Малые Мшары. — Будь, что будет (служебная страница)
НЕ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОГО ПРОЧТЕНИЯ !!! — НАЧАЛО ЗДЕСЬ
— Будь, что будет, – произнес Дима, и голос, певший меж ветвей и журчавший в воде затих, точно кто-то выключил радио.
Под водой рос и возбухал кокон, питаясь Мумкой, которую разрывали на части багровые черви. Вода в запруде оседала, обнажая неприглядное илистое дно, полное мертвых лягушек и карасей. Кокон поднимался из омута, раскрывался, подобно огромному цветку. Лепестки опадали один за одним, вместе с ним отмирали и черви, отдавая последние остатки питательных веществ тому, что зарождалось в его центре. И когда это что-то поднялось и выпрямилось, подтянулось, будто просыпаясь, Дима окончательно потерял дар речи.
В центре погибающего цветка стояла обнаженная девушка. По коже ее струились потоки чего-то густого, похожего на кровь, черные волосы липли к плечам, а задорные глаза-вишенки игриво смотрели на Диму.
— Митюля, — любовно произнесло прекрасное создание и сделало шаг навстречу. От этого зрелища хотелось бежать, бежать прочь, закрыв глаза, наплевав на всех бесконечных чудищ, обитающих в округе – более того, хотелось даже стать их пищей, лишь бы красавица не подошла ближе, но Дима не мог пошевелиться, лишь наблюдал как порожденное омутом создание оказывается все ближе, ближе... Полные красные губы впились в Диму страстным поцелуем; теплые, почти горячие руки обвились вокруг шеи. Ловкий язычок скользнул меж его зубов, а его сознание ссыпалось с края пропасти в память Надьи Зондер.
Перед глазами замельтешели картинки – как в калейдоскопе. Колючая проволока, хмурые люди в нацистской форме и обритые, истощенные – в робах заключенных. Над воротами чернеет какая-то надпись на немецком. Мужчина в шинели, накинутой на белый халат в сопровождении двоих эсэсовцев сосредоточенно обходят ряды узников. То и дело нагинается к детям, раздает конфеты, внимательно осматривает – глаза, зубы, уши, заглядывает под робу. Вот кто-то возмущенно что-то выкрикивает, дергается в сторону доктора и получает очередь в грудь. Человек в белом халате вырывает из ряда маленькую девочку, кивает удовлетворенно...
Стол, девочка лежит на кушетке, привязанная по рукам и ногам. В каждой руке по катетеру – одна выкачивает кровь, а вторая закачивает какую-то бурую жижу, в которой еле видные, извиваются кольцами микроскопические черви. Дикая боль... и голод.
— Голод, Митюля. Один сплошной голод повсюду, — сладко шепчет на ухо красавица. – Мы можем их всех накормить! Земля будет жирная, плоды будут сочные и красные, а кровь – густая как малиновое варенье. Мы напоим и накормим всех жаждущих и голодных... Всех.
— Что ты такое? – отстранившись, прошептал Дима.
— Не знаю... Когда-то я была человеком. Немцы называли меня «особым оружием». Местные – диверсантом и кровопийцей. Но я пришла не отбирать, но давать. Мы засеем всю землю нашими плодами, заселим ее нашими детьми...
— Ты же моя... – ошеломленно пролепетал парень.
— Прамачеха. Так что не считается. — усмехнулась Надья Зондер и вновь слилась с Димой в поцелуе. Он чувствовал как вместе со слюной по его пищеводу прокатываются миниатюрные колечки каких-то юрких, беспокойно шевелящихся созданий, но почему-то был уже не против.
Когда-то черный, а теперь почти серый от грязи «Гелендваген» безнадежно застрял в размытой каше, названной по недоразумению дорогой.
— Тофик, брат, да похер на этого чепушилу. Ты сам посмотри, он бы тут уже сгинул. Давай попробую задний ход...
— Уыходи! – скомандовал Тофик, распахнул пассажирскую дверь и ухнул в грязь едва не по колено. – Его мамаша четко сказала – Малые Мшары. Больше некуда.
— А мож он все-таки у бати, а? – умоляющим тоном протянул Умар – спрыгивать в это болото ему явно не хотелось.
— Ты думаешь, она после усего нам пурги нагнала? Уылезай, билять! И стуол захвати.
По размытому тракту эти двое шли добрые полчаса. Одежду можно было выжимать, а обувь и вовсе оставалось только выбросить. Но вот, наконец, перед ними показался черный шлагбаум и замазанный указатель.
— Зашкерился, сука. Ничего, я тебя из-под земли достану. Никто не кидает Тофика дуажды. – раздувал угли ярости бандит, шагая по раскисшему большаку.
— Слушай, брат, да не живет тут давно никто, ты посмотри! – указывал Умар на явно пустые и заброшенные дома.
— Здесь он – я нюхом чую! – ткнул себя Тофик дулом ствола в сгорбленный нос.
Вдруг, откуда-то издалека раздался вой – то ли собачий, то ли волчий.
— Думаешь... – вопросительно посмотрел Умар на Тофика.
Бандиты двинулись вглубь деревни, настороженно оглядываясь. Казалось, из каждого темного окна кто-то провожает их взглядом.
— Не ссы, билядь! – прикрикнул Тофик на подручного. – Тихо! Смотри!
Действительно, через заросли высохшего борщевика можно было увидеть какое-то движение.
— Стой, сука! – рванувшись напролом, Тофик оказался среди стремящихся ввысь стеблей один – Умар отстал. Но его, точно пса, почуявшего след, было уже не остановить. Стебли ломались, «марсианские» цветки лезли в лицо, а неясная тень все маячила впереди, то ли убегая, то ли дразнясь. – Эй, слышишь? Знаешь, что мы нашли туою мать? Ей пришлось расплатиться за тебя! Иди сюда, гоуно! Я тебе...
Что именно «я тебе», Тофик договорить так и не успел. Тень вдруг мелькнула справа, ударила под колени, повалила на землю. В попытке прицелиться в мечущееся в ногах создание, он упустил вторую тень, которая уже замахивалась лопатой.
Первое, что почувствовал Тофик – жуткую боль в затылке, второе – затекшие конечности. Лишь после он понял, что висит на веревке вниз головой. Кое-как открыв глаза, он увидел перед собой Умара. Тот тоскливо смотрел куда-то себе на грудь и не дышал, а с двух сторон от его шеи...
— Больные туари! Отпустили меня, быстро, билядь!
Должник и какая-то баба оторвались от шеи его товарища, расплылись в кровавых улыбках, демонстрируя неестественно длинные и крупные клыки.
— Уы кто, билядь, такие нахуй? Эй! У меня много денег! Я могу заплатить, я...
— Чш-ш-ш... – девушка приложила палец к его губам – черноволосая, бледная, полногрудая, она была бы даже симпатичной, если бы не кровь Умара, стекающая по ее подбородку. Повернувшись куда-то за спину, она позвала: — Олежа, кушать!
Что-то застучало по доскам, будто бежала собака. Из соседней комнаты выскочило нечто, отдаленное напоминающее человека, только руки и ноги были укорочены вполовину, а рот...
— Олежа у нас инвалид. – доверительно пояснил Дима. – Сам поесть не может, приходится помогать.
«Олежа» и правда выглядел искалеченным – вместо рта у него была неровная дырка с рваными краями, полностью лишенная зубов. Послышался скрежет металла по дереву – под Тофика подвинули эмалированный тазик. Баба с окровавленным ртом подошла откуда-то из-за спины, сжимая в руке длинный нож с истончившимся от частого затачивания лезвием.
— Нет! Нет, суки, не подходите! – задергался Тофик, раскачивая веревку. – Я уас тут усех...
— Не вертись! – должник схватил его за ноги, удерживая бандита на месте. – Расплескаешь!
Последним, что в своей жизни услышал Тофик было бульканье его собственного перерезанного горла и чье-то чавканье – точно собака лакала из миски.