«Жизнь на руинах дарит новые возможности»
1-2 октября на Бумажной фабрике пройдет фестиваль-ярмарка «Черный рынок». Кирилл Сафронов поговорил с инициатором «Черного рынка» (а также издателем, директором издательства Ad Marginem, членом рабочей группы Независимого Альянса и экспертного совета ярмарки Non/fiction) Михаилом Котоминым. Разговор получился о том, что можно пробовать делать для того, чтобы потихонечку сшивать разбитое вдребезги общество.
— Ну, хорошее, во-первых, само по себе название. Во-вторых, у него есть история. Этот фестиваль наследует ярмаркам, которые мы придумали в прошлый большой кризис. В десятом году. Они имели разные тематические названия, но самая крупная из Фабричных ярмарок состоялась во дворе. В декорациях фильма «Шапито-шоу», который в это время заканчивал сниматься в Крыму, а какие-то сцены снимались тут, на Фабрике. Когда мы разложились, стало ясно, что света никакого нет, и Сережа Лобан (прим. ред. режиссер «Шапито-шоу») придумал назвать ее черным рынком в прямом смысле. Сейчас, конечно, имеются в виду разного рода другие пласты значения этого словосочетания. «Черный рынок» — это барахолка, она всегда возникает в кризисные времена. Это такая форма прямой демократии. Со всеми плюсами и минусами. То есть «Черный рынок» — это место, где тебя могут, например, обмануть, обсчитать. Кто-то там занимается обогащением, кто-то продает вещи, чтобы выжить. Лично мне важнее всего ироничная и анархичная часть спектра смыслов, потому что анархическая идея моральной экономики, которая направлена не на получение прибыли, а на поддержание каких-то форм жизни, на создание каких-то комьюнити — вот это все я вкладываю для себя в содержание «Черного рынка». Это как темная экология. Мы вынуждены жить в рыночных условиях, но в рыночных условиях можно жить по-разному. «Черный рынок» — это другой рынок. Где товарно-денежные отношения ставятся под вопрос. Становятся лишь одной из форм коммуникации. А на первый план выходят люди, вещи — поэтому я всегда говорю, что это ярмарка не издателей, а читателей. Хочется собрать какие-то силы в обществе, которые готовы к продуктивной самоорганизации. И запуску каких-то жизненных стратегий в это сложное, непонятное, нестабильное время. Уже нужно привыкнуть, что нестабильность, катастрофа — это новая стабильность. Но жизнь на руинах дарит новые возможности. Это все упаковано в два слова: «Черный рынок».
— Идея про комьюнити тогда, в десятом году, появилась — или сейчас?
— Конечно тогда. Поэтому все эти ярмарки состоялись в кризисные моменты. Потому что в кризисные моменты рушатся какие-то старые институции или формы привычной организации. Где есть бизнес-предприятия, государственные предприятия, стабильная форма дружеского круга. Уже тогда разного рода комьюнити начали друг от друга удаляться, стало пропадать ощущение открытого публичного пространства, которое всегда сопровождало книжную культуру и книгу. И идея смешать разные сообщества была изначально вшита в попытки выйти с книгой на улицу. А сейчас, мне кажется, это особенно важно. После нескольких лет ковида и дигитальной разобщенности пришла гораздо более страшная разобщенность — разобщенность гражданской войны, разных диаметрально противоположных взглядов, позиций. И сшить эту разобщенность хотя бы на один вечер какой-то живой ниткой естественного социального творчества кажется мне важной и полезной задачей. И, с другой стороны, это такая «экологическая» цель, создание и подпитка среды. То есть, мне кажется, что сегодня невозможно запустить создание новых институций или организаций. Как невозможно запустить искусственным методом дружбу, любовь, сотрудничество. Но можно создать ситуацию, в которой с большой долей вероятности такое может произойти. В этом смысле Черный рынок это скорее атмосфера, в которой могут прорасти какие-то ростки.
— «Черный рынок» — благотворительный фестиваль. Почему? Как отбирались фонды-партнеры?
— Этим занимались мои коллеги, у которых есть опыт благотворительных книжных распродаж. Лично мне очень важна интонация благотворительности. Потому что она лежит в основе самоорганизации, горизонтальной взаимовыручки. Для меня благотворительность не столько конкретный фонд (для меня фонд — это техника), сколько желание и возможность как-то улучшить ситуацию на своем месте, делать жизнь ближнего легче и проще. Поэтому благотворительность будет носить такой «пир-ту-пир», распределенный, характер. Каждый участник выбирает свою форму благотворительности, она может быть очень разной. Мы со своей стороны в ярмарке продолжим проект «Библиотеки Ad Marginem», который связан с тем, что мы дарим свои книги региональным организациям, самоорганизациям, институциям — тем, кто выразил желание иметь эти книги. Мне кажется, что благотворительность, самоорганизация, волонтерские инициативы заполняют тот gap, разрыв, который есть между рыночной системой работы с людьми в обществе и государственной. Это такой третий сектор, без которого живое общество не может существовать.
— Подготовка фестиваля велась почти два месяца. Изменилась ли за это время его актуальность? Мы были в одной точке, сегодня уже в другой...
— Это сложный вопрос. Каждый его задает себе каждый день. Лично я ощущаю (и, мне кажется, многие коллеги из книжного мира) себя в такой ситуации, когда не делать ничего невозможно, но и делать ничего невозможно. Вот в этом зазоре можно дать реальности пространство самой себя организовать. Отсюда эта самоорганизация. И «Черный рынок» — это немного практика психотерапии. Из этих вечных, многолетних кошмара, катастрофы, травмы и стресса нужно выбираться через какие-то легкие прямые шаги. «Черный рынок» — из-за того, что он создает гуманитарную ситуацию, ситуацию, благоприятную человеку — может быть одним из выходов, который позволит потихонечку сшивать разбитое вдребезги общество.
