Интимный разговор. At that time 1
От холода кончики пальцев онемели. Хотпак, врученный младшим сотрудником, уже давно перестал греть. Он сложил ладони и обдал их тёплым дыханием, но это не помогало. Шёл уже семнадцатый час, как им приходилось мёрзнуть на осеннем холоде. Единственным спасением был небольшой костёр, который разожгли в железной бочке.
Съёмка, прерванная из-за поломки оборудования, никак не возобновлялась. Главный актёр закатил настоящую истерику. Он не мог не знать, что каждый день они сводили концы с концами, работая по страничному сценарию, но всё равно упрямился и настаивал, чтобы съёмку перенесли на завтра. С его детскими капризами приходилось разбираться менеджеру.
[Прим. пер: 쪽대본 – короткий, неполный сценарий на одну-две страницы, зачастую выдаваемый актёрам прямо перед съёмкой. Он используется из-за крайне сжатых сроков производства в формате «съёмка-монтаж-эфир», когда сценаристы не успевают заранее подготовить сценарий, а актёры и съёмочная команда работают в экстремальном режиме, иногда не имея времени даже на сон.
Главный актёр знает об этом, но всё равно капризничает и требует перенести съёмки на завтра, что явно осложнит работу всей команды и сорвёт график.]
Пустые упаковки от булочек, которые подавали в качестве ночного перекуса, беспорядочно валялись повсюду. Статисты клевали носом, прислонившись кто к чему, а те, кому и это наскучило, сворачивались калачиком и играли в игры на телефонах. Как всегда, на съёмочной площадке царило ожидание.
Ыйхён понимал, что это бесполезно, но всё равно старательно растирал свои замёрзшие руки. Затем, словно пытаясь вернуть чувствительность ушам, окоченевшим от холода, провёл по ним несколько раз пальцами. В горле саднило – похоже, начиналась простуда. Он решил выпить тёплой воды, но, задумчиво посмотрев на чайный столик, отказался от этой идеи.
Едва Ыйхён повернулся, как съёмочный костюм напомнил о своём весе. Громоздкая конструкция, ограничивающая свободу движений, шла в комплекте с тяжеленным шлемом. Вспомнив, какого труда стоило недавно сходить в туалет, он подавил жажду и сглотнул сухую слюну.
Сегодня ему предстояло сняться только в одной сцене, в двадцать третьей. Хотя там не было ни одной реплики, его это не волновало. Он спокойно принимал и бесконечно тянущееся время ожидания. За почти десять лет актёрской карьеры не осталось ситуаций или обстоятельств, которые он не мог бы понять.
— Сцена двадцать три, сделаем съёмочный тест! Пожалуйста, приготовьтесь, — выкрикнул второй режиссёр, держа в руках вызывной лист.
[Прим. пер.: Вызывной лист является основным документом съемочного периода и представляет собой график явки группы на площадку с информацией для всех департаментов, принимающих участие в съемках.]
Долгое ожидание наконец подошло к концу. Дремавшие статисты лениво разлепляли веки. Сотрудники, расположившиеся кто где, начали подтягиваться к камере. Режиссёрская команда суетливо носилась по площадке, обозначая позицию каждого актёра в соответствии с композицией кадра и проверяя траекторию их движения.
Планировалась масштабная батальная сцена. Несколько сотен актёров массовки, кипящих энтузиазмом, тесно сгрудились в кадре. Малейшее движение приводило к столкновению плеч и бряцанию оружия. Скоординировать действия такого количества людей было сложнее, чем могло показаться. Даже если большинство прекрасно справлялись, стоило одному или двум немного ошибиться – и всё приходилось переснимать.
Режиссёр несколько раз повторил через мегафон: «Сражайтесь яростно, но не слишком выделяйтесь». Все дружно закивали, однако пробный дубль вышел неудачным. Сложно сказать, сколько раз пришлось ещё репетировать сцену, прежде чем они приступили к основной съёмке.
— Пожалуйста, давайте постараемся сделать всё с одного раза! Начинаем! — прокричал второй режиссёр, отходя в сторону.
Все актёры замерли на своих позициях.
— Сцена двадцать три, дубль один!
Нумератор хлопнул. Следом за этим режиссёр, который внимательно всматривался в видоискатель, дал отмашку. Актёры, стоявшие по краям кадра, тотчас ринулись навстречу друг другу.
[Прим. пер.: Видоискатель – устройство, позволяющее кинематографисту видеть и определять границы будущего кадра, наблюдая за объектом съёмки.]
Все одновременно разразились криком. Кровь брызгала от яростно сталкивающихся мечей, раздавались вопли. Ыйхён без колебаний бросился в этот запланированный хаос. Размахивая копьём, почти равным его росту, он атаковал наступающих противников. Вспомогательная камера перемещалась между сцепившимися актёрами, запечатляя ожесточённую сцену боя.
Внезапно меч, прилетевший из-за спины, с силой ударил Ыйхёна по правому плечу. Он оказался неожиданно тяжёлым – тело невольно покачнулось. Услышав его болезненный стон, мужчина средних лет, державший меч, удивился даже сильнее Ыйхёна.
Обстановка, напоминавшая настоящее поле боя, развеялась как по волшебству. Актёры поправляли свои растрёпанные костюмы, ожидая одобрения режиссёра. Даже те, кто недавно лежал замертво и истекал кровью, легко вставали на ноги. Тем временем мужчина, который случайно ударил Ыйхёна, подошёл к нему и осторожно поинтересовался: «Вы в порядке?» Тот слабо улыбнулся и кивнул.
— Прекрасно! — только спустя какое-то время режиссёр сделал одобряющий жест. Массовка и съёмочная группа наперебой закричали: «Отлично поработали!»
После съёмки на площадке царила суматоха: сотрудники тут же начали готовить декорации для следующей сцены, а актёры спешили разъехаться по домам.
Смыв с себя грим, Ыйхён сдал весь реквизит и направился к автобусу съёмочной группы. Неподалёку ассистент режиссёра раздавала поручения части команды, которая отправлялась в Сеул. Кажется, речь шла о чём-то важном, но почти никто её не слушал: одни уже спали, а остальные были на грани отключки. Тем не менее ассистент настойчиво изложила всё, что хотела, и только после этого заметила Ыйхёна.
— Извините, можно мне тоже поехать на автобусе?
— Нет. Подумал, что после съёмок будет трудно сесть за руль.
— Ах, тогда конечно. Внутри есть свободные места, — ассистент режиссёра кивнула в сторону салона.
Ыйхён слегка поклонился и сел в автобус. Натянув на лица шапки или опустив головы, сотрудники внутри крепко спали. Чтобы не разбудить их, Ыйхён занял свободное место в первом ряду. Возле окна было свалено съёмочное оборудование, но это не имело значения. Найти транспорт, который бы довёз его до Сеула в такую рань, уже было настоящей удачей.
Автобус дрожал, словно вот-вот тронется. Из предварительно включённого обогревателя дул тёплый воздух. На Ыйхёна накатила тягучая усталость. Тело, окоченевшее от холода и напряжения, начало обмякать. «Наверное, именно так чувствуют себя после избиения», – подумал он. Болело всё: от макушки до пяток.
Дыхание постепенно стало глубже, веки отяжелели. Решив немного вздремнуть, он скрестил руки на груди и закрыл глаза, но в этот момент кто-то неожиданно окликнул его:
Когда Ыйхён снова открыл глаза, статист, с которым он сегодня снимался, нерешительно замер на ступеньках автобуса.
— Кажется, вы из-за меня пострадали. Пачка уже открыта, но я подумал, что вам может пригодиться.
Мужчина протянул ему упаковку обезболивающих пластырей. Похоже, ему было неловко отдавать уже начатое: он нервно теребил надорванный уголок. Ыйхён машинально принял его и, чуть выпрямившись, кивнул. Мужчина ещё раз извинился и поспешно вышел из автобуса.
Смотря ему вслед, Ыйхён с сожалением подумал: «Нужно было сказать, что всё в порядке». Ему стало стыдно, но к этому времени водитель уже поднялся на своё место и закрыл автоматическую дверь для пассажиров.
Вскоре автобус въехал на однополосное шоссе. Машин не было, а тусклые уличные фонари не могли рассеять густой мрак над дорогой. Лишь свет фар упорно прокладывал путь сквозь темноту.
Внутри салона царила тишина. Никакого движения – только сонное дыхание спящих и мерный храп.
Ыйхён откинулся на спинку сиденья, и вибрация автобуса сразу передалась по всему телу. Он почувствовал, как благодаря печке к нему постепенно возвращалось тепло, и наконец расслабился. Сознание уплывало; даже просто шевельнуть пальцем теперь казалось чем-то непосильным.
Когда Ыйхён уже был готов погрузиться в сон, до него донёсся шёпот сотрудников, сидящих позади:
— Хочу в кино. Скоро как раз выходит фильм с Чха Ильчжу.
— А я и не помню, когда в последний раз ходила в кинотеатр.
— Так найди время. Мы же деятели культуры, в конце-то концов. Даже если не до сна, культурную жизнь нужно поддерживать. Хотя бы для общего развития. Вчера увидела его фото из аэропорта, и ещё сильнее захотелось посмотреть.
— Чха Ильчжу, чьи ещё. Он же вернулся на родину, чтобы фильм продвигать.
— Тогда скорее не «вернулся», а «прилетел с визитом». Всё равно тут толком никогда не жил. Только по заграницам мотается.
— На телеканалах сейчас, наверное, переполох. Все хотят затащить его на своё шоу.
— Пусть хоть какой переполох устраивают, мне бы разок увидеть его лицо вблизи.
Главной темой их разговора был актёр, чьё имя говорило само за себя как для людей из индустрии, так и для широкой публики.
Момент его появления был подобен падению кометы. Ыйхён отчётливо помнил тот день. В новостях сообщили, что кореец был номинирован на премию за лучшую мужскую роль на Венецианском кинофестивале. Особое внимание привлекло то, что фильм с его участием был не корейским. И хотя он тогда не победил, мало кому из актёров доводилось дебютировать под столь ярким светом софитов.
Они работали в одной сфере, но Чха Ильчжу казался человеком совершенно иного уровня. Поэтому у Ыйхёна даже не возникало зависти.
Он открыл глаза и молча уставился на потолок трясущегося автобуса. В голове было пусто.
Едва он задумался, сколько же прошло времени, как в его кармане завибрировал телефон. На экране отобразился звонящий – Юн Хёнджин. Это был самый обсуждаемый режиссёр в Чхунмуро в последнее время. Много лет назад Ыйхён снялся в его дебютном фильме по просьбе их общего знакомого, и с тех пор они поддерживали отношения как хён и тонсен. К слову, сегодня как раз был день рождения Юн Хёнджина.
[Чхунмуро – район в центре Сеула. С 1960-х годов стал символом корейской киноиндустрии. Часто употребляется как «корейский Голливуд».]
Стараясь говорить как можно тише, Ыйхён ответил:
— В Мунгёне. Возвращаюсь со съёмок.
— Эй, разве я не говорил, что у меня сегодня день рождения? — с упреком бросил он, хотя как никто другой знал, что второстепенный актёр не может влиять на съёмочный процесс.
По ту сторону доносились смех и голоса изрядно выпивших людей – Ыйхёну даже почудилось, что сквозь динамик пробивается сильный запах алкоголя. Режиссёр Юн, продолжавший лепетать о чём-то с заплетающимся языком, резко перешёл на кокетливый тон:
— Но ты же прямо сейчас примчишься ко мне, да?
— Что значит «посмотрим»? Я буду ждать, пока ты не придёшь.
Звонок резко оборвался. Ыйхён тихо вздохнул и снова откинулся назад.
За это время воздух в автобусе сделался душным и влажным. Перешёптывания, звучавшие прежде, стихли, и до ушей доносился только чей-то храп. Даже тряска по ухабам ощущалась как убаюкивающее покачивание колыбели. Скрестив руки на груди, Ыйхён закрыл глаза и вскоре погрузился в сон.