Кеша («Луговые мари»): «Наша музыка – плач по утрате»

В России живёт более 190 народов, некоторые из них –  малочисленные, а некоторые – исчезающие. У них есть своя культура, у многих сохранился свой язык. Юлия Сазонова решила сделать цикл интервью с молодыми музыкантами, которые поют на родных языках, чтобы взглянуть на музыку как на одно из пространств существования языков народов России. Первое интервью – с участником группы «Луговые мари» Кешей Несмеловым. Он не только пишет музыку, но и изучает коренные малочисленные народы России.

– Как появилась группа «Луговые мари»?

– Я проводил время в Йошкар-Оле, в поселке Медведево – мне предложили пожить в Марий Эл, и я сразу согласился. Там довольно спонтанно родилась идея этого проекта, потому что местная природа очень вдохновляла. Появилась мысль: «сейчас или никогда». Нашлись и ребята, с которыми можно было идейно и инструментально такую музыкальную концепцию реализовать.

– Что стало главным толчком к желанию записывать музыку?

– Вообще, меня всегда волновала тема культур, особенно культур малочисленных народов, она впечатляла меня еще со времен начала учебы в университете. По специальности я эколог, программа связана с подготовкой кадров в регионы. Особенно много там я узнал о законодательстве в рамках природопользования: что может делать один народ, что не может другой. Я изучал регионы, народы, фольклор, культуру. Я стал узнавать о своих корнях, раскапывать свою генеалогию – дальше, чем поколение бабушки и дедушки. В общем, стимулом стало внезапное образовательное погружение в ощущение национальной идентичности. Когда я стал узнавать об этом больше, я почувствовал, что есть потребность заниматься изучением марийской культуры, потому что я был ее лишен и не соприкасался с национальными традициями и аутентичной культурой.

– Как выглядел первый собранный коллектив? Он сразу имел этническую привязку?

– Первая группа состояла из девочки с Чукотки – она, кажется, была наполовину чукча, наполовину удмуртка; и из парня из Мурманской области. Нельзя сказать точно – кто он (он и сам до конца не знает), но скорее мокша – очень отражается во внешности. Все получилось не специально – я не отбирал меньшинства. Сам я из Костромской области, но вся моя родня из Нижегородской. Там живут северо-западные марийцы (мари). Это самая обособленная группа марийских народов. Некоторые жители Йошкар-Олы в принципе о них никогда не слышали. Есть горные мари, есть луговые мари, есть восточные и есть северо-западные, и последние стоят особняком. У них свои легенды, своя мифология, культура, национальные герои – это для меня удивительно.

– Удивительно еще, что у такого небольшого народа такое расщепление.

– Многие культуры пересекаются друг с другом, например, вся Кировская область напичкана населенными пунктами с марийскими и татарскими названиями. Границы республик проходят очень условно. И это нормально, что культуры чувашей и марийцев, например, часто пересекаются. Мой проект был способом постичь культуру, максимально приблизиться, восстановить идентичность, хоть это и звучит очень громоздко.

– В комментариях, кажется, кто-то назвал жанр «этношугейзом». Насколько это так?

– Назвать так жанр было вообще шуткой. Есть такой паблик «что за жанр чуваккк?». Вот там придумывают какие-то невозможные жанры – это же очень расплывчатая штука. Но если говорить серьезно, то мы выбрали шугейз, потому что этот жанр позволяет совместить поп-культурную эстетику и национальные мотивы. Совместимость несовместимого – такая алхимия. Шугейз и шумы в целом хорошо перекликаются с народными инструментами. Стандартные инструменты – это барабан и волынка. Они очень шумные – здорово, что вышло это немного докрутить. В их звучании есть что-то освободительное.

– Насколько ты погружаешься в этно-мотивы при написании музыки?

– Я как человек, который не жил внутри культуры, не могу заниматься этнической музыкой без зазрения совести – для этого надо обладать умением делать такую музыку не пошло. Шугейз помогает приблизиться к национальному звучанию, как раз не переходя грань. Это путь от абсолютного непонимания культуры, символов, мифологии к максимально допустимому пониманию культуры человеком, который не находится внутри нее.

– Ты использовал какие-то предметно-бытовые или природные звуки, чтобы сэмплировать их в треки?

– Все зависит от какой-то идеи. У меня был один музыкальный проект, где я больше работал с тем, чтобы использовать звуки природы, какие то «field recordings» – целые куски композиций, уже записанные исполнителями до меня, то есть получалась такая вторичная переработка. Но теперь я потерял эту цель. Сегодня задача как раз в том, чтобы только с базовым инструментарием – голос, бас, барабаны, гитара – попробовать приблизиться и получить такой звук, какой есть в традиционной марийской музыке. Последний год я очень сильно этим увлечен. Внутри группы были разговоры о том, что проект этно-направленный, и было бы здорово использовать традиционные инструменты, но я настаивал, что само национальное существует пока больше на уровне картинки, дизайна, логоса. А для традиционных инструментов надо дорасти.

Наша музыка – это плач по утрате и одновременно путь, чтобы приблизиться к своим корням, к пониманию культуры народа мари. И в итоге вызвать у людей интерес – у тех, кто утратил культуру, кто о ней даже не знает. Он ориентирован на любого слушателя. Не на элитарность, а на схему «послушал – ощутил импульс – появилась потребность интересоваться культурой мари».

– Почему группа именно «Луговые мари», если большинство твоей родни из северо-западных мари?

– Это банально самый крупный субэтнос мари. И звучит приятно. Это, конечно, элементарный ответ на вопрос – уху приятно. Впервые я услышал это сочетание в фильме «Небесные жены луговых мари» Алексея Федорченко и меня прямо-таки зацепило. И проект начался на территории луговых мари – в Медведево.

– Получается такая трехкомпонентная семиотика. Как тебе кажется, фильм Федорченко получился удачным?

– Я увидел его перед созданием группы. На первом выступлении на фестивале AWAZ шел видеоряд из этого фильма. Слышал мнение, что этот фильм неканоничный. Это справедливо, потому что и Денис Осокин как автор вообще-то фантаст. Он использует известные образы, но скорее докручивает в своем понимании и толкует независимо от марийской культуры. Они с Федорченко показывают многие неканоничные вещи. Ценно, что они устанавливают тот самый мостик. Фильм визуально и эстетически хорош, даже если человек совсем не врубается в традиции, это «визуальное» побудит его заинтересоваться культурой народа мари. Или других народов. Фильм Федорченко оказал на меня влияние в обретении уверенности, что необязательно быть каноничным марийцем, чтобы привлекать внимание людей к вопросу народа и культур путем трансляции собственного ощущения.

– Недавно случился релиз песни «Йӧратем» (в переводе – «люблю»). Что для тебя означает фраза: «Любовь победит. Любовь всегда права», которая упоминалась в комментариях к посту в группе? Как концепт любви, её ощущение проникает в музыку?

– Эта фраза часто отзывается в моей жизни. Мне на ум всегда приходит песня Анны Герман «Я верю, что любовь всегда права, я ждать ее всю жизнь могу…». Не скажу ничего нового. Мое желание творить рождается из внутренних чувств, сопряженных с любовью. Эта фраза меняется со временем и зависит от ситуации. В рамках времени и реалий, в которых мы находимся, эта фраза очень актуальна. Больше всего я боюсь, что случится разобщение людей. Не только на уровне глобальных конфликтов, а на уровне общения человека с человеком. И эта переменная любви, которую ты вводишь в жизнь, помогает решить многие философские вопросы. Если прислушиваться к этой фразе, можно наполнить жизнь настоящим светом. Это отличный ориентир.

– Такие размышления напоминают философию Канта и потом Фихте с категорией любви как благоговения. И Шеллинг много говорит о любви, отчужденной от конкретного субъекта. Тут вообще должен появиться Тайлер Дёрден с фразой про «шар излечивающего света».

– Да это такое всеохватывающее чувство. Я вообще жалею, когда приходится говорить о любви с отсылкой к конкретной ситуации или человеку. Кажется, что любовь должна существовать как бы «над» субъектами и объектами.

– Такая этно-экспериментальная музыка может работать как эмансипаторный механизм?

– Ну, все-таки я сделал выбор в пользу своих корней из мари, несмотря на то что у меня много примесей. И почему так, непонятно, это просто желание репрезентовать язык, культуру именно мари. Мне кажется, опасность только в том, что всегда найдутся люди, которые воспримут привязку к субэтносу как апроприацию или заигрывание с культурами.

– А как себя сейчас чувствует этно-фольклорная музыка в музыкальной индустрии?

– В последнее время я перестал следить за индустрией, в том числе региональной. Наверное, я, как и многие люди, ушел в себя, в свой «кокон». Люди сейчас решают проблемы, связанные со «здесь и сейчас» – с экономикой, с базовыми потребностями. Я даже стал меньше слушать музыку. Кто-то может продолжать творить в существующей обстановке, для кого-то – это страшная болезнь, окутывающая всю жизнь, когда ты больше не можешь как раньше заниматься творчеством. Всей музыке тяжело. Сильно ударило по всем творческим людям. По качеству релизов, по их количеству и тематике это очень заметно.  Кто-то до сих пор решает базовые вопросы – а когда не закрыт вопрос основных потребностей, пока человек не в порядке, об активном творчестве речи не идет.

– И последний вопрос. Чем ты вдохновляешься, может есть отдельные альбомы или какой-то топ-10?

– Нет, только не топ, это ужасная пытка для музыканта. Давай, это будет подборка.

В рамках нашего проекта на меня влияет национальная музыка. Однажды я слушал песню елабужских марийцев «Пӱтыральым – рончалте» (исполняет Марий Памаш) и плакал очень долго, настолько это было странно и волнующе.

Еще из моих любимых музыкантов – группа Tonstartssbandht. Это двое братьев, они оба поют, один играет на гитаре, другой на барабанах. Самое интересное – это лайвы, скорее даже не лайвы, а видео, где они играют, ну знаешь, jam-sessions сидя на кухне.

– То есть прелесть в бытовом, домашнем, камерном?

– Да, именно в том, как такая музыка мерцает и невероятно действует – как что-то нацеленное на божественное. Мне хотелось бы стремиться к тому, чтобы вызывать похожие чувства.

Юлия Сазонова