Иуда тоже был ребёнком: о спектакле «Театра Труда»

Спектакль Театра Труда «Человек из Кариота» – совместный проект Андрея Стадникова и Павла Семченко с музыкой Владимира Волкова, хореографией Владимира Варнавы и актёрами Мастерской Брусникина. Евгения Ноздрачёва поговорила с авторами спектакля о добре и зле.

Постановке «Человек из Кариота» по повести Леонида Андреева «Иуда Искариот» уже почти год. За это время спектакль, созвучно содрогнувшемуся миру, претерпел свои изменения, которые так или иначе связаны с происходящим. При этом и собственные метаморфозы случились с «Человеком», который к горькой осени 2022 года превратился в «Ребёнка».

Эта обновлённая версия спектакля – «Ребёнок из Кариота» – стала закономерным ответом времени. Изначальная попытка вглядеться в зло и понять его природу в первой версии спектакля при помощи зрелой философской оптики изменилась. «Ребёнок» не рассуждает, а задаёт вопросы – наивно и даже несколько растерянно.

Алёна Лазько, создатель Театра Труда, продюсер спектаклей «Человек из Кариота» и «Ребёнок из Кариота»: «Спектакль очень живой и подвижный сам по себе. Он вообще изначально задумывался как уличный. Уже на выпуске появились идеи для других его версий – рождественской-детской и уличной-летней. Правда, рождественского “Ребёнка” выпустили раньше задуманного и показали в рамках фестиваля “Территория. Kids” уже осенью. К тому же спектакль, несмотря на то что подходит для детской аудитории, радует и взрослых зрителей».

Действительно, дети – любимые зрители «Ребёнка», которых Полина Повтарь – актриса Мастерской Брусникина – первой встречает в фойе Боярских палат, где рассказывает некоторые простые правила спектакля: можно смеяться и плакать, если захочется, артистов трогать нельзя, реквизит – тоже. На самом деле формат спектакля-бродилки и для многих взрослых оказывается не самым знакомым опытом. Этот подход – как будто бы возникший из заботы о младших зрителях – помогает абсолютно всем участникам быть спокойными и уверенными: они – зрители-наблюдатели. Никакого внезапного вторжения в свободу не предполагается, договор «зритель-артист» работает и здесь, где актёры сами определят свою сцену, а место наблюдателей подсказывает проводник спектакля.

За последние несколько лет словосочетание «иммерсивный театр» стало часто вызывает раздражение: придётся что-то делать, будут вытаскивать на сцену. Вот и задумаешься: на квест от «Клаустрофобии» пойти или на иммерсивный спектакль. Конечно, это связано с неумелым взаимодействием со зрителем и ни в коем случае не дискредитирует жанр как таковой, но это отдельный большой разговор. Важно, что актёры «Ребёнка» в течение всего одного часа действительно подключают зрителей к истории, при этом никак не принуждают их к действию, но привлекают к активному наблюдению.

Родион Прилепин, актёр: «Для меня самая важная часть спектакля – это переход от части, состоящей из философских ответов и вопросов, к перерождению наших героев в гротескных апостолов на ходулях. Это буффонадная, мощная кульминация – по законам уличного театра. Наши герои из высоколобых интеллектуалов превращаются в чрезмерно вычурные говорящие головы на высоких ногах. Мы совершенно перестаём понимать, где грань между размышлением и тем, что ты себя уже обманул и попадаешь во власть самообмана».

Бродилка движется из одного зала в другой, в которых то звучит притчевая история о детстве Иуды и Христа, то возникает ощущение стихийно возникшего площадного представления, то появляется настроение радостного единения госпела (это жанр духовной музыки, который не так-то и часто услышишь в Москве).

Аскар Нигамедзянов, актёр: «С помощью спектакля можно попробовать через простое детское восприятие – не глубокое философское, как это происходило во “взрослой” версии спектакля – понять причину и суть, почему появился такой персонаж, как Иуда. Для меня эта история сегодня как притча, как поучение, каким может быть человек и каким быть не стоит».

Казалось бы, зачем в нашем трагическом сегодня может оказаться нужной театрализованная апокрифическая история? Но именно такие очевидные вещи, как называние простых вещей своими именами: добро, зло, ложь и притворство, – становятся почти недостижимыми. Сами понятия путаются, подменяют друг друга и едва-едва различаются по характерным чертам, в которые надо пристально всматриваться. Именно этим «всматриванием» предлагают заняться вместе молодые актёры.

Когда-то абсолютное зло, которое появилось в мальчике Иуде из Кариота, проросло с огромной силой. И у этого зла было начало, как и у каждого из нас было своё детство.

Евгения Ноздрачёва