Реалии музыкальной индустрии сегодня

Лера Антонова поговорила с Александрой Маяк, основательницей лейбла /ракурс/, промоутером и ex-организатором фестиваля «Motherland», о том, что сегодня происходит с музыкой в России.

— Что сегодня представляют собой реалии музыкальной индустрии?

— Музыкантам естественно, было нелегко всегда, а сейчас появились и другие события. Мы как раз создали лейбл в качестве объединения, который должен создавать какую-то семейственность, поднимать какие-то ценности и рассказывать о молодых талантах. В нашем лейбле есть абсолютно разные люди, например, 17-летний музыкант из Ярославской области, который просто написал нам на почту. Мы ему помогаем. Он выступил со своим кумиром, тоже небольшим артистом, но это было его счастье — первое выступление в Москве.

Сейчас проблема в том, что закрываются клубы, какие-то площадки недоступны для музыкантов. Мы видим дыры в фестивалях, на лайнапах. У нас были крупные имена и крупные фестивали, а сейчас их нет, и что-то делается для поддержания прошлого вау-эффекта, который давал, например, Пикник Афиши. Собственно говоря, о привозах мы уже и забыли.

Интернет-культура породила огромное количество музыкальных проектов, музыка стала доступнее, её удобно и быстро делать. И рост ее популярности — иногда дело случая, иногда дело огромной работы. Я изначально, чтобы прийти в индустрию, пролоббировала кучу журналов и сайтов, следила за всеми мероприятиями, понимала, кто за что отвечает, для меня это было невероятно важно. Вот ты приходишь на концерт, видишь организатора, и понимаешь, что это он все сделал, всех позвал, вложил силы. А у молодых нынешних музыкантов нет такого понимания, потому что они не успевают за этим следить и никто не успевает их обучать. Я недавно для себя поняла, что у нас нет какой-то преемственности в музыкальной индустрии, которая бы подсказала, как надо себя вести, если ты не часть большого лейбла. Нет, здесь нужен определённый вектор развития для тебя как для артиста, ты должен либо его выбрать сам, через тернии, либо же тебе его может кто-то подсказать. А куда стучаться, чтобы кто-то мог тебе подсказать? Всё закрывается, всё теряет бюджет, всё урезается, какие-то спонсорские истории — это уже сказка. И сейчас приходится всё поднимать своими силами и своими руками.

— У некоторых исполнителей есть мнение, что сейчас музыкальная индустрия в целом разрушена. А ты говоришь, что всё ещё стоит продолжать делать музыку. Зачем она нужна? Зачем нужно продолжать делать музыку исполнителям, если у них, условно, нет сил? Для чего это нужно?

— Ну да, наши крупные артисты стали иноагентами, они уж точно не вернутся в Россию в ближайшее время. Их привычное представление о том, что такое их музыкальная индустрия, больше не существует. Но почему-то сегодня после нашей лекции будет концерт, и желание заниматься творчеством не прекращается. Творчество — это рефлексия, рефлексия — это нормальное чувство человека, когда он хочет откинуть какие-то эмоции и получить какой-то отклик, люди хотят веселиться и отдыхать. Для этого музыканты и продолжают. Но вообще это надо спрашивать самих музыкантов. Я, конечно, отвечаю за некоторых, но никогда не лезу в их творчество, для меня и моего лейбла это важный фактор. Мы не лезем в творчество, музыканты сами всем занимаются, а мы можем только задать вектор, помочь, сказать, что мы рядом, любим и верим! Индустрия-то есть, конвейер работает. Есть большое количество клубов, в которых и поменялись только лайнапы, упала выручка, что-то пришлось заменить или поменять, но это же нормально.

— По каким исполнителям будут судить о нашем времени в будущем?

— Это вопрос, потому что сейчас уже все судят почему-то по «Королю и Шуту». Появилась большая рекламная кампания, которая здорово выполнена, в которую столько людей включено, и это уникальная вещь в нашей индустрии, которая появилась. Поскольку она успешная, то почему бы всем снова не вспомнить «Киш» и снова не говорить, что это тоже наше время? Мы снова начали это слушать, а судя по чартам, мы это снова активно слушаем…

— Это всё TikTok, потому что 13-летние девочки очень любят «Короля и Шута».

— Я, кстати, надеюсь, что они изучают разное, потому что я, будучи 13-летней девочкой, сидела «ВКонтакте», слушала металкор и писала на него рецензии, но при этом у меня было понимание, кто такой Ляпис, какие-то рок-группы, какие-то инди-проекты, то есть абсолютно различные формации. Сейчас мы имеем просто огромные возможности в интернете, вовлечённость стриминга в то, чтобы показывать молодых артистов и рассказывать о новых проектах. Кажется, что каждый слушатель получил свою возможность на узкое восприятие музыки — мне нравятся какие-то вещи и я буду слушать их, даже если это узкие жанры. Я, допустим, никогда не интересовалась жанром кальян-рэпа, но я слушаю рэпера Камбулата. Просто Камбулат из Саратова, а я из Саратова…

— Я тоже!

— Ты тоже? Обалдеть! Вот такие вещи случаются и для меня это очень важно. Я очень ценю свой родной город, и мне важно, что там происходит, я буду его слушать и, наверное, люди, поймут, что это свой человек. Узкая таргетированность музыки и возможность выбрать то, что ты слушаешь — это уникально сейчас. Какой-то большой и широкий проект сейчас возвращается, все старички снова начинают осваивать стадионы, а нам бы почему не прийти? Мы же на этом выросли.

— Но в том и дело, что они старички. Сейчас ведь это выглядит совершенно иначе?

— Ну, на Меладзе девчонки ходят толпой и им нравится. Сейчас просто должно умереть понятие эстрады, которое нам дал телевизор. Вот всё, что я видела за всю свою жизнь по телеку, видела Надежду Бабкину, а тут я вижу Монеточку рядом с ней, или то, что «Вечерний Ургант» дал. Конечно, в культурном плане это можно достаточно интересно провести, но при этом надо понимать, какой вес это сейчас имеет. Условно, мы не смотрим «Голубой огонёк», но, наверное, Первый канал мы в новогоднюю ночь включим по традиции, по привычке. Мы всё равно не увидим тех артистов, которых слушаем на стримингах, а вот на «Вечернем Урганте» мы их увидим. Разрыв шаблона. Какая-то надежда на угасание российской эстрады появилась, но что нас ждёт дальше — большая загадка. Какой человек сейчас должен появиться, какой-то супергерой, который бы не нёс откровенную чепуху и пропаганду, был бы верен своим идеалам, не был бы «вылизан» продюсированием? Вот просто сам бы сказал, это моя музыка, я так чувствую! Слушайте, мои хорошие! Может быть, это наш герой? Условно, я жду какого-нибудь нового Цоя в лаптях и в джинсах, но для каждого теперь разные идеалы. Мир изменился, но, по-моему, возможность самовыражения есть.

— Как с фестивальной историей сегодня? Расскажи, чем был и чем стал «Motherland».

— Вообще, я очень рефлексирую насчёт этого. Это был первый фестиваль, который я сделала. Я была 15-летней девчонкой. На площадку приехала после ОГЭ. Этот фестиваль дал мне незабываемую атмосферу, о которой я только читала тексты и видела картинки, потому что меня мама никуда не пускала. Люди, которые по-особенному двигались, танцевали, люди, которые чувствовали. Музыканты, которые знали, почему они выступают, понимали, что такое Motherland. Для меня это была именно атмосфера. Фестиваль был, может, не супербольшущий, но для инди-индустрии, для определённого пула артистов это уникальность. Потом уже появилась «Боль», но такого же чувства не было, ни на одном фестивале, на котором я была. А то, что ребята делают сейчас, это действительно что-то новое. Поменялась команда: ребята вдохнули в это абсолютно новую жизнь. Они тоже делают большую работу, чтобы получилось то, о чём ты будешь вспоминать. Не рядовой фестиваль, а что-то особенное.

— Есть какое-то яркое воспоминание с тех времён?

— Помнится, когда в первый раз сталкиваешься с человеком, которого слушаешь и любишь, хочется что-то сказать, например, спасибо за музыку. Вот с Лёхой Никоновым было очень смешно: я искала ему новую гримёрку, он не был доволен своей. А Лёха Никонов был для меня человеком, чьи стихотворения в пятом классе я переделывала без мата и читала наизусть. И Лёха Никонов мне такой: «А какого чёрта у меня тут плохая гримёрка?!». Я просто снеся голову выселила каких-то музыкантов, нашла помещение, спросила всех его музыкантов, будет ли им там комфортно, а Лёха просто такой сложный человек, поэтому до него надо было просто достучаться. Он потом извинился, сказал: «Прости, я вижу, как ты стараешься», по-человечески обнял — у меня слёзы были рекой, я была так счастлива, что сам Лёха Никонов, господи! И таких историй достаточно много, но у меня как у девочки всегда какие-то сложности, я была какая-то малолетка на фестивалях. Сама таскала гитары и никто никогда не предлагал помощь. Говорить про сексизм — бессмысленно, ты просто берёшь и делаешь. И я всегда понимала, что я это делаю для чего-то — например для того, чтобы эта тысяча людей, которая стоит, увидели этот концерт. Я помню, как не спала три дня, забывала есть, пить — для меня это настоящее отношение к фестивалю.

— Как совмещать учебу и работу над продвижением своего продукта?

— Привет моей маме! Я бросила универ, родители заставляют пойти учиться обратно. Я этого делать не хочу и это принципиальная позиция. Я проучилась один курс, но тогда уже работала на большом дистрибьюторе на хорошей должности. Я очень сильно застудила шею, не могла ею двигать, была в повязке и ходила с нею какое-то время, и в обеденный перерыв на работе я сидела и писала эти конспекты, слушала в наушниках лекции, переписывала какие-то тетради по философии. Было интересно, мне это не сложно, я люблю учиться и что-то понимать.

— Где ты училась?

— В РГГУ на рекламе. До этого я пять лет конкретно занималась рекламной и социальными сетями. В какой-то момент я поняла, что в вузе никому не нужна. Моё отношение к образованию, может быть, поменяется. Но тогда это было как-то унизительно — учиться у людей, которым это неинтересно, я не хотела. Возможно, я не нашла своего вдохновителя. Как говорил Толстой, не надо читать новую книжку, когда у тебя в голове есть идеи. Реализуй сначала эти идеи, а потом уже возьмись за чтиво, когда голова будет пустая. Спасибо папе за Толстого. А тут, в общем-то, я реально не успела и реально отказалась от этого. Всё успевать невозможно и действительно приходится от чего-то отказываться. Это личное дело каждого, тут надо просто расставить приоритеты. Бросать универ я, конечно, никого не призываю, а то мама убьёт, как меня, например, уже три года пилят, поэтому… Мама, я тебя люблю!

— Ты проводишь консультации с музыкантами. Насколько это эффективно?

— Есть классный пример, которым я горжусь больше всего. Ко мне на консультацию пришел замечательный артист. Чтобы раскрыть потенциал, нужно узнать о человеке больше, и я его спросила, кем он работает. Оказалось, что он психотерапевт. И у меня внезапно возникла идея — а почему бы ему не запустить подкаст? Я ему помогла с этим, давала советы, у нас были консультации по его имиджу и выступлениям, я делилась своими идеями по его материалу. Получился подкаст о ментальном здоровье творческих людей. Тот артист сразу стал приглашать интересных музыкантов, и сейчас он выглядит более уверенно. Настолько, что Universal Music подписали его на лейбл, до того, как они ушли из России. То есть у него всё получилось! У меня была искренняя радость за человека, что это действительно вышло благодаря моей идее. И он пришёл ко мне на день рождения с огромным букетом роз и сказал спасибо! Для меня это было невероятно, человек мне просто сказал спасибо! Это ценно — те знания и идеи, которые я могу дать — они стоят денег, в компаниях за это действительно платят, а агентства берут за это раз в сто больше без преувеличений. А тут я могу построить какую-то пиар-компанию с нуля, и сделать так, чтобы мы потратили на неё не пятьдесят тысяч, а десять.

— Дай совет человеку, который хочет создать свой лейбл. Что для этого нужно?

— Это очень тяжёлый труд, многие могут его обесценить или вообще не понять. Допустим, в моём близком окружении есть человек, который хочет создать свой лейбл. Он закончил курсы по музыкальному менеджменту и хочет правильно поставить себя в индустрии. Я работаю уже седьмой год: веду музыкальные паблики «ВКонтакте», пишу о музыке, я менеджер артистов, делала свои фестивали. А тут человек закончил курсы, чувствует себя уверенно и говорит, что сейчас сделает так же. Но такого не бывает. Нужно много общаться, много понимать и быть человеком — иногда удобным, иногда важным для людей, иногда надо делать какие-то вещи, просто потому что их надо делать. За все это время у меня седина появилась. Я не желаю этого людям, но действительно, то, что я имею сейчас — это творчество. А вдруг я тоже сделаю новую Земфиру, которая признана иноагентом? А вдруг это новый Гребенщиков? У меня есть маленькая мечта — оказаться за кулисами на концерте музыканта, которого я продюсирую и развиваю с самого начала. Пускай в каком-нибудь «Главклубе», чтобы толпа ревела под его треки и не отпускала его и чтобы это был уже третий трек на бис, а я бы просто стояла и радовалась за них! Вот у меня какая-то такая есть мечта, и я понимаю, что это реализуемо! И возможно, что одна из групп действительно стрельнёт, просто потому что они все искренние и честные.

— Выходит, что самое главное — это любить своё дело и мечтать?

— Как бы это ни было банально или ванильно, но мне кажется, что это действительно так. Можно это воспринимать, как угодно, но, если честно, я по-другому не умею, мой путь соткан именно такими чувствами.

Лера Антонова