Интимный разговор. At that time 2
— До свидания. Спасибо за вашу работу!
Внезапный шум голосов и поток свежего воздуха сообщили о прибытии. Ыйхён, спавший как убитый, медленно поднял своё затёкшее тело. Едва разлепив глаза, он кланялся сотрудникам, выходившим из автобуса перед ним. Все ещё находились в полусонном состоянии и не могли различить, кто есть кто.
Время уже перевалило за три часа ночи. День рождения режиссёра Юна прошёл. По количеству опечаток в сообщениях, которое Ыйхён получил от него, пока спал, можно было представить обстановку на месте. Очевидно, если он появится сейчас, ему останется только разгребать последствия пьянки. Мысленно Ыйхён уже был дома, в тёплой постели.
Раздумывая над полученными час назад сообщениями, в конце концов он поймал такси.
Машина быстро неслась по пустой дороге. Ыйхён клевал носом на пассажирском сиденье. Он был так вымотан, что даже не мог разобрать, что за песня играла в салоне и на каком языке пел исполнитель.
Место вечеринки нашлось на удивление просто: среди окрестных заведений только в одном горел свет. Едва переступив порог, Ыйхён поспешно закрыл уши. Пусть они полностью арендовали зал и могли шуметь сколько влезет, но музыка гремела настолько оглушительно, что казалось, барабанные перепонки правда могут лопнуть. Под ногами неприятно хлюпала смесь из пролитого алкоголя, крошек и остатков еды.
Гости давно были навеселе, поэтому не заметили появление нового лица. Даже режиссёр Юн, который уверял, что будет ждать, пока он не приедет, не сразу его узнал. Ыйхён обменялся рукопожатиями с несколькими знакомыми и подошёл к пошатывающемуся режиссёру.
— О! Наш дорогой актёр Чон пришёл?
Тот улыбнулся и приобнял Ыйхёна за плечо. Затем протянул ему чей-то чужой стакан. Хотя по его форме и засохшей на стенках пене было ясно, что он пивной, режиссёр Юн пытался налить в него текилу. Ыйхён спокойно отговорил его и взял стоявшую на столе бутылку пива.
Режиссёр выразительно кивнул и наклонил бутылку в его сторону. Когда Ыйхён чокнулся с ним, тот, не медля, отпил с горла и с грохотом повалился на стол. Неторопливо потягивающий тёплое пиво Ыйхён вздрогнул от неожиданности и поспешил усадить его на стул.
Главный виновник торжества отключился, но вечеринка была в самом разгаре. Вот уж безумное утро, ничего не скажешь. Юна явно следовало уложить, но Ыйхён не знал, к кому обратиться за помощью.
Он огляделся и в итоге вышел один. Сунув левую руку под мышку обмякшего режиссёра, правой Ыйхён обнял его за шею и поднял со стула. Затем с трудом повёл по лестнице, ведущей на второй этаж.
Там он сдвинул несколько столов и уложил на них режиссёра Юна. Тот дрожал всем телом от выпитого, поэтому Ыйхён укрыл его своим пальто. После таких нагрузок у него потемнело в глазах, а ноги подкосились. Плечо тоже ужасно ныло – боль, про которую он успел забыть, пока нёс Юна, накатила с новой силой. Покрутив головой, Ыйхён вдруг вспомнил: у него в кармане ведь лежит пачка обезболивающих пластырей.
Он зашёл в ближайшую уборную, стянул с себя свитер и увидел в зеркале покрасневшее опухшее плечо. Завтра на этом месте точно проступит фиолетовый синяк. Ыйхён на секунду задумался, стоит ли в таком случае клеить пластырь, но всё же решил, что хуже точно не станет. В нос сразу ударил специфический резкий запах, и по коже разлилось тепло. Заодно прилепив ещё один пластырь чуть выше поясницы, он надел свитер и вышел.
Внизу всё ещё не утихал шум. Вибрация от музыки отдавалась даже по полу. Спускаться обратно совсем не хотелось.
Ыйхён глянул на режиссёра Юна, уже провалившегося в глубокий сон, сдвинул два соседних стола и, неуклюже забравшись на них, лёг. Ноги свисали, поэтому он свернулся калачиком. Казалось бы, в таком шуме невозможно уснуть, но сон тут же одолел его.
Даже открыв глаза, Ыйхён не мог понять, спит он или бодрствует. Столы и стулья по-прежнему стояли в беспорядке, но вокруг было подозрительно тихо. Судя по тусклому небу за окном, прошло совсем немного времени. Он обернулся к столам, где уложил режиссёра Юна, и не увидел его там. Однако опрокинутый стул у двери говорил о том, куда тот мог деться.
После короткого сна тело ломило, в голове стоял туман. Погружённый в свои мысли, он просидел так какое-то время, пока внезапный сквозняк не заставил его вздрогнуть. Коснувшись ногами пола, он почувствовал себя странно. Пустой желудок, который Ыйхён успокоил парой глотков пива, напомнил о себе. Держась за ноющий живот, он спустился вниз по лестнице.
На первом этаже царил такой хаос, будто здесь прошёл ураган. Ыйхён оглядел разгромленный зал и вдруг замер. Его взгляд остановился на одном из столов, заваленном пустыми бутылками и грязными тарелками. За ним одиноко сидел мужчина. По его прямой осанке никак нельзя было сказать, что он пьян.
Мужчина осторожно гладил бутылку, стоящую перед ним. Это бессмысленное действие привлекло внимание Ыйхёна. Пока он рассеянно наблюдал за ним, мужчина повернул голову. Его лицо оказалось уж слишком знакомым. И это сбивало с толку.
Почему он здесь? Его тоже пригласил режиссёр Юн? Если так, то почему ещё не ушёл? Тут ведь никого больше нет. Ыйхён снова осмотрелся вокруг, но никого, кроме них двоих, не заметил. С ним-то всё понятно – он уснул на втором этаже, но почему этот человек всё ещё тут? Перед Ыйхёном встала дилемма: спросить напрямую или просто промолчать, но мужчина заговорил первым:
— …А, да. Все вас очень ждали, — не задумываясь ответил Ыйхён и поспешно добавил. — Наверное.
— Правда? — он чуть заметно улыбнулся на это неуверенное утешение.
У него была приятная улыбка. Такая, что могла сделать его центром внимания в любой компании. И при этом в ней не чувствовалось высокомерия или показной учтивости.
Взгляд Ыйхёна, задержавшийся на профиле мужчины, вскоре устремился к стулу, на котором тот сидел. Он хотел воспользоваться моментом, чтобы развернуться и уйти, но не смог. Его пальто, которым он укрыл режиссёра Юна, висело на спинке стула.
Мужчина снова начал возиться с несчастной бутылкой. В неловкой тишине каждая секунда тянулась особенно медленно. Однако спустя долгое время он снова оглянулся на Ыйхёна. Хотя, возможно, не прошло и минуты. Мужчина протянул ухоженную ладонь с длинными пальцами и коротко представился:
— Я Чха Ильчжу, — и следом, выдержав небольшую паузу, неопределённо добавил. — А ваше лицо кажется знакомым…
По-видимому, проявлять внимание к другим было у него уже в привычке. Ыйхён спокойно пожал его руку и тут же отпустил.
Он бы отреагировал точно так же на любого безымянного актёра. Это было очевидно, но почему-то не раздражало.
«Теперь, наверное, уже можно уйти?» — раздумывал Ыйхён, подбирая нужные слова и украдкой поглядывая на спинку стула. Даже не имея глаз на затылке, Чха Ильчжу всё равно заметил его взгляд – до того он был красноречивым.
— Вы, наверное, устали. Идите. А я, раз уж пришёл, выпью немного, — он сам снял пальто со спинки и подал его.
Ыйхёну оставалось только протянуть руку, но отчего-то ему стало неудобно. Когда он, помедлив, всё же принял пальто, Чха Ильчжу ни с того ни с сего выпалил:
— А вы сейчас, случайно, не в исторической дораме снимаетесь?
Ыйхён удивлённо посмотрел на него, словно спрашивая: «Как вы поняли?», и тот слабо улыбнулся.
Это явно не была попытка поддеть его, но лицо Ыйхёна зарделось от смущения. Запах пластыря, к которому он уже привык и даже не замечал, вдруг стал невыносимо резким. Машинально отодвинувшись, Ыйхён принялся бормотать под нос оправдание, хотя это даже не было оправданием:
— Я немного ушибся во время съёмки…
— Нет. Это не настолько серьёзно. Я просто ударился.
Чха Ильчжу пристально наблюдал за протестующим Ыйхёном. Его глаза мягко изогнулись, и при встрече с ними смущение сменилось удивительной лёгкостью и спокойствием. Что-то в его умиротворённом взгляде удерживало на месте. Глядя в это открытое лицо, было невозможно просто развернуться и уйти. Ыйхён без конца теребил край своего пальто. Тогда Чха Ильчжу деликатно предложил:
— Не возражаете составить мне компанию за стаканчиком?
Выпивать с малознакомыми людьми было делом привычным. И не столь важно, в большой ли вы компании или, как сейчас, только вдвоём. Зачастую такие посиделки несли конкретную цель: укрепление дружеских или деловых связей, либо же просто способ убить время. Но в чём была цель этой встречи?
— Или у вас ещё какие-то дела после этого? — уточнил Чха Ильчжу, не дождавшись ответа от Ыйхёна. Тот продолжал смотреть на него отрешённым взглядом.
— Нет, после сегодняшней съёмки я свободен.
Его незамедлительный ответ вызвал на лице Чха Ильчжу довольную улыбку. Он отодвинул стул рядом с собой и снова настойчиво предложил:
В его голосе не прозвучало ни намёка на принуждение, но, словно повинуясь какой-то неведомой силе, Ыйхён сел. Пока он опускался на стул, Чха Ильчжу выбрал чистый стакан и поставил его перед ним. Затем наклонил бутылку, которую до этого крутил в руках, и налил виски.
— Пропустим по стаканчику и пойдём.
Чтобы не казаться настойчивым, он сразу обозначил разумный предел. Ыйхён кивнул и сделал глоток. Алкоголь обжёг горло, и вскоре в животе разлилось приятное тепло. Холод, до того не покидавший его тело, окончательно рассеялся.
Он быстро допил. Чха Ильчжу, не сводивший глаз с янтарной жидкости, переливавшейся в стакане, коротко усмехнулся.
— Кажется, я напрасно задержал того, кто хотел уйти. Может, встанем прямо сейчас?
— Нет, я подожду, — Ыйхён смущённо замахал руками и тут же наполнил свой пустой стакан обычной водой. Будто подтверждая принятое решение, он покорно сложил ладони на коленях.
Невнятное бормотание Чха Ильчжу заставило Ыйхёна, пристально смотрящего на стакан, почесать мочку уха. Ему это сейчас послышалось? Звук был слишком тихим, поэтому он засомневался. Чха Ильчжу, как ни в чём не бывало, лишь слегка наклонил стакан. Может, просто померещилось от усталости?
— Для исторической дорамы, наверное, приходится часто ездить на съёмки в провинции? — неожиданно спросил Чха Ильчжу.
Ыйхён втайне надеялся, что у них появится тема для разговора, поэтому охотно ответил:
— Когда мотаешься туда-обратно на удалённые локации, потом ещё гримируешься и часами ждёшь начала съёмки, приходится больше бороться со временем, чем играть. А в такую погоду, наверное, ещё тяжелее.
— Ну, сегодня всё закончилось.
— Закончилось? Вы уже подошли к финалу?
— До финала ещё далеко. Но я как раз вернулся со съёмок сцены, в которой мой персонаж умирает.
— Получается, покидаете проект на полпути. У меня такого ещё не было, поэтому не могу судить, но… разве не обидно?
— Нисколько. Это было прописано ещё на начальном этапе: персонаж отдаёт свой долг и встречает смерть. Немного грустно, конечно, но не обидно.
— Вы же всё равно человек, — вдруг возразил Чха Ильчжу. Он будто подталкивал его: «Как же личные амбиции? Не прячьтесь за заученными фразами, а скажите, что чувствуете на самом деле».
Ыйхён озадаченно уставился на него. Спокойная улыбка, не сходившая с его лица, не вязалась с образом человека, склонного к колкостям. Вероятно, эти слова были сказаны без задней мысли – просто Ыйхён, измотанный после съёмки, слишком остро их воспринял.
— Режиссёру виднее, насколько тот или иной персонаж важен для сюжета. Не актёру это решать. Мне достаточно и того, что я могу внести свой вклад, даже если он невелик.
— Хм… Ыйхён, вы очень красиво говорите, прямо как по учебнику. А что насчёт следующего проекта? Уже определились?
— Только собираетесь, значит. То есть пока даже приблизительно не задумывались о каком-то конкретном жанре или амплуа?
— Нет. Актёр не выбирает роли по своему желанию – он просто играет тех персонажей, на которых его утверждают.
Возможно, Чха Ильчжу этого не понять. Его всегда будут заваливать предложениями.
Он подпёр подбородок рукой и пристально посмотрел на Ыйхёна. Несмотря на готовность сыграть любую предложенную роль, тот почему-то не казался ни жалким, ни отталкивающим. Что же отличало его от тех, кто снимается где попало ради гонорара?
Разговор ненадолго прервался. От неловкости Ыйхён отвёл взгляд к окну. Небо постепенно светлело, а голые ветви деревьев напоминали о наступлении нового сезона. Даже утренний воздух казался промозглым. Просто наблюдая за этим пейзажем, он ощущал, как холод снаружи просачивается внутрь. Ыйхён передёрнул плечами и рассеянно пробормотал:
[Прим. пер.: густой суп или рагу на основе соевой пасты твенджан.]
Рука Чха Ильчжу, уже тянущаяся к стакану, замерла. Он удивлённо раскрыл глаза, затем прищурился и усмехнулся. Только тогда Ыйхён пришёл в себя и тихо выдохнул: «Ох…» Похоже, он слишком глубоко ушёл в мысли и сам не заметил, как что-то ляпнул. Но что конкретно – сам не знал. Судя по реакции Чха Ильчжу, это было совсем не к месту.
Внезапно тот наклонился к Ыйхёну и непривычно мягким тоном произнёс:
— С самджаном и зелёными перчиками будет самое то. И рассыпчатый рис идеально впишется.
— Сейчас такое время года, когда особенно хочется чего-то подобного, правда?
Ыйхён опустил голову. Да, он явно сморозил какую-то глупость. Его уши горели от стыда.
Тем временем Чжа Ильчжу не спешил отстраняться. Вблизи его присутствие и запах становились ещё ощутимее: аромат геля для душа смешивался с естественным запахом тела, создавая уникальное сочетание. Даже не поднимая головы, Ыйхён чувствовал на коже щекочущее дыхание Ильчжу.
— Впечатляет, особенно для вашего возраста. Добиться хорошего вкуса в тушёных блюдах не так просто.
— Тут нечему впечатляться. Я давно живу один, так что… просто освоил готовку до уровня «есть можно».
— Далеко не все это умеют. Так что да, впечатляет. Секрет в ростках сои?
— Слышал, вкус станет насыщеннее, если добавить приправленные ростки в бульон.
Столкнувшись с непонимающим взглядом Ыйхёна, он пояснил:
— Мне так сказали в любимом ресторанчике.
Напряжение и неловкость мгновенно рассеялись, хотя тема разговора по-прежнему не соответствовала ни месту, ни ситуации.
— Скорее, скучаю. Давно я не ел домашней еды, — Чха Ильчжу не дал ему возможности задуматься над смыслом этих слов. Он просто протянул виски и предложил. — Ещё по одной?