Войд
— Макс, отвечай по форме! На борту новичок, давай без нарушений субординации!
— Системы готовы к нуль-переходу, капитан! — ответствовал боцман — круглый мужичок с трехдневной щетиной на лице, ненадежно скрывавшей глубокие оспины и рытвины на коже. Ухмыльнувшись, тот толкнул Андрея под локоть:
— Слышь, перед тобой рисуется.
Андрей не ответил, вздохнул с досадой — толчок под руку крутанул звездную карту по оси, и теперь вместо пункта назначения экран отображал кратчайший маршрут до Бетельгейзе. Скрипнув зубами, штурман принялся все исправлять. Один неправильный выбор. Стоило всего один раз оступиться, помочь сокурснику на экзамене, получить штраф по баллам за подсказку, и вот он ты — штурман-недоучка с тремя курсами потерявшего аккредитацию училища, на занюханной посудине с неотесанными дальнобойщиками, нанявшими тебя исключительно, чтобы избежать штрафа.
Согласно новому протоколу безопасности грузоперевозок Транспортной Коалиции теперь не только пассажирские, но и грузовые суда обязаны были раскошелиться на штурмана. Все из-за недавнего происшествия: какой-то молодчик, дабы сэкономить, взял на черном рынке хакнутую навигационную систему, не выставил как следует ограничения и материализовался прямо посреди погрузочной платформы, унеся жизни десятка рабочих. Сам же незадачливый лихач чудом выжил: его почти сутки вырезали из пластиковой платформы, через которую тот пророс, точно гриб, чтобы представить его — ополовиненного по пояс — перед судом и тут же отправить в криотюрьму на долгие сорок лет по Земному летоисчислению. Новый протокол безопасности был принят в течение недели, и рынок труда пополнился десятками тысяч вакансий штурмана, и даже Андрею после двух лет подработки там и сям с его неполным специальным по направлению навигации и логистики нашлось место на траченом временем «Торсоне» — с гравитационным гироскопом вместо генератора и запойным алкоголиком в качестве капитана.
— Берта, долго еще? — бросил злополучный кормчий в засаленном капитанском кителе куда-то в потолок.
— Извините, не поняла вас. — раздался механический голос из колонок, и Андрей едва не застонал. Он не испытывал иллюзий относительно своих условий работы, какие условия работы его ждут, но даже не предполагал, что капитан поскупится на приличный искусственный интеллект с функцией самообучения.
— Твою мать… — капитан выдохнул. — Берта, когда наша очередь?
— Судно «Торсон», регистрационный номер семь-ноль-восемь-восемь АР находится третьим в очереди на прыжок. Время ожидания — приблизительно десять минут.
— Ян, кофеечку будь добра? — в голосе капитана появились просящие нотки — экипаж явно не привык соблюдать субординацию: все это был театр для Андрея.
— Ага. Бегу и волосы назад! В смысле, так точно, капитан! — рыжая приземистая девушка в оранжевом комбинезоне нехотя встала с кресла, стрельнула глазками в сторону новенького. Яна —корабельный техник — не столько раздражала Андрея, сколько смущала: с первого же дня эти двусмысленные взгляды, якобы «ненарочные» касания и прочие ужимки явно указывали на то, что с рабочей этикой на судне тоже полный «швах». Андрей бы, может, и сам наплевал бы на корпоративный запрет на романтические отношения на борту — крутобедрая и грудастая простушка, чьего лица явно не касался хирургический скальпель ему была бы даже очень симпатично, если бы та не клеилась так откровенно к новоиспеченному штурману. Хотя, сколько у него не было отношений? Два-три года? Кажется, с училища.
Сглотнув слюну, парень отвернулся от задницы Яны и принялся выправлять курс на Глизе — нужно было торопиться, пока трамплин не выдал разрешение на прыжок. На самом деле, Андрей мог бы просто убрать руки от панели и предоставить умной автоматике делать все самостоятельно: как обычно и летали грузовые судна, но новый протокол от Торговой Коалиции требовал мануальной проверки курса. Только после ручной коррекции и подтверждения всех реперных точек, а также после проверки локации высадки на безопасность, маршрут считался легитимным: новые корпоративные нормы вновь возвращали доверие к человеческому фактору. Боцман поймал взгляд штурмана и щербато осклабился; последовал очередной тычок.
— Че, яйца на мозги давят? — интимно шепнул Макс, пахнуло нечищеными зубами. — Ты сходи в грузовое отделение. Знаешь, что везем? «Роксаны», секс-дроиды премиум-класса, полный трюм. Откроешь аккуратненько контейнер, от Глизе до станции недели две ходу…
— Отставить! — гаркнул капитан. — Они все посчитаны, сверять будут по серийникам! Если что всплывет…
— Да ладно, кэп, можно подумать, у нас на грузовую площадку коробка-другая не выпадала, — начал было Макс, но осекся, увидев, как насупились брови старшего по званию. — Извини, штурман, не судьба! Но ты смотри мне, Янку в декрет отправишь — сам будешь под движком ползать…
— Не отправит! Я на импланте. — игриво ответила девушка, появившись с подносом. Подошла, расставила чашки по приборной панели. Брови Андрея изогнулись удивленными скобками, когда в нос ему ударил сильный коньячный дух.
— Это что, алкоголь? Сергей Генн… Капитан, вы предлагаете пить коньяк перед рейсом?
Капитан сморщил покрытый лопнувшими сосудиками нос, повел подбородком и снизошел до ответа:
— Андрей… Можно Андрей, да? По-простому. Поймите правильно, у меня сплоченная команда, устоявшиеся традиции, и мне бы не хотелось их менять. Вы либо вписываетесь в коллектив, либо... Думайте сами.
«Добро пожаловать на дно!» — мысленно поприветствовал себя Андрей: капитан-алкаш, озабоченный толстяк-боцман с лицом, похожим на поверхность Луны; «зашитая» явно не за переход в неположенной месте девчонка-техник -идеальная компания для штурмана-недоучки. С детства он мечтал, что будет прокладывать маршруты для бороздящих космос гигантских линкоров; на голове его будет фуражка, а на плечах — капитанские звездочки. Но всем к моменту поступления в училище всем заправляла автоматика, а профессия навигатора стала формальностью, как координатор робоуборщиков. Теперь суперкомпьютеры за секунду рассчитывали мириады вероятностей, а задача штурмана заключалась лишь в номинальном присутствии и нажатии единственной кнопки — «Подтверждаю». Поначалу, слушая лекции, будущий штурман даже мечтал, что однажды произойдет рассинхронизация коллайдера с трамплином или судно ухнет в вероятностную яму, но преподаватель сухо щелкал языком и говорил «Это мы, наверное, может пропустить», и вновь продолжались бесконечно нудные теоретические занятия, согласно которым, человек должен был лишь восхищаться отлаженной работой компьютера и не вмешиваться. А если не вмешиваться — то и от коньяка вреда не будет никакого.
«Или послать все в пекло, высадиться прямо сейчас в порту и снова сесть на пособие? Будет хотя бы не так стыдно...»
Андрей с тоской глянул на Макса, застывшего с такой же чашкой в руке, на бескрайний космос, раскинувшийся за исцарапанным стеклом лобового иллюминатора, на веснушчатое, будто забрызганную чем-то, лицо Яны — та ему похабно подмигивала, после чего — залпом выпил коньяк и тут же постыдно закашлялся. Перед носом появилась долька шоколада, на спину посыпались вышибающие дух одобрительные хлопки, поздравляющие с очередным сомнительным выбором.
— Наш человек! — довольно крякнул капитан. С хлюпаньем, точно суп, втянул свою порцию Макс; омерзительно выдохнул. Хихикнула Яна. Отпила из кружки, забрасывая в рот горсть каких-то пилюль. Быть «их человеком» ужасно не хотелось. Пиликнула приборная панель:
— Судно «Торсон», регистрационный номер семь-ноль-восемь АР получило приглашение на нуль-переход через трамплин Галатея. — этот женский робоголос напоминал Андрею старые наивные фильмы про космос, которые он так любил в детстве.
— Проследуйте на трассу. Согласно новому протоколу безопасности Тороговой Коалиции, пожалуйста, удостоверьтесь, что навигационные координаты проверены и скорректированы штурманом. В случае ошибки компания не несет ответственности за последствия, а также не возвращает средства в случае неудачного перехода. Спасибо за внимание. Переход будет совершен в течение пяти минут. Если вы не успеваете выйти на старт к указанному времени, пожалуйста, вышлите сигнал отмены.
Огромное кольцо с Луну размером озарилось по краям гостеприимным зеленым сиянием, сигнальные огни выстроились в линию и замигали, приглашая «Торсон» на полосу. Торговые лайнеры — безразмерные космические титаны — неповоротливо разошлись в стороны, освобождая дорогу маленькому курьерскому шаттлу.
— Так-то, обсосы! Лыжню бате! — ворчал Макс, лавируя меж торчащими во все стороны солнечными парусами. «Выделывается» — с неприязнью подумал Андрей. Неожиданно вильнувший в сторону пограничный линкор едва не задел кормой «Торсон», но боцман сманеврировал, сделав «бочку». Вселенная кувыркнулась, но внутри шаттла ничего не поменялось. Спасибо хоть гравитационный гироскоп работал нормально! Берта вякнула:
— Опасное расстояние! Судно типа «Линкор» в шести километрах!
— Тебя сменить? — участливо поинтересовался капитан.
— Подгузники смени, Сережа! Не учи отца и баста! Э-э-э, то есть, я хотел сказать, все под контролем, капитан!
И, подмигнув, вновь ткнул Андрея локтем под ребро. Наконец выведя судно на глиссаду, боцман выставил приборы на положение «дрейф» — полоса сама доводила корабль до трамплина — откинулся в кресле, спросил:
— Время до перехода составляет пятьдесят восемь, пятьдесят семь...
— Экипаж — занять места, пристегнуться, приготовиться к гиперпрыжку! — скомандовал капитан. Робоголос продолжал отсчитывать:
— Пятьдесят два, пятьдесят один…
— Двигатель в норме, корпус герметичен, топлива хватит до Глизе и обратно! — отрапортовала Яна.
Макс, кажется, и не собиравшийся пристегиваться, лениво щелкнул какой-то рубильник, и снаружи на иллюминаторы поползли металлические пластины.
— А вы когда-нибудь видели, что там, в квантовом пространстве? — спросил вдруг Андрей, глядя на исчезающий под толщей экранирующего железа космос. В университете было много теории и множество формул: стационарный коллайдер, сообщение квантового заряда двигателю, защита от расщепления, детерминирование локации посредством квантовой запутанности и прочие скучные лекции, половину из которых Андрей благополучно проспал, благо занятия шли на удаленке. А вот что находилось там, по ту сторону запаянной капсулы, в которой хрупкие жалкие человечишки неслись сквозь вихрь вероятностных искажений, рискуя в любой момент разлететься на кварки и оказаться в тысячах мест одновременно — на лекциях не объясняли.
— Нет, но знаешь что? — боцман понизил голос, наклонился к штурману. — Я знаю парня, у которого на рейсе при входе в трамплин сорвало блокаторы…
— Я навещал его в больнице. Он выцарапал себе глаза. Из живых на рейсе остался он один. Хочешь узнать, что он мне поведал?
— Что же? — Андрей бегло просматривал конечные точки маршрута: все в пределах допустимых ограничений — ни в планету, ни в какую-нибудь сверхновую их вписать не должно. Разве что на финальной точке маршрута наблюдалась какая-то небольшая погрешность вероятностей, кажется, в пределах допустимого.
— Он говорил, что встретил там умершего сына, — монотонный отсчет на фоне невольно добавлял истории Макса дешевого драматизма. — Тот стучал в иллюминатор и кричал «Папа, пусти меня, пусти!» Бедняга закрывал уши и глаза, но это не помогало.
— Двадцать один, двадцать… — отсчет прервался — раздался очередной звуковой сигнал. — Лицензия вашей навигационной системы истекла, невозможно сверить спектр квантовых искажений, желаете оплатить пакет единоразово?
— В жопу! — боцман шлепнул по кнопке «Пропустить». — Своего не упустят, корпораты гребанные…
— Капитан, мы летаем на пиратском софте? — Андрей даже сам не поверил в сказанное.
— Нет, просто, гм… мы давно не продлевали лицензию.
— Да забей! — Макс развернул кресло Андрея к себе и приблизился так, что на мясистом носу можно было разглядеть каждую пору с затаившимся внутри угрем. — Слушай дальше. Этот капитан, короче, открыл шлюзы. Он говорил, что его жена пришла в гости. Она погибла год назад — спонтанная разморозка в криотюрьме. Этот парень… Он сказал мне, что гиперпространство…
— Это и есть ад! — выпалил Макс в лицо Андрею и оттолкнул его назад. Пристегнутый к креслу, штурман отъехал от приборной панели на добрые полтора метра. Сам же боцман как-то с бульканьем расхохотался, радуясь незамысловатой своей шутке.
— Макс, не городи херню. — буркнул капитан, пряча отрыжку. — Трамплин при включении квантовой неопределенности дает зверское излучение, если не задраиться — костный мозг в трусы стечет. Штурман! Проверка маршрута!
— До перехода осталось десять, девять…
Не дотягиваясь до панели, Андрей попытался привстать в кресле, но помешал ремень. Краем глаза удалось увидеть звездную карту и вроде бы ровную вероятностную линию. Сделай он, как советовали в училище, лазерную коррекцию зрения, никакого «вроде» бы не было, но тогда не хватило бы средств на оплату семестра. Попытавшись подвинуться ближе, он оттолкнулся ногами от пола, но кресло заклинило в рельсе. «Чертова посудина!» — выругался Андрей про себя, а отсчет шел дальше.
— Штурман, не слышу! — ревел кормчий.
— Маршрут проверен, капитан! — соврал Андрей. В конце концов, от него здесь требуется лишь номинальное присутствие.
— Ну, с Богом… — кивнул Сергей Геннадьевич, пристегиваясь.
— ...два, один! Нуль-переход инициирован. Торговая Коалиция желает вам приятного путешествия.
Мир вокруг взорвался, неслышно, но ощутимо. Вибрация прошла через все тело, заныли зубы. Корабль тряхануло; старенький гравитационный гироскоп не справился, и пустая чашка боцмана вспорхнула с приборной панели и устремилась куда-то прочь из кабины.
— Макс, твою мать! — простонала Яна, ее голос двоился и дрожал, — Опять свинарник разводишь!
Андрея вжало в кресло, точно от перегрузки при входе в атмосферу, но как-то иначе — казалось, само пространство давит со всех сторон, обратившись чем-то невидимым, но при этом вполне осязаемым. И это что-то сжимало, скручивало изнутри, наполняло весь окружающей мир вязкой неправильностью; его сминало и крошило, точно зажав меж двух бетонных плит. Он почти физически ощущал, как расположенный в другом конце судна мини-коллайдер, получив заряд от своего исполинского брата-близнеца, заключенного в трамплин, разрушает за их спиной привычную Вселенную, строя мириады новых перед самым носом корабля, и только выставленный штурманом маршрут позволял не свернуть, к примеру в сердце дрожащего пульсара или, допустим, в глазницу самого Андрея. Где-то там, за бортами проносились мимо реальности, где они вместе с судном расщепились на космическую пыль, или те, где Андрей и Макс самозабвенно сотворяли «зверя о двух спинах», и еще неизвестно, какая из двух была хуже. В ушах звенело, в глазах плясали искры, в определенный момент штурман всерьез подумал, что там, за блокаторами бушует геенна огненная, и «Торсон» ползет по бесконечному океану из мертвых обгоревших тел.
Оглянувшись на Яну, он подуспокоился — та, явно привычная к нуль-переходу, лишь морщила веснушчатый нос, пережидая тряску. Капитан со скучающим видом болтал перед собой полупустую фляжку; его сизый нос, казалось, жил своей жизнью, следуя за парами плещущегося внутри коньяка. Макс увлеченно ковырялся в ухе, то и дело вынимая палец и с неподдельным интересом рассматривал результаты «изысканий».
Вдруг по ту сторону блокаторов робко постучали, но при этом так громко, что удары прокатились громовым рокотом по всему «Торсону». Капитан сохранял все то же безмятежное спокойствие, но фляжку от носа отнял и с подозрением покосился на потолок. Макс тоже застыл с пальцем теперь уже в носу и напряженно прислушался. И тут же забарабанило по всему корпусу, точно там, в изначальном супе всех возможных вероятностей шел град размером с человеческую голову. Или это и были человеческие головы — души всех, потерянных в квантовом пространстве, отчаянно колотились лбами о экранирующие пластины, стремясь пробить корпус.
— Штурман, чего сидим? Твой выход!
Андрей рванулся к панели, но заевшее кресло никак не желало двигаться с место. Пришлось выгнуться вперед, вытянув руки, будто оживший мертвец из старого фильма и едва ли не наугад определять крошечную точку «Торсона» на разрастающейся фракталами схеме.
— Вероятности расщепляются! Быстрее! — подначивал Макс. — А то научишься у себя отсасывать без всякой растяжки — в кренделек скрутит!
«Так-так-так, расщепление вероятностей. Как там происходит корректировка?» И ведь если бы система обновилась как следует, автоматика бы все порешала за них. Весь экипаж смотрел на штурмана с заядлым азартом. «Проверку мне решили устроить!» — догадался Андрей, колыхнулась в сердце черная злоба. Велик был соблазн схватить этот похожий на цветок борщевика фрактал вероятностей и растащить его в стороны, умножить, чтобы и он сам, и все на «Торсоне» — эта команда неудачников — разлетелась по всему Млечному Пути мелкими осколками: глаз на орбите Венеры, а нос — где-нибудь в созвездии Гияд, но при этом на краткий миг перед смертью успевающие себя осознать как единое целое и ужаснуться своей участи.
Страшно стучали мертвецы за бортом, скребли крошащимися ногтями по обшивке, шипели примерзшими к резцам губами: «Оставайся с нами, оставайся здесь!» Вместо мыслей о корректировке лезли в голову жуткие картины: как Андрей растягивается вместе с пространством судна, подобно жвачке, а по бокам у него отрастают новые и новые руки, и он превращается в этакую человекоподобную сороконожку; растаскивает в стороны Яну, и щекастая миловидная мордашка рвется, покрывается дырами, в которых прорастают новые глаза и рты. Раздувало Макса, будто воздушный шарик, а многочисленные его прыщи росли вместе с ним. Каждый оказывался лысым лицом Макса — таким же прыщавым, и уже на них проглядывали новые лица боцмана. Капитан же расплывался какой-то кляксой по решетчатому потолку «Торсона» и потихоньку просачивался сквозь ячейки покрытия. Андрей уже не был уверен, происходит это в реальности, или все же только у него в голове, заменяя так и не усвоенное им знание о корректировке курса в случае расщепления — уж не про это ли сказал преподаватель «Вероятность такого события крайне мала, мы это не будем проходить подробно!» Но как может быть мала вероятность в квантовом мире, где все вероятности одинаково реальны? В панике Андрей принялся кое-как склеивать расходящиеся усики «борщевика» на панели управления, а те непослушно вылезали из-под пальцев и двоились-троились-бесконечнились. Поймать правильную банально не представлялось возможным — их становилось больше быстрее, чем Андрей успевал оценивать безопасность линий, чтобы выбрать нужную, а мертвецы снаружи подначивали: «Оставайся здесь, оставайся с нами! Здесь все возможно, все реально!» Взревев от отчаяния, Андрей предпринял ту крайнюю меру, которая не была доступна никакой автоматике — расставив ладони по краям панели управления, он резко свел их вместе, будто прихлопнул насекомое, и «борщевик» послушно принял вид ровной белой линии.
Все кончилось так же неожиданно, как началось. Мир вновь стал нормальным. Никто, конечно, никуда не стекал и не растягивался, а снаружи, разумеется, не было никаких мертвецов. Андрей не сразу заметил, что мышцы его судорожно подрагивают от напряжения, а со лба на звездную карту падают бисеринки пота. Послышались щелчки отстегивающихся ремней.
— Неплохо, салага! — хлопнул его по плечу Макс. Одобрительно покивал капитан. Яна послала воздушный поцелуй.
— Переход по заданным координатам успешно произведен. — услужливо проскрипела из динамиков Берта. — Помните, что после нуль-перехода может некоторое время беспокоить головокружение, повышенное давление и…
— Я на кухню! — оповестила Яна. Похоже, такой экстрим был для экипажа не в новинку. — Пойду, похавать разведу, с Земли ничего не жрала. Кто-нибудь еще будет?
— Да, Ян, сделай кексиков каких-нибудь или пирожков… — задумчиво бросил капитан.
— Смеси покупать надо было! Могу предложить десерт из агар-агара.
— Фу, сопли! — скривился Макс.
— Можно мне один? — приходя в себя, отозвался Андрей, не из голода, а, скорее, из вежливости. Яна кокетливо подмигнула и, виляя бедрами, направилась на камбуз.
— Ты не смотри так, она баба хорошая. — буркнул Макс себе под нос; его слова отдавали какой-то потной сальностью. — И к тебе попривыкнет. Ей как матку запечатали — ее того, ведет немного.
Андрей знал две причины для отчуждения права на деторождение. Первая — госизмена третьего порядка и выше. Вторая...
— Не гадай. Генетическое заболевание у нее нашли. — Макс окончательно перешел на какой-то интимный полушепот, от которого сразу хотелось отмыться. — Там какая-то темная история в семье — чуть ли не с инцестом. Была у нее и нормальная работа, и нормальная жизнь, на повышение квалификации шла — из ангара в космос. Муж даже был, детей планировали — она очень мальчика хотела, уже взносы вносили на генетическую корректуру, гимназию подобрали. А потом… происшествие, на Проционе. По суду ей пробку воткнули и размножаться запретили, чтоб, значит, уродов не плодить. Муж ушел, с работы тоже погнали. Теперь вот, с нами. Она ж потому ко всем и ластится: бабой себя чувствовать хочет. Ты, если что, не тушуйся, коль перепадет. Спускать можно, куда хошь, никаких декретов...
— А что за происшествие?… — поспешил Андрей сменить тему.
— Насплетничались? Бабки базарные! — сварливо дохнуло сверху коньячным духом с примесью синтетического табака. — Что у нас дальше по инструкции?
— Берта, поднять экраны! — скомандовал боцман, и металлические переборки медленно поползли вверх. Сантиметр за сантиметром чернота бесконечного космоса разливалась по стеклу, расползалась, поглощала металл, точно чернила, пока, наконец, не заняла весь иллюминатор. — Это что? Какого...
Андрей внутренне похолодел, вглядываясь в первозданную, доисторическую тьму, без единого проблеска звезды, без лун, планет, кораблей. Перед экипажем раскинулась идеальная девственная пустота, которую нарушали лишь царапины на стекле иллюминатора.
— Слышь, штурман, ты че там накорректировал? Куда нас занесло? — с «наездом» поинтересовался Макс.
— Штурман, уточните наше положение на звездной карте! — скомандовал капитан.
— Сейчас-сейчас… — Андрей вертел и так и эдак звездную карту, но та не отображала ничего — лишь ровную белую линию свершившейся вероятности. — Что-то с сигналом. Не может определить точку…
— Что там может быть с сигналом? — Макс вскочил с кресла и принялся сам водить жирным пальцем по панели. — Сереж, пурга какая-то!
— Разберемся, не бузи! И хорош нарушать субординацию! — капитан тоже подошел к приборной панели, бросил короткий взгляд, выматерился шепотом и проговорил в пространство:
— Извините, не поняла вопроса! — издевался искусственный интеллект.
— Твою мать… Берта, местоположение!
— Местоположение определить невозможно.
— Та-а-ак… Берта, назови ближайшую систему.
— В пределах действия сканера систем не обнаружено.
— Ладно. Берта, назови мне ближайший космический объект.
— В пределах действия сканера объектов не обнаружено, — где-то за спиной раздался влажный шлепок. Все оглянулись — на входе в кабину стояла Яна, прижимая ладонь к губам. На полу валялись перевернутые пластиковые блюдца в луже зеленого желе.
— Отставить панику! — рявкнул Сергей Геннадьевич, но когда заговорил вновь, голос его уже дрожал. — Берта, назови мне пределы видимости сканера.
— Пределы видимости сканера на шаттле «Торсон» стандартной комплектации составляют шесть парсек.
Капитан уронил голову, отшатнулся от приборной панели, точно от горячей плиты, осел в кресле. Макс недоуменно моргал, осмысливая сказанное, после чего с рычанием набросился на Андрея, схватил его за воротник комбинезона и принялся трясти:
— Недоучка сраный, ты куда нас затащил, падла? Пидарас, если из-за тебя…
— Отставить неуставные взаимоотношения! — машинально бросил капитан, прикладываясь к фляжке. За спиной слышался тихий плач Яны:
— Мамочки, что же теперь делать, мамочки...
— От тебя всего-то требовалось одну кнопку нажать! У, говна кусок... — буркнул боцман, разжимая пудовые кулачища, но Андрей не ответил. Осознание произошедшего взорвалось, лопнуло в мозгу, подобно аневризме, шум в ушах заглушил все прочие звуки, а в глазах, будто в иллюминаторах расползался…
— Супервойд, — обреченно произнес Сергей Геннадьевич очевидное. С края сизого носа свесилась капля. — На сотни мегапарсек ничего вокруг… Ни планет, ни звезд, один сплошной вакуум… Как ты его отыскал-то?
— Мамочка... — кривила рот Яна, усаживаясь в угол на корточки и прижимая руки к лицу. И во всем этом виноват он, штурман-недоучка, три курса онлайн-лекций по навигации и логистики и неверно выбранная основа для вероятностной линии.
— А если отправить сигнал о помощи?
— Куда отправить? В жопу тебе? Нет у нас такого оборудования! — грубо оборвал его Макс. — Как-то до тебя, мудака, справлялись!
— Но ведь согласно протоколу Торговой Коалиции квантовый коммуникатор на случай бедствий...
— Согласно протоколу твой сраный квантовый коммуникатор стоит как второй двигатель, плюс обслуживание! — Макс наклонился к Андрею, оскалившись, — И как-то до твоего появления бедствий особо не было. А теперь из-за тебя, ушлепка, мы застряли в этом…
— Опасное расстояние! Судно типа «Торсон» в девяти километрах! — скрипнула вдруг Берта из динамиков, заставив всех застыть в изумлении. Даже Яна перестала лить слезы.
— Берта, определи судно! — приподнялся капитан в кресле, подобрался, поправил комбинезон.
— Может, это за нами? — робко предположил Андрей.
— Судно «Торсон» регистрационный номер семь-ноль-восемь-АР на расстоянии девяти километров.
— Наш номер, — упавшим голосом подтвердил капитан, — Программа считала саму себя. Просто глюк сканера.
— Нет, Сереж... Не глюк! — произнес Макс, завороженно глядя в иллюминатор. Там, будто в циклопическом зеркале, дрейфовало отражение «Торсона». Андрей мучительно вглядывался в маленькую слабо подсвеченную мушку, пытаясь выявить хоть какое-то различие, но не находил его. Даже нижний левый маневровый двигатель был помят так же как у оригинала — задели контейнером при погрузке.
Четверо безмолвно прилипли к стеклу, разглядывая освещенную габаритными огнями копию собственного судна. Андрей чувствовал, как по позвоночнику от затылка пробегают тонкие острые коготки нездешней, иномирной жути — будто набрел на собственную могилу. Макс ковырял ногтем прыщ на лбу — до крови. Яна разжевывала горсть таблеток — прямо так, не запивая. Первым от оцепенения очнулся капитан:
— Так, ладно… — Сергей Геннадьевич тер переносицу, точно пытаясь втереть себе в голову осознание, которое в нее не умещалось. — Боцман, организуй стыковку!
— Сереж, ты уверен? — по-настоящему напуганным Макс стал выглядеть только сейчас. Побледнели обрюзгшие щеки, маленькие глазки забегали, колено прыгало в нервном тике.
— Не знаю… У меня какое-то гадкое предчувствие. Будто на нас — оттуда — тоже кто-то смотрит.
— Даже если и так… Другие предложения?
— Стыкуй нас, боцман. Это приказ.
— А мне что делать? — спросил Андрей, изо всех сил желая тоже быть полезным.
— А ты — руки от панели и сиди тихо! — огрызнулся Макс.
По мере приближения к «Торсону» экипаж успел испытать целый спектр эмоций — сомнения, страх, иррациональная жуть, досада, тоска, но в итоге над всем довлела надежда. В этом странном капризе судьбы каждому из них, даже пессимистичному Максу, чудилось спасение.
— Введите код для стыковки! — потребовала Берта.
Яна отбила на дисплее длинную вереницу цифр. Никто не удивился, когда раздалось одобрительное «динь», и Берта оповестила:
Пока шлюз с шипением выравнивал давление, все четверо переминались у входа. Яна поводила плечом, то и дело всхлипывая, Макс держал палец на спусковом крючке допотопного «заклепочника» — тот не был способен пробить даже титановый лист, но с человеческим черепом справился бы легко. Андрей вооружился длинным, с руку, резаком — для вскрытия коробок и контейнеров. Гермошлемы изнутри пованивали свежим пластиком. Яну усадили за приборную панель и поручили вручную сканировать окружение вручную — это бесполезное занятие, по крайней мере, отвлекало ее от рыданий. Капитан, как и положено, остался на судне.
— Сереж, ты это… Не закрывай за нами. — обеспокоенно просипел боцман. — Мне так спокойней.
Раздался звуковой сигнал, двери шлюза разошлись, пропуская боцмана и штурмана на борт корабля-доппельгангера.
— Твою ж мать! — Макс, стоявший впереди, отшатнулся, толкнул Андрея своей огромной тушей, да так, что тот свалился на пол. — Сука! Какого…
Что-то в голове крутанулось, поменялось местами, точно проводя переоценку нормальности окружающего мира. И то, что предстало глазам, было точно ненормально.
Декомпрессионная камера второго «Торсона» была покрыта ровным слоем подгнившего фарша. Местами можно было увидеть более-менее целые части и внутренние органы. Все сомнения относительно природы этого фарша развеивал прилипший к стеклянной дверце человеческий глаз. Газоанализатор гермошлема пиликнул, сообщая, что забрало поднимать не стоит. Впрочем, Андрей понимал это и сам — вряд ли здесь пахло освежителем воздуха. Еле сдержав тошноту, он поднялся на ноги, рассматривая мерзкую картину — казалось, кто-то монструозный надувал несчастного, точно лягушку, пока тот не взорвался, обдав своими внутренностями помещение.
— Что здесь произошло? — выдавил, наконец, Макс.
— Есть идея получше, умник херов?
Боцман явно был на пределе, Андрей счел за благо не спорить. Выйдя из декомпрессионной камеры, они оказались в длинном коридоре, который на плане корабля гордо именовался «левой галереей». Весь, до самого мостика он был завален отрубленными частями человеческих тел. Красные лампы аварийного освещения карамелизовали тела, придав им единородный багровый оттенок.
Разум Андрея предпочел не зацикливаться на зрелище, передал сигнал желудку, и тот, недолго думая, выплеснул съеденную на завтрак овсянку на девственно-чистое стекло гермошлема. Та скопилась на стыке, залилась в фильтр. Не желая задохнуться, штурман инстинктивно сдернул шлем, задержал дыхание… И вдохнул. От трупного смрада его едва не вывернуло вновь, но, по крайней мере, здесь можно было дышать. Макс, неодобрительно взглянув на штурмана через стекло, подумал недолго, и тоже поднял забрало шлема; сморщился, оглядывая раскинувшуюся перед ними бойню. Чуть погодя, подхватил ближайшую к нему блондинистую голову, подбросил и передал «пас» штурману. Тот, взвизгнув, отбросил ее прочь. Боцман насмешливо хрюкнул:
— Кого? — сквозь кулак спросил Андрей — тошнота еще накатывала.
— «Роксану» же! Смотри! — боцман поднял с пола идеально гладкую и стройную женскую ногу. Вместо кровавых ошметков из отчекрыженного бедра торчали какие-то проводки и обрывки пупырчатой материи. — Груз раздербанили!
Он с интересом заглянул в разверстый торс, отодвинул ногой обломанные ребра, присвистнул:
— Прикинь, у них там катодная катушка на аккумуляторе! И… а это что? Глянь-ка, — Макс нагнулся и с неподдельным интересом вынул нечто, напоминающее пластиковые модели женских репродуктивных органов, — Охренеть! Полная симуляция, включая циклы месячных. А кожа-то, кожа! Жидкий карбон — хрен поцарапаешь! Ты погляди, как гнется скелет — чисто балерины! По-любому армейская разработка.
— А ты разбираешься в секс-куклах, да?
— В робототехнике я разбираюсь! — отрезал боцман. Потом взглянул перед собой, взгляд его затуманился. — На инженера я должен был поступать, я схемы ночью и днем зубрил.
— Не сдал? — понимающие спросил Андрей.
— Сдал. Сперму сдал в бабу свою. Можно было ее, конечно, послать; в клинику отправить, а я, видишь, мужика включил. Решили рожать, семью планировали. Пошел дальнобоем пахать — думал, бабок подниму, обеспечу их всем. Теперь вот обеспечиваю — алиментами, а роботов только в контейнерах и вижу.
Андрей не нашелся, что сказать. Макс тоже замолк, помрачнел; зашагал прямо по частям тел секс-дроидов. Они то и дело лопались под его тяжелыми ботинками, выпуская белесую терморегуляционноую жидкость и прозрачные, будто желатиновые, шарики скользившие под подошвами.
— Слышь, салага… Если мы не выберемся отсюда… — мрачно шипел Макс, пока они шли через грузовое отделение — опустошенные контейнеры в темноте казались выбросившимися на берег китами с ряззявленными пастями. — Нам придется экономить паек. Пол-порции, потом четверть, но однажды закончатся и вода и концентрат. Смерть от голода, я слышал, штука мучительная. И если мне удастся оттянуть этот момент хотя бы ненадолго… Надеюсь, ты не слишком жилистый. Обойдемся без жребия. Ты заслужил стать первым.
— Знаешь что? — в Андрее вскипела ярость. — Если бы меня не толкали под локоть, пока я работал с картой…
Удар в челюсть был таким сильным, что штурман отлетел к контейнеру и ударился затылком о твердый пластик. Кровь хлынула в горло, придала воздуху привкус меди. Выставив перед собой резак, Андрей приготовился защищаться, но боцман не нападал, лишь смотрел презрительно:
— Это твой косяк, салага. И не вздумай его валить на меня. Понял? Руку давай.
Андрей с опаской взялся за широкую ладонь, и Макс рывком поднял его на ноги.
— Пошли. Вякнешь Сереге — получишь болт в колено.
Машинное отделение встретило привычным гулом реактора холодного синтеза. Раскаленная система охлаждения за барьером меланхолично переливалась всеми цветами оранжевого спектра, но пахло почему-то не горячим металлом и жженым углеродом, нет. Воздух наполнял запах горелого, точно кто-то передержал стейк на решетке.
Опасливо обходя гигантский цилиндр и прислушиваясь к негромкому шкворчанию, Андрей знал, чего ожидать, но боялся даже мысли об этом. Последний поворот, и точно — на барьере, приникнув лицом к двигателю, висело тело. Веселое шкворчание и неаппетитный дымок исходили именно от него. Но тем, что пробрало даже Макса была знакомый, посеревший от времени китель.
Труп не поддавался, пришлось тянуть за ноги, пока тело с хрустом не оторвалось от головы — та окончательно приплавилась к цилиндру реактора. Опознать покойника почти не представлялось возможным, вонял он преотвратно и вдобавок нагрелся целиком, так что Андрей даже обжег ладони. Над нагрудным карманом комбинезона, как и положено, было вышито имя владельца и несмотря на сорокаградусную жару в машинном отделении штурмана прошибло потом.
— Морозов С. Г. — медленно прочел вслух боцман, точно пытаясь объять сознанием находку.
— Морозов? — переспросил Андрей, не в силах оторвать взгляда от зажаренного до корочки трупа.
— Фамилию капитана забыл что ли? Я говорил, что здесь что-то неладно. Пошли, проверим кабину! Это, — сорвав нашивку с кителя, Макс положил ее в карман, — я возьму с собой.
По дороге к капитанскому мостику, Андрея глодала одна мысль. Решившись, он все же озвучил:
— Макс, а Морозов — это тот самый? Сергей Геннадьевич?
— В смысле — это тот адмирал, который по демонстрантам стрелять отказался?
— А. Ну, выходит, тот. Только адмиральские погоны с него сорвали с позором и из вооруженных сил погнали ссаными тряпками. Теперь вот, грузы возит, спивается потихоньку...
Оглушенный откровением, остаток пути штурман хранил молчание. Второй труп оказался приколочен болтами к переборке каюты. Андрей даже не до конца понял, что именно заставило волоски на шее встать дыбом, а сознание — взорваться адреналиново-кортизоловым коктейлем. Увиденное было столь неправильным, нездоровым, иррациональным, что некоторое время он просто смотрел на свое собственное искалеченное подгнившее тело. Болты из того самого «заклепочника» пробили лоб, челюсть, шею, два торчали из колена, но больше всего их было в грудной клетке. Осознав, наконец, что именно видит перед собой, парень вдруг ощутил, как потолок качнулся, а пол ударил в затылок.
В себя Андрей пришел от щедрых основательных пощечин. Макс продолжал его шлепать даже, когда он открыл глаза.
— Сидеть! Я тебя специально мордой в другую сторону повернул, — штурман машинально попытался заглянуть за плечо, но грубые пальцы поймали его за подбородок. — Эй! Не туда смотри, на меня смотри! Успокойся! Ты здесь, вот он ты, живой-здоровый! Отставить панику, салага!
Но все напускное спокойствие боцмана рухнуло, когда он обнаружил собственное искалеченное тело, уже на капитанском мостике. Как и «Роксаны», он был нарублен, будто огурец — отдельно конечности, голова и тулово, покрытое глубокими порезами, из которых топорщился желтоватый жир и ползли сизые кишки.
— Нет… Нет, сука, нет! — пеликаний зоб задрожал, когда Макс принялся мотать головой из стороны в сторону. — Не может быть! Ну нахер! Херня какая-то! Что это за херня?
Боцман то и дело целился из заклепочника в разные стороны, вертясь волчком у собственного трупа, и Андрея посетила малодушная гадкая мыслишка — если бы толстяк сейчас на нервах высадил болт-другой ему в голову, это был бы не самый плохой исход.
— Валим отсюда! Валим! — взревел Макс, отступая спиной в галерею, подобно испуганному животному. Андрей, сбросив с себя цепи ступора, рванул следом в коридор, ведущий к стыковочному шлюзу, а под его ногами проминались бесконечные головы, груди и бедра секс-дроидов. На секунду в глубине коридора ему почудилось какое-то мельтешение. Впервые за все время на корабле-доппельгангере его посетила мысль, что все это — дело чьих-то рук. И хорошо, если рук. На ум лезли куда менее приятные определения — мандибулы, педипальпы, псевдоподии или щупальца. По шее ползало, подобно червю, нечто холодное и влажное, шептало на ухо «Обернись-обернись», но стоило Андрею дернуться за какой-нибудь тенью, обернуться, выставив перед собой резак, его встречала лишь бездыханная затхлая пустота.
Капитан, выслушав сбивчивый рассказ боцмана и штурмана, долго сидел и молча потирал подбородок. Потом взмахнул рукой, потянулся, точно искал что-то. Яна, уже более-менее пришедшая в себя, поняла намек, вскочила с места и вернулась с чашкой коньяка. Осушив ее, Сергей Геннадьевич заговорил:
— Мы… Мы явно столкнулись с какой-то аномалией. Не знаю, что это, но...
— Я слышал, черные дыры за счет сверхгравитации могут искажать пространство и время. Типа, если упасть в черную дыру, будешь падать как будто вечность. — задумчиво произнес Макс.
— Зато мы в войде… — Андрей, начав что-то понимать, говорил медленно, боясь упустить мысль, экипаж не перебивал. — Вернее, в супервойде. И если здесь нет никакого источника гравитации… Что мешает времени течь так, как ему заблагорассудится? Всеми возможными вероятностями? Абсолютно хаотично, в любом направлении? Что если…
— Что если это все не просто так? Это шанс! — перебила его Яна. — У нас в руках теперь оказалось два двигателя, и если второй до сих пор работает…
— Думаешь, мы сможем отсюда выбраться? — меланхолично поинтересовался капитан.
— Ну… Я посмотрела по приборам вручную. Мы ловим какой-то магнитный импульс, совсем слабый. Берта сочла его за погрешность, но я думаю…
— Квазар! — еле слышно выдохнул Андрей, будто боясь случайно задуть эту мерцающую свечу надежды.
— Да. Выходит, мы не в центре, а где-то с краю войда. Если удастся подобраться поближе к обитаемой части галактики, может, тогда какой-нибудь военный истребитель или линкор на импульсном движке вполне могли бы взять нас на буксир. Я настрою двигатели на параллельную работу, подкручу скорость. Будет работать на износ, но мы продвинемся, насколько сможем. Пайка нам хватит недели на две-три… Если грамотно расходовать. Главное теперь — проверить движок на втором судне. Мне нужен кто-то, кто пойдет со мной в машинное отделение и…
— Стоять! — Макс вдруг вскочил с кресла и в суеверном ужасе вперился бешеными глазами в Яну. — Никто с ней никуда не пойдет! Мы не видели ее трупа! Твой, Сережа, был, пацана — был, мой… А ее — не было!
— Но камера декомпрессии... — начал было Андрей.
— Помолчи, ты не знаешь нихера! — рыкнул боцман. — Сереж, ты слышишь? Не было ее трупа!
Капитан слезящимися глазами от выпитого глазами окинул экипаж, повернулся к Максу, зычно спросил:
— А к тому, Сереженька, что если на том корабле — наше будущее, то перемочит нас всех именно она! Усёк?
— Ты охренел, жирный? Зачем мне вас мочить? — возмутилась Яна.
— Я откуда знаю? Может, тебе мяса захочется или ты опять кукухой поедешь? Или, думаешь, я не знаю, что было на Проционе? Таблеточку забыла и адье!
— Иди ты в жопу, у меня три года без срывов! Да я каждый день эти колеса горстями…
— Отставить! — взревел капитан, призывая всех к порядку, — Что ты предлагаешь?
— Не знаю, Сереж. Связать ее надо. Или запереть. Ты ж не хочешь мордой к движку прижариться?
Капитан морщил лоб, тер виски. Андрей оказался меж двух огней. Ему очень хотелось встать на защиту девушки — та смотрела на него с обидой и недоверчивой надеждой — но жить хотелось сильнее. Уже набрав воздуха в легкие, чтобы сообщить о фарше, размазанном по декомпрессионной камере… он промолчал.
— Никого мы вязать не будем, — твердо заявил капитан, взглянул виновато на Яну. — Мы просто ненадолго тебя изолируем, пока не разберемся в ситуации.
— Нет. Второй корабль полностью функционален. И тебе задание — осмотри его, поищи что-то полезное, подготовь второй двигатель… — приказ звучал как оправдание.
— Вы с ума сошли?! Там трупы, кровь! — Яна сорвалась на крик — даже мысль о том, чтобы остаться на том корабле пугала ее до дрожи. — Я туда не пойду!
— Пойдешь! — рыкнул боцман, нацеливаясь «заклепочником» девушке в ногу. — Или поползешь. Тебе решать.
Яна огляделась в поисках поддержки, но Андрей и Сергей Геннадьевич стыдливо промолчали. Жить хотелось всем.
Изо всех сил капитан и штурман избегали смотреть в заплаканные глаза Яны, что смотрела на них через прозрачные двери шлюза. Макс же удовлетворенно кивал.
— Так оно надежней, Сереж. Ну и пусть заодно движком займется…
— Про движок я, кстати, серьезно! — оживился капитан, будто полагая, что занятие чем-то полезным прогонит, смоет липкое чувство вины, — Психозы психозами, а девка она с мозгами. Я попробую перенастроить распределение мощностей...
— Ну не-е-ет! — замотал головой Макс, тряся мягким вторым подбородком. — Один ты в машинное не пойдешь.
— Хорошо. Штурман пойдет со мной. А ты, боцман за старшего на мостике!
— На мостике? Я там не останусь! — вдруг затрясся толстяк, — Я ж тебе сказал, именно там… Я лежал… Он лежал…
— А ты хочешь, чтобы на приборах остался этот, молодой да зеленый? — ничуть не стесняясь Андрея, спросил капитан. — Ты, Макс, сам подумай. А если сигнал чей будет, или поведет нас в сторону? Ты же разгерметизации на борту не хочешь? С этого станется — сядет на панель управления шлюзами, и добро пожаловать в открытый космос!
Макс машинально оглянулся на беспросветный мрак, что, казалось, в любую секунду выдавит иллюминатор и разольется по «Торсону».
— Ладно. Но если что — со всех ног ко мне, лады?
— Не трясись. — уже раздраженно бросил капитан. — Девку мы заперли, кого тебе теперь бояться?
В машинном отделении Андрей прижался спиной к стене, выставил вперед свой «клинок» и принялся зорко наблюдать за темными углами и провалами коридоров.
Капитан же самозабвенно ковырялся в допотопном терминале движка, матерясь как сапожник. Слабо верилось, что рыжая девушка-техник могла оказаться тайным маньяком. Ее изоляция не успокаивала Андрея, а наоборот, снижала шансы — теперь они втроем против… неизвестности. Казалось, в любой момент первозданная космическая тьма может выпростать свое бледное щупальце, ощериться бесчисленными зубами, распахнуть свои мириады глаз, и рассудок покинет его еще до того, как тело превратится в кровавую кашу. Перед глазами то и дело вставало изображение его собственного трупа, утыканного строительными костылями. Собственные мысли становились врагами, и нужно было их как-то разогнать; Андрей задал вопрос, мучивший его последние полчаса:
— Сергей Геннадьевич, а что случилось тогда на Проционе с Яной?
— Плохое случилось. Захочет — сама расскажет.
— Это если доживет. Как член экипажа, я требую полной…
— Говно ты, а не член экипажа! — капитан разогнулся, крякнул. Поболтал пустой фляжкой. Вздохнул, достал из нагрудного кармана обыкновенную, из табака сигарету — Андрей такие видел только в старом кино — и поджег ее прямо от раскаленного блока охлаждения, с наслаждением затянулся. — Повело Янку. Муж у нее летным инструктором работал, в академии на Проционе, Янка — там же, технарем. Муж у нее красивый мужик… был. Стала, в общем, замечать, что муж все больше молодых девок инструктирует, подозревать стала всякое нехорошее. А на нее тоже паренек один засматривался, он и предложил, мол, давай я ему на техосмотре жучок подкину, сама послушаешь, как он там «инструктирует». Янка сомневалась-сомневалась, но от ревности ей кукушку рвало знатно. Согласилась, значит. Жучок подбросили, муж — в рейс, она — слушать. А как он со студенткой в ангар приземлился, с борта сошел — так Янка прямо при всех на него набросилась, и зубами муженька за нос. Насилу оторвали. Вместе с носом, хех. Запись с жучка потом прослушали — а там ничего, инструктаж как инструктаж. Ее на экспертизу, а там диагноз: шизофрения, притом генетическая. Наследственная, значит. А… дальше сам знаешь: суд, отчуждение прав на деторождение, увольнение. Так к нам и попала. Пока таблетки пьет — ничего, без эксцессов. Все, конец перекура!
Сигарета обратилась в пепел. Капитан еще раз жадно обсмоктал фильтр, после чего вновь полез в узкую нишу с терминалом управления, где ворчливо завозился. Андрей же остался стоять снаружи и обливался потом.
Реактор наполнял помещение тяжелым металлическим жаром. Воздух был словно лава — вдохни и обожжешься: система охлаждения явно дала сбой. Допотопная громадина переливалась багровым и малиновым, точно гигантское техногенное сердце. Обида, досада, страх, злоба захлестывали парня, наполняли без остатка, торчали комом в горле. Вот она — его карьера, его будущее, его жизнь, сгубленная движением чьего-то неаккуратного локтя, чьей-то безалаберностью, чьим-то скопидомством, чьим-то «вам это не потребуется», повсеместным «так сойдет».
Пожалуй, именно из-за этих мыслей Андрей, услышав булькающий визг боцмана из коридора, вкупе с испугом ощутил еще и странное чувство удовлетворенности.
— Блин! — капитан отдернул руку от щитка, после чего сунулся вновь. — Иди проверь!
— Я не могу отпустить шпильку! Перезагрузка мануальная… Да иди уже!
Андрей нерешительно двинулся по коридору, подняв на всякий случай над головой резак. Шлюз был закрыт. Значит, Яна здесь ни при чем. Ком в горле размяк, провалился, осел на сердце тающим сугробом. Стены сжимались, штурман ощущал себя точно в консервной банке, которую сейчас кто-то вскроет острым ногтем, чтобы…
Макса, конечно же, не оказалось ни в галереях, ни в грузовом отделении, ни на камбузе. Обреченно выдохнув, парень направился к мостику.
Сильнейшее дежавю нахлынуло, смыло страх — Андрей уже был готов к тому, что увидит. На этот раз внутренности были еще свежими и дымящимися. Кишки боцмана размазались по ребристой поверхности пола, наполняя воздух вонью сырого мяса и свежего дерьма. Штурмана вновь затошнило, на этот раз желудок был пуст — жгучая желчь стекла по подбородку, закапала на чужие обнаженные внутренности.
Он долго стоял в каком-то странном терапевтическом трансе, наклонившись над мертвецом, уперев руки в колени, позволяя вязкой тягучей слюне стекать вниз, пока воздух не начал наполняться соблазнительным ароматом жареного мяса. Штурман вдруг вспомнил, что за целый день не брал в рот ничего, кроме утренней овсянки и коньяка. Потихоньку, исподволь, к аромату барбекю примешивалась вонь паленых волос. Уже осознавая, что именно он увидит в машинном отделении, Андрей рванулся на запах. По коридору текло нарастающее аппетитное шкворчание. Лишь на полпути он вспомнил, что оставил резак лежать на полу кабины.
В машинное отделение Яна не пошла — не хотела видеть обугленный труп капитана. Усевшись с ногами на стол в тесном камбузе, она грызла безвкусные галеты прямо из упаковки.
Раздавшийся сигнал открытия шлюза выбил ее из колеи. Пробежав в несколько вдохов расстояние до декомпрессионной камеры, она застыла в изумлении.
За дверями стоял Андрей и приветливо улыбался. Его синий штурманский комбинезон теперь сменил цвет на темно-багровый, точно кто-то облил парня вишневым джемом. Никакого джема на камбузе не было — это Яна знала точно, она занималась закупками.
— Что случилось? Почему ты в крови? — кричала она, но четыре слоя бронестекла не пропускали звуков. А следом слоев стало два — Андрей распахнул двери декомпрессионной камеры оригинального «Торсона» и приглашающим жестом ткнул пальцем в терминал на стене — мол, проходи.
Яна не была дурой. Она прекрасно понимала — что-то пошло не так. Почему вдруг ее решили впустить обратно на корабль? Почему Андрей у шлюза один? Почему, в конце концов, он весь в крови? Но все эти вопросы канули в небытие, растворились в простом, естественном желании — вновь оказаться рядом с людьми, свалить, наконец, с этого корабля-доппельгангера.
Рванув рычаг на терминале, девушка дождалась, пока камера выровняет давление между шлюзами, и бросилась вперед. Вот разъехались прозрачные двери, мелькнул под ногами стыковочный порожек, вот и сам Андрей, совсем близко, совсем рядом, можно коснуться рукой…
Нельзя. Последний, незамеченный ею слой стекла отделял Яну от свободы. За спиной с мягким щелчком сошлись дверцы. Лишь сейчас, вблизи, она смогла разглядеть штурмана лучше. Когда-то начисто выбритое, теперь его лицо покрывала густая щетина, волосы, брови и ресницы склеены запекшейся кровавой коркой, а улыбка — лишь гримаса, паралич лицевого нерва, попытка зверя мимикрировать под человека.
Первым изменением стал неслышный гул. Он не издавал шума, лишь заполнял собой пространство, пролезал в уши, забивал барабанные перепонки. Заболела голова, точно прихваченная стальным обручем. Яна вновь выкрикнула имя штурмана, но уже не услышала себя. Давление нагнеталось с каждой секундой: четыре атмосферы, пять атмосфер. Она стучала кулачками по толстому, непроницаемому, неразрушимому стеклу, а по ту сторону скалилось нечто… Нечто, принявшее облик Андрея.
Когда кровь хлынула из глаз, она уже ничего не видела — мир накрыло багровой пеленой. Сердце сжало, диафрагму приколотило к ребрам, которые трещали от неимоверного давления, точно из пустого бесконечного космоса чья-то злая воля загнала ее на морское дно, и теперь толща воды превращает ее тело в…
Яна не успела осознать, как все, чем она была, превратилось в краску для стен. Еще секунду за стеклом была живая, колотящая кулачками по дверям шлюза симпатичная рыжая девушка, а потом — раз! — и кровавая вспышка в глазах кого-то, чьи пальцы нервно поглаживали пульт терминала управления декомпрессионной камерой. У ноги его стоял, прислоненный к стене, покрытый кровавой коркой резак.
Андрей с ужасом оглядывал эти до боли знакомые кроссовки, тонкие конечности, нервно барабанящие пальцы, свой собственный обросший шишковатый затылок. Издалека можно было подумать, что он смотрит в какое-то странное зеркало, отражающее его со спины. А потом незнакомец обернулся, и Андрея прошиб холодный пот; скопился мерзкой каплей и стек по позвоночнику в трусы.
Его «близнец» некоторое время скалился напряженно, точно хищный зверь, что готовится к прыжку. Он сорвался с места резко, без предупреждения, без звука, как сольпуга, преследующая жертву. Лишь первобытный безотчетный страх позволил Андрею не застыть в ступоре, но броситься бежать, не оглядываясь, не желая узреть свое «кровавое» воплощение.
Поворот по коридору, еще один, еще… Если добраться до мостика, то где-то там, под приборной панелью должен лежать «заклепочник», что так и не помог выжить боцману, но еще может помочь Андрею… Шлепки кроссовок по металлическому полу звучали почти синхронно — даже дыхание у обоих было одинаковое — хриплое, натужное. Все же, основной дисциплиной в универе были не физкультурные нормативы, а черчение и работа со звездными картами. Но в дыхании бегущего слышалось отчаяние, а в дыхании догоняющего — азарт.
Это была даже не идея, не мысль, не выход. Скорее, судьба, предрешенность. Не просто же так он оказался в грузовом отделении. Влетев грудью в один из контейнеров, Андрей с силой рванул упаковочный картон. Тот был уже наполовину вскрыт — не зря Макс всю дорогу ошивался у огромных кубов с пошловатым росчерком «Роксана» на боку: несколько девушек оказались распакованы. Ключ-активатор лежал здесь же, зачем-то украшенный вульгарным черно-розовым бантом. Щелкнула кнопка, и идеальные, выточенные по самым требовательным лекалам и влажным фантазиям корпоративных извращенцев роковые блондинки все, как одна, подняли головы, сверкнули глазными сканерами и проговорили хором:
— Эй, красавчик, познакомимся?
И вторили сами же себе эхом «Познакомимся? Познакомимся?» Андрей спешно натянул край комбинезона на подбородок, чтобы сканеры «Роксан» считали не его напуганную, блестящую от слез и соплей рожу, а окровавленную маску его «близнеца» — тот как раз влетел в дверной проем грузового отсека. Соблазнительно покачивая бедрами, толпа обнаженных дроидов двинулись к своей цели, окружили плотным кольцом из бедер, грудей и пухлых, будто надутых в обиде, губ.
— Прочь, суки, прочь! — метался резак, отделяя конечности несчастным, созданным для любви созданиям. Лже-Андрей прорывался сквозь толпу, готовый кромсать, разрезать и убивать, но теперь у него на пути стояла навязчивая, шумная тонна полужидкого карбона и алюминиевых суставов. Он бил, вгрызался в фальшивую плоть, выпускал наружу похожую на прозрачную икру начинку, лилась масляная жидкость, лезвие застревало в волосах и силиконе, путалось в проводках, тупилось о металлические кости дроидов, но убийца непреклонно прорывался вперед, пока Андрей выпускал новые и новые отряды «смертниц» из открытого контейнера.
Последняя «Роксана» пала, разрубленная пополам. Ее композитный позвоночник переломился надвое, а динамик продолжал твердить:
— Познакомимся, красавчик? О, люблю темпераментных мужчин...
С испуганным любопытством Андрей вглядывался в собственное окровавленное лицо. Хотел понять, как будут выглядеть его глаза, когда настанет его черед принять смерть. Но холодные, пустые, как бесконечный супервойд зрачки не выражали ничего. Кроме, может быть, облегчения.
«Заклепочник», найденный под креслом боцмана оказался тяжелым, и Андрей держал прицел слишком низко: первые два ремонтных костыля раздробили «близнецу» колено. Орудие било очередью, стоило приподнять ствол, как несколько черных железных штырей выросло в груди темного отражения Андрея. Отдача немного отбросила локоть назад, увела прицел вверх. Последние три костыля с хрустом пробили череп, приколотив лже-Андрея к переборке, где тот и остался висеть; неудачная пародия на центрального персонажа полузабытой религии. Двойник выглядел совершенно мертвым, когда с окровавленных губ сорвалось:
Он не договорил. Что такое нужно было не давать таинственным «им» так и осталось невысказанным. Голова двойника рухнула на грудь, и тот замолк навсегда. В ту же секунду тяжелый, полностью разряженный инструмент с грохотом выпал из ослабевших рук Андрея, а следом упал и он сам, улегся на залитый терморегуляционной жидкостью пол, обнял колени и разрыдался. Где-то в недрах шаттла заурчал реакторный движок. Ожила Берта:
— Незапланированное смещение судна. Стыковка автоматически прервана.
Андрей не стал подходить к окну. Он знал, что увидит по ту сторону иллюминатора — как отражение «Торсона»-доппельгангера вновь тонет в бесконечной тьме, возвращаясь туда, откуда появилось. Прижав колени к груди, он орал с зажмуренными глазами, спрашивал у неведомо кого «Зачем?», «Как?» и «Почему я?», а после и вовсе сменил слова на звериный вой.
Штурман не смог бы сказать, сколько он так провалялся — месяц, год, столетие? За пределами иллюминатора не было ни планет, ни звезд, только пустота, первозданная, изначальная, и в ней он был крохотной песчинкой, что тонула теперь, погружаясь в бездонную пустоту.
Первое время Андрей разводил смеси в кипятке, потом перешел на сухой порошок — сломался нагрев воды. Берта то и дело попискивала, пыталась сообщить о каких-то неполадках, об остановке двигателя. Освещение менялось с будничного тускло-желтого, на аварийное темно-красное, и мир Андрея окрашивался в цвета человеческих внутренностей. Поначалу тупые Роксаны вызывали похоть, а потом — залитые семенем, залапанные грязными руками — отвращение, и он разрывал полужидкий карбон зубами, выплевывая «икринки» пузырчатого термоматериала, трепал их как бешеный пес, разбирал на составляющие и валялся в них, плача и яростно суча ногами, пока от кукол не оставались одни лишь ошметки. В какой-то момент вся вода на «Торсоне» начала отдавать на вкус мочой, и Андрей догадался — фильтры забились. Зверскую же вонь разлагающихся трупов он замечать почти перестал, хотя вентиляция упорно гоняла все тот же смрад по кругу, и с каждым новым циклом он становился лишь омерзительнее, но и это вошло в гадкую привычку. В болезненном смирении Андрей прислушивался к себе и все ждал: когда же поползет по рассудку та трещина, что разделит его на того Андрея, кем он себя осознавал всю жизнь, и то окровавленное чудовище, что теперь стекало гнилостной жиже по стенке, приколоченное к ней строительными болтами. Но безумие не приходило, будто издеваясь, заставляя его переживать это страшное поглощение бесконечной пустотой в абсолютно здравом уме и трезвой памяти. Время словно остановилось, и непонятно было, чего он ждет больше — смерти или сладостного забвения. В один из дней-месяцев или лет Берта вдруг устало проскрипела:
— Опасное расстояние! Судно типа «Торсон» в девяти километрах!
А потом повторила. А потом еще и еще; голос бортового компьютера слился в единую тревожную какофонию, и, когда Андрей решился сквозь исцарапанное стекло на опостылевшую пустоту, он узрел нечто, не поддававшееся описанию. Приближающееся судно было гигантским, гораздо больше любого линкора, больше громоздких грузовых барж, больше межгалактических авианосцев, больше армейских трамплинов, способных пропускать через себя целые армады, больше любого рукотворного объекта, когда-либо им виденного. Беспорядочное скопление маневровых двигателей, кабин, грузовых отсеков и машинных отделений, слепленное в какое-то кольцеобразное не то летающее кладбище космических кораблей, не то планетоид. Лишь, когда неумолимая громада приблизилась на расстояние стыковки, запоздалое осознание отозвалось болезненным дежавю: этот уродливый гибрид целиком состоял из десятков, нет, сотен «Торсонов». Берта угодливо приняла цифровой код, и за спиной зашипел, уравнивая давление, шлюз. С каким-то насекомым перестуком неведомые существа рассыпались по коридору и, похожие на жутких металлических пауков, покрытых белесой икрой, торопко поползли к нему — по стенам, по потолку, по вентиляции. В отчаянии Андрей даже не посмел взять в руки резак; лишь рухнул на колени, смиренно принимая судьбу. Металлические уродцы окружили, воззрились холодными голубыми фотоэлементами; скрежещущий хор синхронно пропел:
— Эй, красавчик, познакомимся?
Его долго и грубо тащили по бесконечным темным коридорам корабля-кладбища. Нутро кошмарной, неоднородной громадины так и кишело подвижным, судорожным движением: лишенные кожи из жидкого карбона Роксаны сверлили, припаивали, сколачивали, соединяли и сшивали металл с металлом. Изнутри это летающее кладбище кораблей походило на муравейник. Проносясь на спинах своих пленителей мимо темных тоннелей-коридоров Андрей повсюду наблюдал кипучую насекомую деятельность. Спустя множество бесконечно долгих часов, его вытащили на огромную площадь — та, кажется, объединяла в себе по меньшей мере восемь капитанских мостиков, неведомо как спаренных воедино, швырнули лицом вниз. Раздался знакомый, «сальный» голос:
— Я тебе говорил, это не скелет, а чудо! Ну чисто балерины!
Действительно, скальпированные Роксаны застыли в замысловатых танцевальных па, выставив перед собой острые резаки, вшитые стопы на манер каблуков. Андрей, наконец, решился поднять голову. Над ним возвышался Макс — возвышался за счет десятка металлических паучьих лап, заменивших ему ноги. В глазах двоилось — боцманов было двое, или трое. Один вышел из-за спины пауколапого — у этого ноги были на месте, зато туловище почти целиком состояло из каких-то трубок, белесой икры и обшито растянутыми лицами из полужидкого карбона — вместо кожи. Третьего Андрей не успел разглядеть — его оттеснила группка низкорослых криволицых вырожденцев. Несмотря на разнообразные уродства — заячью губу; плоский, как после удара кувалдой, череп; перепонки на пальцах, неестественно-выпученные глаза — они, тем не менее несли в себе некий общий, до боли знакомый, набор черт. Андрей не успел как следует вспомнить, кого они ему напоминают — ответ уже приближался, восседая на паланкине из сшитых вместе матрасов. Яна — обнаженная, некрасиво располневшая и как будто постаревшая на пару десятков лет, держала на руках неестественно-розового младенца. Тот увлеченно сосал отвисшую, покрытую веснушками грудь. Отороченное рыжими волосами лоно было призывно приоткрыто и украшено по кругу плетеными фенечками из проводков и микросхем.
— Я… на... — только и мог выдохнуть Андрей.
— Гляди-ка! Этот еще и говорить не разучился! — торжествующе возопил Макс. — Я знал, что рано или поздно нам повезет!
— Да не ори ты, маленького напугаешь! — поймав взгляд Андрея, Яна смутилась, даже попыталась прикрыться.
— Да, Янка, вишь, мамкой стала, — гремел один из боцманов, — Поколдовать пришлось, конечно, да… Прикинь, чего Роксанки-то такие дорогие, оказывается, были! Там, блин, полная репродуктивная система — как у суррогатных рожениц, разве что яйцеклетки сама не производит. Мы поколдовали над Янкой немного — три головы-то лучше, чем одна... Да ты поздравь молодую мамочку-то, не стесняйся!
— П-п-п… — искусанные губы липли друг к другу, не давая издать ни звука.
А со всех сторон подходили все новые и новые Яны — постарше и помоложе, все на разных стадиях беременности; вокруг них подобострастно сновали, то и дело вступая в бессмысленные стычки, их уродливые дети. Но в броуновском движении этого парада мерзости наметился некий порядок — все расступались, пропуская вперед самоходную коляску, на которой восседал оплавленный, как перегоревший предохранитель, калека. Нижние конечности отсутствовали под корень, от рук же еще оставались уродливые обрубки. Сваренные вкрутую глаза провалились глубоко в череп, обгоревшая кожа свисала неровными клоками, местами обнажая кость, а в зубах торчала незажженая сигарета. Уродцы, при виде калеки вытягивали свои искривленные позвоночники по очень дурно выполненной стойке «смирно» и неловко отдавали честь, шлепая себя тыльной стороной ладони по лбу. И без всяких подсказок было ясно, что перед Андреем находится капитан Морозов. Тот хищно потянул воздух двустволкой, оставшейся от носа, и без обиняков спросил:
— У тебя на судне еще остались сигареты? А? Или коньяк?
Все это Андрей самолично употребил в первую же неделю, надеясь либо провалиться в забытье, либо отравиться насмерть. Он покачал головой, но понял, что капитан слеп и еле слышно выдавил:
— Жаль. Очень жаль. Мы тут, как видишь, времени, ха-ха, не теряли. Янчик малых нянчит, как хотела. Я, как видишь, снова командую флотом, как и хотел. А Макс возится со своими железками, как и хотел. Здесь сбываются мечты, штурман.
Роботизированная рука Роксаны схватила его за подбородок, вздернула наверх — так, чтобы Андрей не мог отвести глаз от искалеченного капитана.
— Ты не первый Андрей на нашем пути. Видишь это судно? — уродливый череп будто бы обвел подбородком циклопическую пещеру капитанского мостика. — На его строительство ушли годы. Может, больше. Здесь, знаешь ли, сложно следить за временем. Яна и Макс оказались гениями в своем деле — нужно было лишь дать им время и помощников. У меня, к сожалению, помощников нет — вероятность выжить для других Морозовых оказалась слишком мала, даже среди бесконечного числа вероятностей, но так оно и правильно: капитан должен быть один. Здесь, Андрей, мы живем той жизнью, которую по-настоящему заслужили. И теперь тебе предстоит сделать выбор...
Обожженный полутруп осклабился, и это было жутко. За его спиной — на другом конце помещения — открылась дверь огромной холодильной камеры. Даже на таком расстоянии Андрей разглядел вереницы подвешенных на крюки синюшных копий самого себя.
— Станешь ты очередным несговорчивым полуфабрикатом, или поможешь найти еще. Здесь их так много — бесконечно много. И нам как раз не хватает кого-то, кто занимался бы навигацией. А, что скажешь, штурман?
Перед Андреем снова разрастался фрактал вероятностей, мириады возможностей, бесчисленные соцветия возможных исходов — и почти все они заканчивались в холодильной камере. Ну уж нет, в этот раз он сделает правильный выбор.
— Готов приступить к службе, капитан!
И Андрей приложил ко лбу покрытую кровавой коркой ладонь, отдавая честь.