в вашей профессии — бывают случаи, когда женщины получают меньше из-за того, что они женщины?
— Меня этот вопрос не коснулся, потому что я получала зарплату офисного работника. Но у меня вот сейчас есть ученицы, которые иногда сталкивались с притеснениями и утверждениями о том, что у них навыков меньше, чем у мужчины-сварщика. Обычно девушки, которые идут работать с металлом, уже имеют сильный внутренний стержень. Зачастую они не уступают мужчинам в способностях или готовности работать с той же отдачей. Поэтому они и в такой ситуации могут за себя постоять, доказывая свою эффективность. Возвращаясь к своему опыту, первые 3-4 года творческого пути мне еще хватало времени на то, чтобы поддерживать профессиональные сварочные онлайн-сообщества. Я была модератором одного из таких. И вот там встречались люди с проблемной самооценкой, которые говорили, мол, ты женщина, должна борщ варить, а не материал. Но я к этому очень легко относилась: понимала, что такой человек просто думает, что я у него отбираю работу.
— Я видела у вас фотографии с ребенком: как удается совмещать роль матери и творца?
— Да, у меня есть маленький сын. Знаете, моя деятельность всегда была для меня целой жизнью. Это больше чем работа, и всегда занимало все мое время до рождения сына. Даже на отношения всегда было меньше времени. Поначалу, когда родился сын, мне было очень сложно совмещать. Но даже тогда было очень важно уделять время своему делу, потому что это очень важно для души и состояния. Я долго искала этот баланс, чтобы быть хорошей матерью и сохранить себя как профессионала, как личность. Для женщины, я считаю, это довольно большое испытание. И вот сейчас я могу сказать, что нашла этот баланс. Когда сыну было год и десять, я построила 11-метровую башню-самолет в Штатах на фестивале Burning man. То есть, пока я строила скульптуру, ребенок жил со мной и няней в Мексике четыре месяца. Мой сын даже иногда принимает участие в перформансах. Вообще, он принц Weld Queen! У меня, например, есть сварочное платье из огнеупорного брезента, а у него свой сварочный костюм — брюки и китель. И когда он сопровождает меня на открытиях в музеях и галереях, мы вместе в сварочных образах. Я его приобщаю к своему делу, и сейчас он уже знает, какие скульптуры сделала мама.
— Это очень здорово! А чему самому важному, на ваш взгляд, нужно научить ребенка?
— Работать над собой! Это самое важное качество, которое я всегда транслирую ребенку. Вообще, я сама провела много психологической работы над собой. И считаю, что стала художником и медиатором между миром идей и миром реальности, именно благодаря этому.
— Творческие люди более, чем остальные, склонны к выгораниям и кризисам. Как с ними справляться?
— Очень простой ответ: идти к психологу! И не бояться этого. Я столкнулась с сильным выгоранием еще до рождения ребенка. Моя деятельность ведет не только к физическим и ментальным проблемам, но и к финансовым — в начале пути приходилось брать кредиты для реализации некоторых работ. Пройдя через это выгорание, я стала еще более сильным человеком. Многие люди боятся идти в терапию, но на самом деле это помеха к их же личностному развитию. Поэтому обязательно пробуйте разные психологические практики, чтобы выйти из кризиса с новым ресурсом.
Арина, геофизик: «Первое, что сказал начальник партии геологов — “Ты чего сюда девок привел? Здесь их медведи сожрут!”»
— Я закончила бакалавриат и учусь в магистратуре, работала в полях. Не сказала бы, что это не женская профессия, но точно не всякая девушка согласится на это.
— А что вы делаете там, в полях?
— В зависимости от того, какое поле, какой род занятий. Геофизика — это изучение Земли при помощи разнообразных физических полей: квалификационных, магнитных, электрических, сейсмических и термических вибраций. Радиацию тоже можно мерить. В зависимости от того, какой метод используется, какое поле мы пытаемся измерить. Если поля, допустим, по магниторазведке больше похожи на сумасшедший марафон по горам, то поля по электроразведке похожи на прогулку по ним, а по сейсмике такое ощущение, будто бы к тебе привязали кувалду.
— Ты училась в какой-то специализированной школе?
— Я всегда училась в математической школе, и нас целили на мехмат. Я поступала во вторую волну, и, если честно, не особо хотелось рисковать баллами, поэтому как только я узнала, что прохожу на геофизику, я не задумываясь сказала: «Все, до свидания, мехмат, да здравствует геология!».
— Когда-нибудь встречалась с гендерными стереотипами на работе?
— Стереотипы есть, но они не особо серьезные. Женщины у нас зачастую работают лучше, чем мужчины. Мужчины в геологии, причем во всей, подвержены тому, что они пьют как черти, а женщины — нет. Поэтому если поле в районе города, то иногда лучше побольше девушек набирать — они будут работать больше, чем куча мужиков, которые напротив первой же лавки сопьются. Просто женщины более ответственные.
— Как ты думаешь, есть ли у вас различия в зарплате с мужчинами?
— У геофизиков такого разделения нет, потому что в поля едут только самые отчаянные девушки, а значит эти отчаянные девушки готовы работать за двоих мужиков. Когда после третьего курса у меня было первое поле, я была даже не трудоустроена, нас взяли со словами: «Ну вот, вы плюс-минус специалисты, можете заставить это работать». Платили 80, что ли, тысяч в месяц. Но это достаточно мало.
— А это на какой промежуток времени?
— 2 месяца в поле. Когда ты едешь в экспедицию, фирма, которая тебя наняла, полностью обеспечивает твой перелет до объекта. Там тебя еще должны накормить, напоить, уложить спать, а на следующий день и одеть. Поэтому в эти 80 тысяч можно еще спокойно добавить около 40. У меня первое поле было на Чукотке, второе на Камчатке. На Чукотку сейчас можно долететь не менее чем за 20 тысяч. Поэтому 20 тысяч туда-обратно — вот уже и 40 набралось. Во второе поле я уже ехала как специалист по одному из методов — мне заплатили около 110 тысяч.
— Как реагируют коллеги и окружающие, когда узнают, что ты геофизик?
— Тут есть некоторая особенность. Если сказать, что я геофизик, мало кто поймет, что я из себя представляю, потому что наша работа не афишируется. В телевизоре говорят про геологов, а про геофизиков никто ни слухом, ни духом. Хотя работа геологов, по сути, основана на том, что геофизики в свое время прошли кучу километров с оборудованием и сделали карты. По поводу того, как реагируют коллеги: у нас в поле в этом году приехало четыре девчонки: я и еще три. Первое, что сказал начальник партии геологов нашему начальнику, — «Ты чего сюда девок привел? Здесь их медведи сожрут». Потом этот же геолог был в шоке от того, что мы любого мужика могли заткнуть за пояс, так что... Сначала многие мужчины очень снисходительно смотрят на девушек-геологов, геофизиков, потом они понимают, что, если девушка ездит в поля, лучше её не трогать — пришибёт.
— Какие бы советы ты дала девушкам, которые выбирают эту профессию?
— Им должно нравиться то, чем они занимаются. Если они хотят ехать в поле, то должны осознавать, что это не город, здесь нет ничего. У вас за соседней речкой ходит медведь, и это не маленький медведь в клетке в зоопарке, а мамаша с тремя ребятёнками, и вполне себе есть вероятность, что она захочет вами отужинать. Если в интернете забить: «Средства защиты от медведей», там выпадет список от гуделок до фальшфейеров и перцовых баллончиков. Я скажу, как человек, который с ним встречался, — ни черта не помогает, мы просто с подружкой встали друг к другу поближе, сделали вид, что мы верблюд, тихонечко отходили и молились. Потому что молодые медведи на этот фальшфейер только запросто придут, им это интересно. Надо быть готовым к тому, что условия могут быть райскими: база, палатки, баня, а могут быть и ужасными: пурга в начале сентября, летняя палатка и дикие животные. Еще, надо быть готовым к тому, что вы будете есть дичь: иногда есть необходимость взять ружьё и сказать: «Ну, я пошёл, я хочу покушать».
— Как бы ты описала свои перспективы карьерного роста?
— Лет до 30-40 можно спокойно ездить в поля и зарабатывать там кучу денег, полевой сезон длится с начала мая до конца сентября, а то и больше, плюс еще зимние поля. То есть ты попросту уезжаешь, не существуя 5 месяцев. Соответственно, пока есть возможность, надо ездить в поля, надо смотреть мир. Потому что я не думаю, что кто-нибудь просто так на халяву скатался бы на Камчатку или на Чукотку. А потом, соответственно, все геофизики пересаживаются в офисы и начинают работать на последующих стадиях геофизических исследований, на камеральных исследованиях: сидят в компьютере, смотрят данные, которые наснимали полевики, и что-то по ним делают.
— А чем ты заполняешь промежутки между сезонами, у тебя есть другая работа?
— Пока я учусь, всегда есть чем заняться. Плюс я подрабатываю в школе, платят копейки, но зато у меня каждый год медкомиссия, и я радуюсь этому. А вообще работа геофизиков ведется круглый год. Если ты не едешь в поле, то значит можешь поехать тестировать оборудование, например, этим мы будем заниматься на выходных.
— Как по мне, надо просто заниматься тем, что тебе нравится, и все проблемы будут решаемы, на это не влияет пол. Сильные женщины есть везде, в том числе и в геофизике, поэтому к девушкам относятся очень аккуратно. Как говорит один из наших преподавателей: «Если в поле есть девушка, то она должна быть принцессой».
Кристина, дальнобойщица: «Мужчины точили на меня зуб, потому что мастера ставили меня им в пример»
— Сама в шоке! Но я быстро поняла, что эта профессия — не моя. Не люблю готовить, да и к машинам с детства тянуло больше.
— Мне однажды друг сказал, что нужно открывать категорию (водительскую, прим.ред.). Но я спорила, говорила, что большая машина и женщина — вещи несовместимые. А потом попробовала покататься на самосвале у друзей и понесла документы в автошколу, куда меня, кстати, не сразу взяли — опять же из-за мужского стереотипа о том, что женщина должна быть на кухне.
— Но вы ловко выбрались из кухни за руль! А в детстве как возник интерес — кто-то из родных ездил?
— Нет, из родных никто. Мамы у меня, к сожалению, нет, поэтому я не могу представить, как бы она отреагировала. А вот папа отговаривал, говорил, мол, Кристина, это не женская профессия, а если что-то случится — что ты будешь делать?! Но я сразу сказала, что это мое окончательное решение. В итоге, он пошел со мной подавать документы в автошколу.
— Вы уже пять лет в профессии — за это время сталкивались с такими же стереотипами в коллективе?
— Я сменила несколько фирм. Поначалу было тяжело: никто не хотел брать и требовали наличие опыта. А как я могла показать, что я ничем не хуже мужчины, если никто не берет? Но в итоге мне дали шанс проявить себя. Когда я только начала работать, никто не верил, что я водитель: все думали, что чья-то девушка или жена, которая просто катается с мужем. Но как только убедились, что я сама вожу, начали постоянно расспрашивать. Это утомляло — я на обеденный час просто уезжала в лес, чтобы ко мне никто не подходил. Потом ажиотаж спал, но были и другие моменты. Например, когда некоторые водители точили на меня зуб, из-за того, что мастера ставили меня им в пример как более ответственного и пунктуального водителя. Но в целом, с коллективами мне везло. Правда, на последнем месте работы было не очень: пришел молодой мальчишка, который только отслужил, опыта у него особо не было. Он ездил только на самосвале и по асфальту. Ну какой это опыт? Я училась ездить по бездорожью и болотам! И он возомнил себя непонятно кем… мне это очень не нравилось. Ты поработай там, где я работала, а потом уже будем разговаривать!
— Женщины среди коллег встречаются вам?
— Была одна женщина, у которой тоже были открыты категории, но не было работы. В итоге ее взяли в фирму, где я работала, потому что начальство помнило, как тяжело в начале было мне. И женщина отлично себя проявила, я была очень рада! Стереотип так потихоньку рассеивается. Девушки тоже могут ездить на большие расстояния!
— А какое самое длинное расстояние за раз вы проезжали?
— Я сейчас временно пересела на легковую машину. Пока шеф покупает новые машины, я вожу его, то есть по всей России катаемся. Максимальный километраж за раз — 3200 км. Это из нижегородской области ехать до Ростова, а оттуда — на Москву.
— Сколько удалось поспать за этот путь?
— Пять часов. У меня есть свои способы не засыпать. Например, покупаю леденцы, включаю музыку в дороге или открываю окно, чтобы было немножко зябко.
— Каким главным качеством, по вашему, должен обладать представитель вашей профессии?
— Быстрой реакцией. Сейчас многие молодые водители рассеяны из-за телефонов. А они — причина большинства аварий сегодня.
— Случались ли у вас кризисные времена за время работы? Как справлялись с ними?
— Да, когда я потеряла мать, у меня опустились руки. Я осталась без поддержки и не могла работать. И здесь повлияла позиция моего работодателя, который очень здорово меня поддержал. Через какое-то время я оклемалась и быстро вошла назад в свое русло, потому что люблю свою профессию. Я просыпаюсь с утра с хорошим настроением, сажусь за руль и получаю полное удовольствие. И вообще, знаете, эту профессию не выбирают, а рождаются с ней.
— А кем вы хотели стать в детстве?
— Полицейским! [смеется] Но стоило прокатиться один раз на большой машине, и все стало понятно.
— Интересно насчет личной жизни — вы говорили, что выбор такой профессии приравнивается к решению поставить на ней крест. А в перспективе планируете семью?
— Если я встречу человека, который будет уважать мой интерес и ждать меня из рейса, то, думаю, это возможно. А когда появятся дети, то мне, конечно, придется, так сказать, покинуть кабину. Но точно ненадолго — до тех пор как они подрастут. И потом можно будет вернуться, снова работать для себя.
Татьяна, биоинженер: «Еще я, конечно, надеялась найти в Бауманке мужа!»
— Как ты выбирала свою профессию, и были ли какие-то факторы, которые повлияли на твое решение?
— Сдавать что-то гуманитарное я сразу не собиралась, потому что я бы это никогда в жизни не выучила. Даже не собиралась бы. Поэтому у меня осталось только что-то техническое: привлекала возможность спасти мир от всех болезней. Еще я, конечно, надеялась в Бауманке найти мужа! Прихожу, а тут женское направление 50 на 50. Соответственно, мои шансы упали. С другой стороны, тут учатся невероятно умные девушки — с ними интересно общаться.
— Считаешь ли ты свою профессию «неженской»?
— Я инженер-электронщик медтехники. Мне кажется, что у профессии в целом не может быть пола. На учебе часто сталкиваюсь с тем, что парням просто не хватает усидчивости: выучить, сделать, добиться результата, но в то же время они могут понимать что-то лучше девушек. А бывает и наоборот, в зависимости от характера человека. Вообще, все профессии универсальны, если они не требуют каких-то сложных физических действий, которые просто накладывают ограничения именно на женщин.
— Есть ли у тебя ощущение, что женщины в вашей профессии сталкиваются с неравенством в зарплате по сравнению с мужчинами?
— Самая высокая зарплата, конечно, на руководящих должностях. В инженерных направлениях руководители, как правило, мужчины — это правда.
— Их возраст достаточно закономерный, в районе 45-50 лет. В то время, когда они проходили свое обучение, были предрассудки насчет женщин, им тяжелее было стать инженерами.
— Как окружающие реагируют на твою профессию?
— Обычно старшее поколение очень удивляется направлению, но не из-за того, что я женщина, а из-за того, что оно достаточно инновационное и интересное, раньше такого не было.
— Расскажи о дальнейших планах, о чем мечтаешь?
— Ну, в моих мечтах, конечно, удачно выйти замуж и открыть убыточный бизнес. Но кто этого не хочет? Накопить денег на какой-нибудь бизнес, постараться его вести, раза три прогореть, лет до сорока стараться и стараться, не имея ничего за душой, а потом само пойдет.
— С чем связано легкое продвижение по карьерной лестнице в твоей специальности?
— С тем, что тут не очень много людей. У нас маловато вузов, которые действительно обучают этой профессии, а не прописывают в дипломе номинальное образование. Вот есть Бауманка и вся остальная шелупонь, которую в инженерном мире никто не уважает. Я работаю в “Ge HealthCare”, компания специализируется на разработке и производстве аппаратов для компьютерной и магнитно-резонансной томографии, рентгеновских аппаратов. Биологическая среда достаточно непредсказуема, нестатична, в этом минус, но благодаря этому мы живем. Нам необходимо понимать, какой сигнал мы будем получать, как мы этот сигнал хотим обработать, какой результат мы должны получить после обработки. Нам надо постоянно учитывать энное количество шумов при сигнале, изолировать любые потенциально опасные соединения, разработать саму установку, которая будет соответствовать нормам ГОСТа, предписаниям Минздрава и всему-всему прочему, а еще провести ряд клинических тестирований, желательно на чем-то живом.
Подписывайтесь на телеграм газеты «Зинзивер», чтобы ничего не пропустить!