Три картинки из теперь уже довольно-таки далекого прошлого

Я плохо помню свое раннее детство, а воспоминания из этого времени разрозненные и нечеткие - ощущение, будто бы в глубоких сумерках пытаешься ориентироваться в каком-то месте, где очень давно не был.

Я помню, что у нас дома жила красивая черная кошка, очень ловкая и быстрая. Она хорошо ловила мышей, но почему-то не кормила своих котят, поэтому они у нее все время умирали. Я хорошо запомнил один осенний вечер - было еще тепло, мы убирали и жгли сухие листья, мой брат показывал мне, как плавить свинец в консервной банке; за весь день на меня никто ни разу не наорал, и я ощущал счастье и покой. Мне было лет пять, может быть шесть. Я стоял во дворе и смотрел на кошку, которая то ли умывалась, то ли просто трясла головой. Вдруг кошка выгнулась дугой, по всему ее телу прошла мощная волна, она широко раскрыла рот и изрыгнула огромный комок сероватой блевотины. Комок оседал и расплывался по земле, а кошка трясла головой, готовясь блевануть снова. Я заметил, что один участок рвотного сгустка не только растекается, но еще как-то странно шевелится - и я увидел тонкого полупрозрачного глиста, который вдруг поднялся на дыбки, вильнул в воздухе своей нитевидной головкой и нырнул обратно, стараясь закопаться поглубже. Я схватил прутик и хотел было извлечь глиста на поверхность, но моя сестра схватила меня за руку и потащила прочь - наверное, она решила, что такие зрелища вредны для моей психики, а может, просто боялась, что я заражусь глистами.

Однажды ранней весной мой отец решил зарезать свинью. Я тусовался рядом и по мере своих сил и способностей (а мне было уже лет десять) старался помогать - обжигал свинью паяльной лампой, потом поливал ее горячей водой и соскребал ножом обгоревший слой кожи - он облазил в виде рыхлой светло-коричневой массы, а под ним была тонкая, почти белая кожица, уже вполне съедобная (ну знаете, вот эта херня на так называемом беконе). Кажется, был март, было довольно холодно, и у меня мерзли руки - отец это заметил и посоветовал засунуть руки в горячие свиные кишки, чтобы отогреться. Я сидел на корточках и перебирал кишки, вываленные в большую эмалированную ванну. Когда-то в этой же ванне купали и меня, и мою сестру, и моего брата - когда мы были совсем маленькими детьми. Вдруг я нащупал в кишке какой-то плотный упругий стержень, и страшно удивился, когда почувствовал, что он шевелится. Это была охерительно длинная аскарида толщиной с карандаш. Потом я нашел в кишках еще одну такую аскариду.

В 2010-м году, на Летней Экологической Школе близ пос. Большевысоково я ночью сидел в кабинете местной школы, вскрывал лягушек и искал в них паразитов. Абсолютно все лягушки были нашпигованы самыми разными червями. В легких и кишках всегда жило много нематод, а иногда я находил их и во рту. Я знал, как называются некоторые черви - у самцов нематод Oswaldocruzia на хвосте было что-то вроде лопасти; у трематод Gorgodera были длинные листовидные тельца с широкой брюшной присоской, а вторая присоска была на тонком вытягивающимся “хоботке”. Эти трематоды жили в кишках, а присоски позволяли им прикрепляться и ползать - сначала они вытягивали “хоботок”, присасывались маленькой присоской, потом подтягивали все тело и закреплялись при помощи большой брюшной присоски. Когда я разрезал тонкий кишечник и поливал его из пипетки физраствором, тельца горгодер трепетали в потоке жидкости, как флажки на майском параде. Мне нравилось раздвигать иголочками складки тонкого кишечника и обнаруживать горгодер, которые сидели там, как влитые. Я настроил бинокуляр на максимальное увеличение, чтобы получше рассмотреть их присоски, и вдруг увидел, что в глубине складок кишечника лежит множество каких-то маленьких шариков. Я и раньше их видел, но не придавал им значения, но тут мне показалось, что один из этих шариков двигается. Я смотрел на эти шарики минут десять, чтобы понять, что они такое. Это были крошечные сосальщики диплодискусы (Diplodiscus) - они выглядели как маленькие бочонки с присосками на торцах. В сжатом состоянии они были почти шарообразные, но когда ползали, могли очень сильно вытягиваться. Меня охватило своеобразное чувство - смесь удивления и непереносимого внутреннего зуда, от которого рот наполняется жидкой слюной. Я оторвал от бинокуляра глаза - в сумерках после яркого света я видел по большей части цветные пятна - и сказал, обращаясь к своему невидимому собеседнику: “Ебаный в рот, в каком же припизженном мире мы живем!” В то время я любил экспрессивно выражаться.