Советский трикстер Дмитрий Пригов

В августе 2007 года, через месяц с небольшим после смерти Пригова, литературовед Александр Кобринский написал: «Поэта Пригова не было. Не было и художника, скульптора, организатора многочисленных перфомансов с такой фамилией. Человека Пригова тоже не было».

В самом деле, грань между проектом ДАП, детищем которого стали тысячи стихов, яркие перфомансы, акции, музыка, стихограммы, проза и человеком Дмитрием Приговым, жителем Беляево, рожденным 4 ноября 1940 года, членом союза художников СССР, была, считай, стерта. Сделал это сам Пригов, добровольно отказавшись от классических традиций искусства в угоду форме новой, особо неизведанной, для многих и вовсе — сумасшедшей, потому что концепция превалировала и давила на личность художника, задвигая её куда-то за шторку.

ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЗАНИМАЛСЯ…

Стихограммами — разновидностью визуальной поэзии. Он создал ее сам, вдохновившись леттристами [леттризм — французское авангардное движение сороковых годов XX века, прим.ред.], имея под рукой лишь советскую печатную машинку и сформулированный замысел.

Впервые в печати брошюрка с приговскими стихограммами появилась в качестве приложения к подпольному журналу Александра Сидорова «А — Я», выходившему в Париже. Стихограммы привлекли много внимания: из массы критиков, ценителей искусства и просто любопытных читателей равнодушных не осталось. Пригов умело иронизирует над хорошо известными советскому человеку лозунгами, цитирует и искажает «Манифест коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Конец стихограммы на цитату Маяковского «И жизнь хороша, и жить хорошо. А в нашей буче, боевой, кипучей, — и того лучше» из поэмы «Хорошо!» Пригов сводит к сплошному ряду, состоящему из слова «смерть».

Слова, кидаясь и налипая друг на друга, постепенно перекраивают прежний замысел высказывания, деконструируют штамп. Они превращаются в забавные и одновременно пугающие, вызывающие настоящую тревогу строки. Автор играется с композицией: например, посередине иллюстрации выстраивает бутылку водки, состоящую из слов; разные геометрические фигуры, а порою и вовсе выводит элементы определенного сюжета, ключ к которому — фразы, через которые этот сюжет и выведен.

Приговская стихограмма никогда не сохраняет использованную идиому в первозданном виде; ее исковеркали, над ней как следует посмеялись, а потом свели все либо к абсолютному абсурду и несуразице, либо сделали вполне рациональный вывод.

ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПРИГОВ ИСПОЛНЯЛ…

Выдающиеся перфомансы, многие из которых, однако, не записывал на камеру. по этой причине дошло до нас далеко не все из спетого, сказанного и сыгранного.

Примечательно использование в творчестве Пригова-художника и Пригова-поэта одних и тех же персонажей. Образ «милицанера», сформировавшийся в поэтических экспериментах художника в 70-ых, следовал за ним в течение всей жизни.

В 1989 году была записана акция «Видеоперформанс с газетами». В ней образ «милицанера» обозначен едва заметной фуражкой, которая висит позади ключевого (и единственного) персонажа — обыкновенного советского гражданина, читающего выпуски газеты «Правда». Ими завалена почти вся комната: гражданин на них спит, в них же ковыряется и их же читает. Он насыщается силой лозунгов до такой степени, что в процессе чтения срывается на истеричный крик и сходит с ума. Главное, что это не крик отчаяния или злобы: гражданин кричит в поддержку линии партии. «Милицанер» удовлетворен.

В акции «Народ и власть совместно лепят образ новой России» 2004 года — одной из самых политизированных и острых — «милицанер» представлен как образ власти. «Народ» же — обыкновенный мужчина с обнаженным торсом. Оба персонажа сидят за столом и лепят из теста «новую Россию» на фоне увеличивающегося шума и какофонии звуков. «Милицанер» то и дело отбирает у «народа» куски теста, показывая, мол, как правильно лепить и в какой именно форме. Результатом их совместной работы становится разваливающаяся фигура, похожая на мартовского снеговика. Едва ли такой мутант может прожить хоть бы хоть какое-то продолжительное время.

Видео: https://vk.com/video4025474_141842753

ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПРИГОВ СОЗДАВАЛ…

Замысловатые и привлекающие внимание инсталяции, участвовавшие в выставках по всему миру.

Некоторые из этих инсталляций — фантомные, то есть не обязывающие к немедленной реализации и сохраненные как графические работы в качестве инструкции. Цикл «Инсталляции для бедной уборщицы» (1990е) раскрывает тему отношений маленького советского гражданина — склонившаяся в неудобной позе уборщица и власти — огромный глаз, древний египетский символ сакральной власти, познания истины. Этот символ причудливо смешивается с контекстом времени, в котором власть осуществляется не египетскими богами, а партийной номенклатурой. Ее художник и сакрализирует, с привычной иронией намекая на полубожественный статус генсеков.

Сам художник пишет об инсталляции так: «уборщица как бы представительница самого низа беспрестанно рассыпающейся жизни, пытающейся стать ничем, полнейшей энтропией! это она, уборщица, словно культурный герой поднимается на это море хаоса и слабыми своими, худыми, кровоточащими ручонками спасает человечество от ужаса распада, энтропии, вечного холода, ужаса! мрака!».

ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПРИГОВ ГЕНЕРИРОВАЛ…

Разнообразные графические работы и коллажи, где нередко встречается авторская символика.

В серии рисунков про Малевича Пригов иронизирует не над самим художником, а над мифом и культом, созданным вокруг него искусствоведами и культурологами. Если существует «Квадрат Малевича», считает Пригов, значит обязательно должна существовать и «Линия Малевича», и «Сапог Малевича», и «Два квадрата Малевича», даже «Фаллос Малевича», «Дура Малевича», и так до бесконечности. Стоит лишь подставить фигуру художника, внезапно оказавшийся под рукой банан или стул обретает статус легендарного. Ну а что? Малевич же!

Примечательно и другое произведение — книжечка на пару страниц под названием «Два портрета». Изображены Ленин и Брежнев. На первой странице портрет Ленина крупный, от Брежнева же заметны лишь галстук с пиджаком и массивный подбородок. На следующей странице лидеры «обмениваются значением», по словам Михаила Ямпольского. Ленин уменьшается, а фигура Брежнева вырисовывается все яснее и яснее. На последней странице размеры портретов соответствующе изменены. Пригов иронизирует над традициями преемственности советских лидеров, каждый из которых старался урвать масштаб у предыдущего.

У Дмитрия Александровича Пригова никогда не было полностью понятных и прямых работ. Именно благодаря своей неоднозначности он и его произведения — широкая почва для всевозможных трактовок и исследований с совершенно разных позиций. В наше время, когда все вокруг стало слишком серьезным и тягучим, жутко не хватает постсоветского «трикстера» Пригова, который нашел бы над чем посмеяться, в открытую и во весь голос, не боясь совсем ничего и никого.

Андрей Непран