Где-где? В «Ладье»!
«Самый богатый переулок Москвы»: Диор, Шанель, Прада, Версаче, Луи Витон — в XXI в. Столешников переулок стал постоянным гостем пошлых путеводителей, советующих прикупить себе новые духи и погулять за ручку по романтической собянинской Москве. На этом фоне особо неожиданно начали стрелять новости о том, что посреди такого апофеоза понтов в пяти минутах от Кремля вдруг появилось место, где на 500 рублей можно и выпить пива, и закусить прилично. Если копнуть в историю этих мест — станет понятно, что новая рюмочная «Ладья» возникла и вовремя, и на нужном месте.
Еще сто лет назад Столешников был двумя гордыми независимыми переулками: Столешников длился от Петровки до Большой Дмитровки, а к Тверской шел уже Космодамианский — в честь Храма Космы и Дамиана в Шубине. Но то ли для устранения святых имен, то ли еще зачем советские власти дали Столешникову поглотить соседа. Исторически Столешников в свое время тоже получил имя по храму, по церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Однако известный и поныне Рождественский переулок находился в абсурдной близости к этому, из-за чего в XVII в. название сменили. Помянув ткачей, делающих здесь скатерти (по-старому — столешники). В XVIII в. мастерские ткачей сместили поместья различной знати: князья Долгоруковы, Трубецкие, Козловские. Одними из них были Кожины — в XVIII в. они купили как раз ту территорию, на которой сегодня и находится «Ладья». Бывшее главное здание их поместья можно увидеть в окне ее маленького зала. Дом построен ещё в середине XVIII в., и с тех пор пережил ужасы пожаров, войн, революций и репрессий. Лет десять назад его одели в леса и оставили так по сей день.
Первая кровь и первые репрессии
В 1813 г. выпускникам Императорской академии художеств поручили изобразить «верность Богу и Государю русских граждан, которые, быв расстреливаемы в Москве, с твердым и благочестивым духом шли на смерть, не соглашаясь исполнить повеление Наполеоново». Наиболее отличился Михаил Тихонов, который через два года даже вольную получил (в том числе и за эту картину). Наверное, именно крепостному было проще прочувствовать ужас той ситуации: Наполеон после пожара в Москве рассвирепел и начал массовые репрессии. Как это обычно и бывает в военное время, репрессии были безразборными — французские солдаты расстреливали всех, кто вызывал малейшие подозрения — всего около 400 человек. Большинство — бедняки, попавшие под горячую руку. Говорят, что именно во дворе дома Кожиных были расстреляны первые 18 из них. Так что Отечественная война сказалась не только пожарами, изменившими архитектуру переулка, но и поменяла его дух — с этого момента в нем репрессии связаны с революционными настроениями, а дворянский шик — с переживаниями об угнетенных.
Хотя, конечно, абсурдные репрессии преследовали переулок и до этого: в начале XIX в. по адресу Столешников пер., д. 7, с. 1 жил француз балетмейстер Жан Ламираль. Он невинно учил богатых детишек балету — но в 1811 г. его по доносу (вместе с другими иностранцами) внезапно сослали в Нижний Новгород. Через несколько лет, однако, разрешили вернуться — Жан продолжил преподавать балет в том же доме.
Однако не все в переулке были так же спокойны к произволу властей. Так, еще до войны, студент М. Н. Муравьев создал кружок математиков, где собирались студенты и преподаватели, чтобы обсудить передовые научные вопросы. Отец создателя — генерал-майор Н. Н. Муравьев перенес кружок к себе домой (Большая Дмитровка, 11 — двором дом делится с усадьбой Кожиных) и стал устраивать бесплатные публичные лекции, где сам рассказывал о военном деле. Во время войны была пауза, но после нее не только лекции возобновились, но и государство ими заинтересовалось. В 1816 г. домашние сборища получили официальный статус — Училище колонновожатых, занимающееся подготовкой юнкеров. В этой идиллии было всего одно «но»: более 20 выпускников училища впоследствии стали декабристами (всего обучающихся было 180). После восстания декабристов училище закрыли.
Однако от декабристов переулок не очистился — в особняке Кожиных в 30-е гг под полицейским надзором жил И. А. Фонвизин. Жил он там, потому что в особняке тогда устраивала светские вечера жена П. П. Кожина — Людмила Дмитриевна (двоюродная сестра поэта Языкова). В доме образовался проходной двор для лучших людей России (ака литературный салон): в гости, например, приходили и Н. В. Гоголь, и В. А. Жуковский, и М. С. Щепкин. Именно здесь в 1835 г. Гоголь впервые прочитал «Ревизора»!
Эти тусовки стали красивым закатом жизни Кожиных в этом месте — уже в 1870-е их потомки сдавали все свои помещения для нужд города. В них располагались литография художника В. Е. Маковского, редакция «Шахматного журнала» (кстати, сейчас на том месте находится действующая шахматная школа) и различные магазины (с морепродуктами, полотенцами, кружевами).
Вино из «Анны Карениной» и гости Гиляровского
Вторая половина XIX в. переменила облик переулка — если до этого в нем было царство аристократии и интеллектуальных элит с домашними клубами, то тогда начали появляться гостиницы, доходные дома, магазины. В доме Кожевиных открылась гостиница с новомодным названием «Германия», а в доме репрессированного француза-балетмейстера — винная лавка Егора Леве. Магазин просуществовал вплоть до революции и был настолько модным, что даже в «Анне Карениной» Стива Облонский очень ругался, когда портвейн и херес оказались не оттуда (и послал кучера в Столешников!). В советское время здесь сменилось несколько продуктовых магазинов, в том числе «Фрукты-вино», однако сегодня их тут не купить — только швейцарские часы.
Леве, кстати, по-хулигански решил, что для магазина хватит половины дома — и еще в 70-е отделил и продал кусочек от своих владений — дом 9 (или доходный дом Карзинкина). Спустя всего лет 15, в 1886 г., десятую квартиру в нем на третьем этаже снял журналист Владимир Гиляровский. Она стала не только местом создания «Москвы и москвичей», но и новым центром притяжения литературных элит — в гости к «дяде Гиляе» ходили Чехов, Куприн, Бунин, Левитан и Шаляпин и бог знает кто еще. Антон Павлович, кстати говоря, бывал на Столешниковом не только за этим — здесь он покупал себе пенсне — в магазине «Мильк и сын» (в доме на пересечении Столешникова и Большой Дмитровки). На месте этого дома до пожара 1812 г. была церковь, но священник Беляев решил не воскрешать церковь Воскрешения, а построить на ее месте дом с меблированными комнатами и магазинами.
Советская власть за несколько лет превратила доходные дома в муравейники коммуналок, а модные магазины — в продуктовые и универмаги, царские ссылки — в сталинские. В усадьбе Кожиных жил архитектор Капитолий Абрамович Дулин — яркий представитель московского модерна, о проектах которого с гордостью рассказывают на экскурсиях разных городов России. В 1929 г. он был сослан на Соловки, где по его проекту построили больницу. Однако постоянство на Столешниковом не только в плохом — в советские же годы образовалось и новый центр притяжения. В доме на пересечении Столешникова и Большой Дмитровки какое-то время просуществовал театр Ермоловой — но «выстрелил» не он, а открывшийся где-то в 60-е кабак под названием «Ладья» (известный по кличке «Яма»). Он находился в подвале, где стояли автоматы с пивом — подходишь, ополаскиваешь кружечку водой, кидаешь в автомат 20 копеек, а он тебе — сильно-сильно разбавленное пиво. Очереди за таким удовольствием выстраивались вплоть до нынешней «Ладьи» — место-то хорошее! Из закусок по разным воспоминаниям были то ли только твердые соленые сушки, то ли даже дешевые креветки и красная икра! Народ собирался приблизительно любой: и сидевшие, и собирающиеся сесть, и студенты, и литераторы, и инженеры, и неформалы, советские хиппи, байкеры (!). Можно было услышать одновременно и металлистов, отогревающихся зимой и орущих AC/DC, и тексты Петра Мамонова.
Напротив, кстати, располагался Институт марксизма-ленинизма, поэтому протестный дух за кружкой пива встречался здесь с блюстителями советской идеологии. Не случайно именно оттуда выползают Смоктуновский и Ефремов в фильме «Берегись автомобиля»:
Если я заболею, к врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду.
― Слушай, друг! Не сажай меня до премьеры, прошу тебя!
― Я тебя вообще сажать не буду. Живи свободно!
― Понимаешь, такая роль! Один раз в жизни бывает, понимаешь?
― Играй премьеру и все последующие спектакли.
Этот трогательный диалог происходит именно на выходе из «Ямы». Что неудивительно — где еще могли примириться советский закон и маленький человек, репрессивный аппарат и невинность — только в месте, где все сошлось на любви к дешевому пиву и шумным компаниям. Всего один был косяк у «Ладьи» — пивняк не признавал в себе женщин. Ограничений на вход, конечно, никаких не было, но не было и женского туалета. Из-за этого девушкам приходилось после пары кружек идти в туалет в сопровождении толпы мужчин, которые стояли стеной и не пускали чужаков в уборную. Но «Ладья» стала отдушиной для Столешникова переулка — спустя столько войн, репрессий, неравенства — наконец появилось пространство, где все это уживается.
В 1994 г. «Ладья» закрылась. Потому что появился, как казалось, новый мир, где вместо советских лавок — понтовые магазины, вместо дешевых пивнушек — модные рестораны и кафе, где царство капитализма победило и с насмешкой смотрит на бывший Институт марксизма-ленинизма. Где, кажется, больше нет ни доносов, ни ссылок, ни расстрелов, ни войн. Но и это время (если оно и было) закончилось, и поэтому «Ладья» возвращается — переосмысленная, с приятным интерьером, большим меню и (ура!) женским туалетом. Возвращается как центр притяжения оставшихся еще в Москве литераторов, ученых и прочих «интеллигенций» — на месте, где на протяжении всей истории России всегда что-то происходило и где всегда оказывались лучшие ее представители. И с дешевым пивом, конечно!