Иланд Хаджаев: «Самое главное – сохранять аутентичное звучание»

В России живёт более 190 народов, некоторые из них –  малочисленные, а некоторые – исчезающие. У них есть своя культура, у многих сохранился свой язык. Юлия Сазонова решила сделать цикл интервью с молодыми музыкантами, которые поют на родных языках, чтобы взглянуть на музыку как на одно из пространств существования языков народов России. Сегодня – интервью с участником группы «MYST» Иландом Хаджаевым.

– Как появилась идея создать группу?

– У нас в республике Адыгее не было подобной группы. Я всегда слушал скандинавскую этническую музыку, меня она восхищала своим звучанием. А у нас все музыканты играли адыгскую музыку на гармошке и исключительно застольные песни. Повезло, что мой однокурсник свёл меня с его знакомым, Асланом, а он разделял мою задумку создания этнической группы. Он привёл двоих участников, я одного, и все очень гармонично сыгрались. Вот так появилась группа. Она существует уже где-то полтора года.

– Какие сейчас задействованы инструменты: традиционные адыгские или больше стандартные, как, например, гитара?

– Сейчас группа находится в небольшом преобразовании из-за того, что один участник находится вне страны, а другой просто ушёл по личным причинам, поэтому инструментальная часть в обработке. Ушёл духовой инструмент – къамыль, он вставляется в зуб. На этом инструменте мало кто умеет играть, если рассматривать территориально – только Аслан и один музыкант из старшего поколения. Из традиционных остался шичепшин – струнный инструмент. Он бывает на конском волосе или леске, часто делается из груши, липы или клена. Еще апепшин – тоже струнный инструмент, аналог русской балалайки. А из классических – виолончель, скрипка, альт, гитара, баян и разные ударные, они варьируются.

– Расскажи немного о себе.

– Я люблю народные танцы. Ими занималась вся наша семья – начиная с прадеда и заканчивая отцом. В Адыгее танцы живут активной жизнью, наверное, это связано с культурными особенностями региона. Еще я преподаватель: учу классическому танцу в колледже искусств, то есть балету. Танцы для меня профессиональное, монетизированное занятие, того же хотелось бы добиться и в музыке. Но пока один наш участник в школе, другой в университете, а еще один вообще в другой стране – гастролировать в таком составе, прямо скажем, проблематично, но мы стараемся собраться и таким составом, а летом даже ожидается начало какой-никакой концертной деятельности.

– Кто ваши участники по университетским специальностям?

– У нас в группе «собралась» и режиссура, и филология, и иностранные языки, и классические танцы. Режиссура была бы очень кстати, чтобы сделать что-либо великое кинематографически. Кинематограф – отличный механизм для культурного продвижения, особенно, если речь идет о культуре, о которой ничего толком не освещено на уровне массового искусства. В долгосрочной перспективе задача в том, чтобы презентовать историю нашего народа на уровне зарубежных англоговорящих кинопродюсеров. Наша история не менее трагична, чем история индейцев в Америке, поэтому, думаю, людям услышать о нас было бы интересно и важно.

– А что насчет аудитории «МYST»?

– В современных условиях хочется, чтобы это было зарубежное признание адыгской культуры, в том числе в музыке. Удивительно, но внезапно наш дебютник оказался в топе музыкального сервиса арабоязычных эмигрантов в Америке.  Вообще, звучание нашей музыки очень разнообразное и похоже как на скандинавскую, так и на ирландскую, например. Но её преимущество и уникальность в том, что мы актуализируем те композиции, которые уже лежат в архивах долгие годы, не придумывая, по сути, ничего нового, просто анализируя, как иначе можно подать народную музыку.

– Как появилось название группы?

– Это было просто слово, которым мы назвали канал в телеграмме, не придумав для него нормальное. Постепенно оно прижилось, и мы решили его оставить. Слово «Мыст» с черкесского языка можно перевести как: «ну это...» или «то самое...». Его используют, когда не могут вспомнить нужное слово, поэтому можно сказать, что оно обозначает одновременно и все, и ничего. Мы специально выбрали себе это название, чтобы не быть привязанными ни к чему.  К тому же, это слово, которое связывает всех адыгов независимо от страны и субэтноса.

– Расскажи про ваш первый альбом.

– Все мелодии и тексты народные. Они очень древние, но не сказать, что их не знают. Все знают, но никто не исполняет. Наше переосмысление народной музыки рождается из желания продвинуть адыгскую народную музыку на уровень прослушивания обычными людьми, чтобы она вызывала определенные чувства. А вообще, хочется, чтобы люди как минимум знали, что она есть. Сама культура очень красивая и многообразная и о ней хочется говорить, в том числе, через музыку.

– Как тебе кажется, что сейчас происходит с музыкальной сферой в России?

– Есть ощущение, что в целом происходит возрождение. Я вижу, как оживает и создается много групп, в том числе из регионов. Мы состоим в лейбле «Ored Recordings», и их концепция работы мне очень подходит, в том числе то, как они видят продвижение черкесской музыки. Самое главное – сохранять аутентичное звучание. С одной стороны, мы добавляем инструменты, которых изначально не было. С другой – сохраняются и традиционные инструменты, которые звучат так, как звучали тысячу лет назад и в древности тоже – они неизменны. Так звучит древность. Мелодию можно сыграть по-разному. Изначально кавказская музыка была написана на струнных, струнно-смычковых инструментах, а не на гармошке, синтезаторе – как привыкли и воспроизводят сейчас. Люди просто забыли, как должна звучать настоящая кавказская музыка.

– Какая ваша музыка по настроению?

– Для меня важна визуализация. Важно, чтобы можно было закрыть глаза и под песню изобразить историческую, такую могущественную картину, например природу, какие-то горные пейзажи, исторические картины. Если не получается, значит это не та мелодия, эффект не достигнут. Например, композитор в фильме Гая Ричи «Меч короля Артура» создал музыку, которая идеальна для визуализации, используя современные методы.

– Поделись мыслями о своей республике.

– У нас очень яркая культура, но она недостаточно хорошо изучена. В одно время в мире был культ викингов и скандинавской культуры, но наша культура ничем не хуже. Не хватает инструментов, чтобы подступиться к аспектам нашей культуры, она не охватывается одним взглядом. Чего стоят одни обряды – их исполнение очень кинематографично. Если правильно донести историю нашего народа, можно было бы реализовать что-то документальное на платформе вроде HBO. Хотелось бы, чтобы вопрос кино о регионах, чья культура практически неизвестна людям лоббировался активнее.

– Слово «память» в этнической концепции группы играет огромную роль, как ты определяешь его значение?

– Мы стараемся сохранить в первую очередь наследие нашего народа – чтобы люди не забывали о том, что были написаны народные песни со своими вечными смыслами. Старшие поколения по-разному относятся к народной музыке. Есть те, кто относится очень трепетно и передают своим детям и внукам, но они уже совсем преклонного возраста. Например, у нас в республике есть один пожилой музыкант, который раньше делал инструменты сам и учил играть детей, учил их песням. Он был даже как бы духовным наставником некоторых ребят из группы. Но, конечно, есть и те, которые не считают передачу наследия своей задачей, это нормально.

– А о чем преимущественно поют народные певцы и певицы Адыгеи?

– Трудно чётко определить темы. Народная музыка состоит как из военных песен про освобождение адыгов, из песен о любви, например, где парень поет о погибшей невесте, среди народных песен есть и колыбельные. Лично мне кажется прекрасной одна обрядовая песня: её смысл в том, что человека ранили во время войны, и вокруг него собирается вся деревня и начинает играть на духовом инструменте похожем на къамыль. Эта песня состоит только из завываний. Смысл в том, что люди поют, чтобы ему было не стыдно от того, что он кричит – все испытывают его боль вместе с ним. Это момент единения, который как раз помогает почувствовать этническая музыка.

– Помимо этнической музыки, что может дать человеку чувство единения с окружающими?

– Кроме музыки и танцев – ничего. Процесс танца тоже заряжает ощущением этого слова «вместе». Хотя, когда читаешь книги об истории своего народа, смотришь документальные фильмы – это тоже помогает ощутить сопричастность.

– Возможно ли, не переводя текст понять, о чем песня?

– Нет, я думаю, практически невозможно. Это и не нужно. Для меня неважно понимать конкретные слова, текст песни, когда я слушаю ту же скандинавскую музыку. Гораздо значимее настроение композиции, то, какие чувства она вызывает, какие побуждения, заставляет ли представлять видеоряд под неё – это и значит, что такая музыка настоящая, живая и полноценная.

– Что ты слушаешь, чтобы заряжаться энергией?

– Как народную музыка, так и хип-хоп. У меня нет любимого артиста, все постоянно меняется. Я слушаю одновременно скандинавскую этническую музыку, а потом могу переключиться на что угодно. Недавно слушал «ОУ74»: это ребята из Красноярска, пишут андеграундный хип-хоп. А вчера слушал «Nirvana» в машине. Хочу поделиться, что узнал о существовании группы, которая пишет русскую, прямо славянскую музыку, они здорово её переделывают, современно переосмысляют.

– А вообще для чего слушать музыку?

– Моя жизнь очень плотно связана с музыкой. Я ловлю определенное настроение, представляю себе картинки, танцы, с закрытыми глазами, чтобы потом реализовать. Сейчас занимаюсь хореографическими постановками и у меня в планах объединить народную музыку с хореографией, чтобы хореография тоже транслировала идею сохранения памяти, но не устаревшими подходами. Хореография устаревает, как и всё в культуре, скорее даже не устаревает, а требует добавить что-то новое, переделать, чтобы было проще воспринимать молодым людям.

– Откуда ты будешь черпать идеи для хореографических постановок?

– Есть ощущение, что в наших традиционных танцах мало движения. В целом, я смотрю на людей, кто не умеет танцевать и танцует от души, например, на свадьбах. Именно наблюдая за ними, можно представить, как люди танцевали много-много лет назад: вероятно, их движения отличались от тех, которые сейчас просит душа обычного современного человека. И вот эти движения я хочу поймать, зафиксировать и поставить.

Юлия Сазонова