КварТеатр в «Клубе»: как квартира стала театром

В рамках Публичных лекций Полит.ру участники проекта «КварТеатр» рассказали Кириллу Сафронову о том, как они во время пандемии запустили независимый театр в квартире в центре Москвы и что изменилось за 3,5 года.

К. Сафронов: Сегодня у нас в гостях «КварТеатр»: Паша, Саша и Ксюша. Они нам расскажут о том, как по-панковски, по-летовски зафигачить театр у себя дома.

Я тут смотрел интервью Бутусова «Форбсу». Он эмигрировал, сейчас живет в Европе. И вот, сожалеет Юрий Бутусов, что была такая советская традиция, что театр — это дом, театр — это детище режиссера. А вот проклятый капитализм, значит, делает продюсерский театр, директорский в данном случае. Для вас театр — дом или что-то другое?

П. Артемьев: Вопрос понятен, ответ отвечается. Когда «КварТеатр» создавался, три с чем-то года назад, была пандемия, и мы все оказались наедине с собой. И тут вдруг произошел момент, не только из-за пандемии, а еще именно такой экзистенциальный момент, когда мы оказались сами с собой и вместе. И внутри себя решали вопрос, а что такое театр? И, оказавшись в этой квартире, на Неглинной, мы, каждый сам по себе, и одновременно все вместе пришли к такой мысли, что мы есть. Мы находимся в каком-то пространстве. Пришли к выводу, что, собственно, мы и есть театр. И больше ничего. И мы так думаем до сих пор. Театр — это мы, и неважно, что вокруг творится.

К. Орлова: Да. Я, Паша, подписываюсь под твоими словами. А действительно ли театр разрушился? Мне кажется театр-дом всегда возникал там, где присутствует личность. Государственные дотации и даже прекрасное здание не сконструируют театр-дом. То есть я не думаю о том, что театр-дом разрушился. Он просто где-то возникает, где-то нет.

А. Весна: Я могу ответить личной историей на вопрос. В самом начале 20-го года я решил эмигрировать. Уехал, стал даже учить язык. И сразу все повалилось один на один. Пришла весна, и тыдыщ, корона, тыдыщ, пандемия, тыдыщ, у меня заканчивается какая-то денежная подушка, которую я брал с собой, тыдыщ, а новой работы нет, потому что все закрыто, потому что карантин. Тыдыщ, тыдыщ, и что-то внутри меня уже какие-то личные штуки происходят. Я начал сходить с ума. Настолько сильно, что в какой-то момент я как долбанный Форрест Гамп взял и пошел пешком в Россию. Не говорю, в какую страну уезжал, но вернулся я пешком в Россию. До этого момента жизненного мне казалось, что слова «клиническая депрессия» это какая-то надуманная хипстерская штука. Что вы модничаете, что вы строите из себя не таких, как все?! Но нет, это реально существует. И тут, вот, мы подходим к ответу на вопрос. Я попадаю в квартеатр, где вижу знакомые лица и вижу, что они за это время создали... Ну вот как тут избежать слова «дом»?

К. Сафронов: Сейчас ситуация изменилась: театры работают. Ну, скажем так, немножко обескровленные, но работают. Следовательно, и смыслы обновились и что-то изменилось в ощущении?

П. Артемьев: Возникла как бы дихотомия. Есть мы, делающие театр из себя и благодаря себе, и есть некоторые структуры, которые оплачиваются какими-то спонсорами. Возникло ощущение, что это абсолютно разные процессы. Хотя это один и тот же процесс. Если у тебя есть в управлении определенные инструменты, например, человек боится потерять работу. Он привязан в материальном плане. А здесь нет в материальном плане привязки. Мы до сих пор, если что-то получаем, то это ничто. Мы можем пойти и в другом месте получить как минимум больше. То есть этих инструментов управления не существует.

Даже исходя из этого, я — режиссер, Ксюша номинально — худрук, но рычагов управления, кроме человеческих отношений, у нас нет. Это значит, что мы, хотя и номинально являемся управителями, на самом деле находимся на одном уровне со всеми. При этом это все не нивелирует то, что мы все творческие люди, все личности со своими внутренними противоречиями. То есть все сложности творческого процесса сохраняются, а простые рычаги управления убираются. Соответственно, сложность управления этим процессом, она возрастает в разы. Процесс с одной стороны глобально усложняется, с другой стороны — внутреннее ощущение свободы возрастает. В этих противоречиях мы варимся и пытаемся до сих пор это осмысливать.

К. Орлова: «КварТеатр» не появился как ответ на пандемию, сто процентов. Он появился, потому что, это разные процессы, когда ты какой-то винтик в системе или когда берёшь театр из себя. И он появился в первую очередь от желания делать театр из себя. Не в роли винтика некой системы. А с пандемией это просто совпало. И за три с половиной года что изменилось? Технически я могу сказать, что изменилось. Появился репертуар, появляются люди. Иногда, я согласна с Пашей, это очень сложно, но в этом есть большая ценность. И удивительным образом, год я не была в «КварТеатре», но он продолжает жить.

К. Сафронов: Если бы Фонд Пригова дал бы спонсора и сказал: «Делайте Театр Пригова. Вот вам команда, помещение и спонсор, в творчество лезть не будем». То есть это не про то, чтобы быть винтиком, а про поиски большей монетизации. Как бы в такой ситуации поступили?

П. Артемьев: Мы подаемся на гранты, выигрывали их пару раз и, в общем, делали достойные вещи на них. Но тут уже зависит от случая. Когда ты говоришь «Театр Пригова», я соглашаюсь, потому что я обожаю Пригова. Если бы это был другой, там, Театр Надежды Кадышевой — уже другой вопрос.

К. Сафронов: Нет, ну, может, Собянин придет, скажет, что Театр Гоголя как-то после Гоголь-центра не взлетел, делаем «Гоголь-Моголь»!

П. Артемьев: Не, театр «Гоголь-Моголь» — нет, нет, нет. Театр Пригова — это интересно, потому что этого не было, это непонятно, это творческий вызов.

К. Сафронов: Да, но там же не получится, чтобы все были равны.

К. Орлова: Подождите, я вот всегда воспринимаю такие вещи как подработку, в смысле вот здесь будут деньги. Но это же разные вещи, понимаете, да?

К. Сафронов: Откуда вообще это деление на дело и подработку, почему нельзя соединить?

К. Орлова: Наверное, можно, может быть, у нас не получается.

П. Артемьев: Нет, почему? Мы же получали какие-то гранты, заработали там на еду себе.

К. Орлова: Надо стремиться к большему. Но мы не знаем, что будет завтра: сегодня мы квартиру снимаем, а потом может прийти хозяин и сказать: «Ну, все, я хочу здесь открыть салон ногтей». То есть мы пока не успеваем больше получать грантов или больше продавать билетов.

А. Весна: Дело — это как будто шкатулка с драгоценностями, ты открываешь и вот оно светится — это «КварТеатр». На Театр Пригова, например, я тоже бы согласился обеими руками, потому что это Пригов. Но это тоже была бы не моя темка, потому что был же тот кто-то, который пришел и сказал: «А давайте вы сделаете Театр Пригова!». И это уже делает нас винтиками. Мне вот так кажется.

П. Артемьев: Согласен абсолютно. Вот есть мы, наши отношения и мир. И мы действуем исключительно из своих ресурсов. Как только появляется кто-то, появляется ответственность перед ним. А тут мы только сами: захотели — сделали, захотели — не сделали. Вот такая вот очень трудная свобода.

К. Сафронов: Ну, то есть, как Летов, да? Летов даже после того, как «Гражданская оборона» стала известной, принципиально записывался у себя в хрущевке.

П. Артемьев: Да. Мне кажется, это очень важно разграничивать.. Я вот, как режиссер театральный, все равно думаю о том, чтобы снимать кино, но у меня постоянно в голове очень четкое ощущение: получая деньги от кого бы то ни было, ты становишься от него зависим. Я не оцениваю это как лучше или хуже. Она другая.

Л. Антонова: Здравствуйте! У любого проекта есть точка А и в конце концов точка Б. Я это связываю в частности с миссией проекта. Какая у вас точка Б и в чем миссия?

К. Орлова: Лера, это такой проектный такой способ мышления: есть некая точка Б, подразумевающая некий результат. Саша не даст соврать, да и Паша тоже: я всегда говорила: «Давайте только не надеяться ни на что». У меня сформулировано ощущение, что мир движется, время течёт, очень страшно, не страшно, но психика всё равно хватается за что-то. Нужно всегда себе напоминать, что на самом деле не ухватишься. Ты и твое детище заранее обречены: мы все смертны. Эта мысль облегчает мое отношение. В случае «КварТеатра» все текуче. И для меня это ценно. И очень не хочется загонять в рамки, для меня важнее вот эта текучесть, где нет этой конечной точки. Но при этом есть миссия — счастье, радость и любовь. По-другому я не могу сформулировать.

А. Весна: Я думаю, что театр — это вообще не та история, где есть вот эти точки А и Б. Это процесс, бесконечный процесс. И эта точка, может, ты её задумываешь как Б, а она станет точкой H, точкой G.

Л. Антонова: А что насчет сокращения дистанции между зрителем и актером? Попытка найти себя в театре возможна в сегодняшние дни?

П. Артемьев: Нафиг он нужен, этот зритель? Пусть он ищет себя не в театре, а в себе. Ищите себя в себе, нахер в театре искать себя?

К. Орлова: Паш, не соглашусь. Я вот абсолютно убеждена на данный момент, что зритель приходит в театр в том числе, чтобы что-то испытать в себе в первую очередь. Для меня это безусловность какая-то. И зритель, мне кажется, приходит в театр еще за совместностью. Мне кажется, люди хотят встречаться и говорить тихо. Потому что вокруг много шума.

К. Сафронов: Расскажите про репертуар! Что вообще за три с половиной года было самое крутое?

К. Орлова: Вообще, я очень надеюсь на Пригова — что получится спектакль, который мог бы войти в репертуар «КварТеатра». Сейчас есть пять документальных спектаклей — линейка по настоящим дневникам настоящих людей. Это «Женский живой журнал» — про женский вопрос. «Старый новый век» — спектакль по дневникам новогоднего периода за период ста с лишним лет. Про космос — «Юра, мы всё, или Письма вселенной». Военные дневники — «Четыре года». И спектакль по дневникам вокруг Булгакова и окружения. Получается, два спектакля есть. «Бардо Тхёдол» — это по современной пьесе. Еще вот надо больше взаимодействовать с молодёжью. В ноябре у нас будет закрытый показ, там молодая девушка режиссер хочет предложить что-то для «КварТеатра» — будем смотреть.

К. Сафронов: Ну, давайте про Пригова!

П. Артемьев: Про Пригова... Пригова. Пригов, Пригов, Пригов, Пригов. Пригов, Пригов, Пригов, Пригов, Пригов, Пригов. Пригов, Пригов, Пригов, Пригов. Пушкин! Пригов, Пригов. Пригов, Пригов.

А. Весна: Немножко ты нас сейчас за больное дёргаешь. Потому что мы... Я не знаю, как насчёт мы, но я очень волнуюсь. Потому что у нас неделя до премьеры. И всё очень ответственно.

К. Сафронов: Надо просто сказать, что через неделю в кинотеатре «Октябрь» будет премьера проекта «Настоящий Пригов», в рамках которой будут видеоархивы, спектакль.

П. Артемьев: Спектакль по пьесе Пригова — «Катарсис или Крах Всего Святого».

К. Орлова: Прекрасное название!

К. Сафронов: И как?

А. Весна: Сложно, тем и интересно. Тем и интересно, что сложно.

К. Орлова: Кирилл, ты прям соль сыпешь на предпремьерную рану!

П. Артемьев: Да, мы просто настолько в процессе, что нам пока сложно говорить со стороны. Мы слишком внутри.

А. Весна: Ну и настолько Пригов, Пригов, Пригов, Пригов, Пригов, что даже Пригов — Пригов, Пригов... Пригов, Пригов.

П. Артемьев: Пушкин.