Почти документалист Владимир Бурич
Владимир Петрович Бурич — поэт и переводчик, отметившийся в отечественной литературной традиции как теоретик и идеолог свободного стиха. Лера Антонова рассказывает про жизнетворчество поэта и размышляет о том, откуда берется его чуткое внимание к деталям окружающего мира.
Создание традиционной поэзии часто ассоциируют с чем-то волшебным (колдовство, шаманство, что-то еще на ваш вкус). Владимир Петрович в одной из своих статей справедливо обвиняет в этом рифму. Рифма, говорит он, — это такой рычажок ассоциативного мышления. Двигая его, можно заготовить «семена, из которых в будущем прорастет содержание». Создание этих заготовок и напоминает творцу колдовской ритуал. Но Бурич верит, что это самообман: «Осмелюсь заявить, что рифмованная поэзия — это поэзия несбывшихся намерений, в лучшем случае — искаженных, в худшем случае — не существовавших». Для подтверждения оставляю здесь строфу из стихотворения С. Чиковани, которую приводит и сам Владимир Петрович:
И начальная мысль не оставит следа,
Так проклятая рифма толкает всегда
Свободная же поэзия, которой Бурич посвятил всего себя, работает по обратным правилам. Она демонстрирует намерения существовавшие и непременно сбывшиеся, намерения, которым не пришлось спотыкаться о рифмы:
это мысли о капитальном ремонте
Но меня в этих «обратных» правилах привлекает другое: они исключают упомянутое волшебство. Материал поэтического труда Бурича — сама по себе действительность без примеси. Никаких заклинаний, зелья и наития. Во многом это связано с философской доктриной, разработанной Владимиром Петровичем. Она называется «адапционизм». Хорошее ее объяснение есть у Игоря Гулина: «Смысла у существования нет, но цель жизни человека — “наилучшая адаптация к окружающей среде”; задача всех сфер его деятельности — разные стороны адаптации, задача поэзии — адаптация психологическая». Иными словами, поэзия — щит, за которым можно спрятаться от всяких экзистенциальных кошмаров, например, от невозможности принять смерть.
Попытка психологической адаптации происходит, впрочем, не путем эскапизма и выдумывания сказочных миров, а через осознанное решение смотреть страху (бытия) в глаза. Этот подход, на мой взгляд, добавляет прозы (буквально) и влияет на образную систему Бурича, которая порой бывает довольно мрачной.
режет лопатой лицо покойного мужа
Вообще, о поэзии Бурича написано много — людьми умными и понимающими тонкости жанра явно лучше меня, поэтому о специфике свободного стиха вы можете почитать, например, у Вячеслава Куприянова. Я же вернусь к волшебству, точнее — его отсутствию. Некоторые стихотворения Бурича удивительно документальны. На фоне более привычных форм документа (публицистика, или, скажем, кино) свободная поэзия выглядит совершенно особенной.
присосанная гильза мелкокалиберного патрона
крестьянку которая зашла за забор
запах пороха и свежеиспеченного хлеба
Пытаясь понять, откуда эта документальность берется, обнаружила, что Владимир Петрович изучал историю кино. Об этом почти ничего не написано, хотя не исключаю, что информация есть в собрании сочинений от ОГИ (до которой я, стыдно признаться, еще не добралась). Но, кажется, сам этот факт свидетельствует о тяготении Бурича к визуальному искусству, рефлексия которого оставила заметный след в искусстве поэтическом.
Есть в этой цепи и еще одно звено. Мы с Владимиром Петровичем — внезапно! — окончили один и тот же факультет журналистики Московского университета. С разницей в 69 лет, но, надо сказать, мало что изменилось: будучи студентом журфака, ты можешь заниматься чем угодно. Сегодня, правда, студент выбирает между рилсмейкингом и копирайтингом… 69 лет назад были более солидные альтернативы. Владимир Бурич много занимался переводческой деятельностью (переводил, кстати, и традиционные стихи, все-таки, чтобы победить врага (рифму), нужно думать как враг), был редактором в разных издательствах и составлял антологии вроде книги «Спорт в творчестве поэтов мира». Он работал на стыке: занимаясь преимущественно литературой, Бурич уверенно держал за руку журналистику. А журналистика дама, известно, настойчивая, поэтому ее присутствие всегда заметно. Например, в третьем выпуске Зинзивера есть материал о том, как на грани «литературы и газеты» балансировал философ и писатель Василий Розанов. Приводя примеры его текстов, автор дает вот такое описание жанру одного из них: «Чуть ли не стихотворение в прозе под видом статьи». Похоже на характеристику свободного стиля Бурича, согласитесь? И наоборот: Вячеслав Куприянов отмечает, что в строчках Бурича есть что-то «парадоксально-розановское». Думаю, это все влияние той самой дамы. В смешении комплексных, порой чудаковатых образов с почти репортажными зарисовками, пожалуй, и есть прелесть поэзии Бурича.
Но самое очаровательное не это. А пассионарный дух, пронизывающий всех студентов журфака Московского университета. И вот представьте: поэт и пропагандист свободного стиха, специалист из академической среды, который не только придумал собственную (!) философскую идею, но и теоретизировал ее на бумаге, оставляет небольшую заметку в записных книжках, где вкратце пересказывает свои достижения. Похоже на резюме в свободной форме. После небольшого вступления читаем:
«К числу своих главных изобретений отношу зимний водопровод, который я спроектировал и построил в своей деревне на Оке (Соколова пустынь) в конце шестидесятых и работающий до сих пор, там же каменный мост через овраг, там же добился очищения нашей деревенской набережной от хранения десятков подвесных лодочных моторов».
Лишь после этого перечислены остальные заслуги из мира академии.
Объясняя драму поэзии Бурича, Игорь Гулин подчеркивает положение поэта, оказавшегося в зазоре между официальной и неофициальной литературой. Поэта, который не нашел свою аудиторию и в итоге говорил «ни с кем». Но на самом деле Владимир Бурич, настоящий (некогда) студент факультета журналистики, обрел эту аудиторию, хотя и несколько иного толка — среди жителей деревни, для которых он построил водопровод.
Бурич часто обращался к жанру моностиха, который называл «удетерон», что в переводе с греческого означает «ни то, ни это». Любопытно, что биография поэта складывается по формуле противоположной — «и то, и это», образцовой для выпускника журфака, талантливого творца и неравнодушного гражданина.
семи членов комиссии по проведению водопровода
председательницы сельского совета
Подписывайтесь на телеграм газеты «Зинзивер», чтобы ничего не пропустить!