Пiдростковые Пi3дострадания
Я вам хрен знает сколько обещался рассказать о своем подростковом периоде. Я откладывал этот день, как мог, ибо вспомнить нужно было бы добрые 80% всей моей активности. Но… у меня дождь, нет желания писать ни рассказ, ни роман, так что…
Это — школьное празднование Масленицы за какой-то лохматый 2006 год. Сможете найти меня? Дам маленькую подсказку — моего лица на фото нет.
Да-да, меня с рождения не покидала крохотная капелька легкого долбое6изма и стремления к маргинальности. Как-то раз у Вероники Степановой (кто не в курсе — это такой Ютуб-пихолог. Особенно интересно рассуждает про говно и письки) было видео про некое понятие «белой вороны». Речь шла о людях, которые не вписываются НИ В ОДИН коллектив. Да, такие люди могут занимать позиции условного альфы или омежки, но никогда не присоединяются к «стаду» беток. Им, может быть, и хотелось бы; они, может быть, и не против слиться с толпой и не привлекать к себе лишнего внимания, но… неспособны оставаться незаметными. Их действия всегда сопровождаются конфликтами, спорами, некой «инаковостью». Их суждения всегда идут вразрез с общепринятыми, даже их внешний облик неким самостоятельным образом подстраивается под некое внутреннее непреодолимое желание отличаться. Поза, взгляд, манера, положение в пространстве — все это заставляет их выделяться, и не всегда лучшим образом.
А вот фото из школьного похода. Это восьмой класс, сентябрь, не позже. И вы снова не потратили НИ СЕКУНДЫ на поиск моего е6альника. Отсюда я, пожалуй, и начну свою историю.
Летом 2003 мои родители сочли, что Германия мне не слишком подходит. В немецкой школе у меня, мягко говоря, не сложилось — почтовый ящик (не электронный) ломился от жалоб, а преподавательница (кстати, сегодня находящаяся на лечении в психиатрической лечебнице) все не могла простить мне всаженную в нежное женское запястье шариковую ручку (а нехyй отбирать у меня тетрадь, когда я рисую пыточные приспособления). С характеристикой, выданной этой прекрасной учительницей я мог отправиться разве что на зону-малолетку, и то с оговорками. Поэтому было принято решение вернуть меня на родину. У бати тогда как раз наклевывался новый бизнес в Москве, его звали в долю. Мать осталась «закрывать вопросы» в Мюнхене, а я вернулся в общеобразовательную школу №5, в которой до этого успел закончить пятый класс.
И да не возгорятся жопы моих дорогих подписчиков, но факт остается фактом: школа мне досталась максимально «ватная». Тогда еще не было ни этого понятия, а я не был знаком со словом «нормис», но еще до начала учебного года, когда меня повели знакомиться с учителями, я понял — здесь все пропахло совком. В магазине С&А в те годы вышла ОЧЕНЬ широкая линейка футболок с демонами и чертями (а вы знаете, как у меня от этого дымится шишка), и моя мама, зная мои вкусы, скупала их целыми партиями (по 3-5 евро за штуку). И на свою беду я в тот день был в той футболке. Как сейчас помню, эту женщину звали Нила Петровна, и в тот момент я порадовался, что она у меня не преподает, ведь, увидев рисунок на моей футболке, она тут же провозгласила:
— Нет, в школу такое носить нельзя. Ты вообще знаешь, что тут у тебя написано? — она поправила очки и вгляделась, — «Дурак сумасшедший»! Ты знал? Хочешь, чтобы тебя считали дураком?
Когда преподаватель английского на моих глазах перевел подобным образом cловосочетание «Full crazy», я уже понимал, что мне придется нелегко. Это напоминало наивные легенды из СССР, когда «девочке папа привез футболку из заграницы, а у нее там плохое слово написано». Но… натуру не изменить. Особенно, когда по дороге в школу открылся магазин неформальных шмоток.
Небольшое лирическое отступление. В 90-е Россию захватила повальная христианизация. Кресты на себя цепляли и бывшие преподаватели с кафедры научного атеизма и председатели комсомола. До сих пор у некоторых наших депутатов есть татуировки в виде их любимых церквей. Соответственно, эта херь коснулась и меня. Поначалу мне было интересно — как же, целый мистический всемогущий друг, которого если хорошо попросить — будут и райские блаженства для тебя и сера с огнем для обидчиков. Но, как вы помните, разочаровался я в космическом бородаче довольно быстро. Тем сильнее меня удивляло, КАК много людей воспринимают его всерьез.
К 13 годам мне уже не нужна была «защита» от несправедливости и хаоса. Теперь мне нужен был союзник. Некто, разделяющий мои взгляды, стремления и готовый мне помогать не в обмен за поклонение, а, скорее, из солидарности. Сатанистом я стал совершенно абстрактно и неожиданно для себя. Как-то раз, в первые недели школы, когда я только присматривался к своим одноклассницам, я, как обычно, сидел и рисовал на уроке (кстати, преподавателям на заметку: для многих зачастую подобная техника больше способствует запоминанию, нежели конспектирование). Рисовал я что-то, увиденное в недавно просмотренном фильме: то ли пентаграмму, то ли что-то козлорогое… Ну, вы сами понимаете, не пони на лугу.
Вот что-то подобное. И соседка по парте с пугливым придыханием (или, возможно, просто шепотом) спросила:
ДА. На этот вопрос я больше ответил для себя, чем для нее. И в этот момент случилось мое самоопределение. Помните, что я говорил про пауков в банке? Не можешь быть самым сильным — будь самым страшным. В голове что-то щелкнуло, и новый механизм защиты ИДЕАЛЬНО лег на мою внутреннюю операционную систему.
Всю любовь к мрачному, страшному, расчлененке, торчащим потрохам, болезненной сексуальности, смерти, разложение и говну я смог уместить в одно простое слово, в одну примитивную (как я ее тогда понимал) позицию:
«Твори свою волю, таков да будет весь закон»
Все свои карманные деньги я тратил на разнообразные жуткие перстни, пентаграммы, цепочки, ошейники, напульсники и прочее говнарское говно. Их у меня, в свою очередь, отбирали учителя, так что периодически все приходилось покупать заново. И, да , я продолжал носить футболки с чертями. Более того — купил себе торбу с обложкой альбома Cannibal Corpse, которую прятал даже от родителей.
И — теперь самое интересное. Пока эта позиция «всеобщего антагониста» не была мной занята, я постоянно нарывался в школе на «вопросики». Всем почему-то было интересно, «кто я по жизни», за какую футбольную команду болею, какую музыку слушаю, за рэперов или за скинов, уважаю ли «людской ход». Странным образом, ПРАВИЛЬНОГО ответа на данные вопросы зачастую не было, ведь задавались они с единственной целью — опи3дюлить нового человека, «чтоб берега знал». Когда же у меня появилась устоявшаяся роль в обществе… вопросики закончились. Притом, не только в школе и не только у моих сверстников. Преподаватели махнули на меня рукой, как на «безнадежного и аморального» (за исключением классного преподавателя, но это тема для отдельной статьи), одноклассники прониклись одновременно и уважением (уууу, борец с системой) и пугливым любопытством, районная гопота принимала за неформала, с которыми ссориться обычно чревато дюралевыми пи3дюлями.
А я, почуяв такую вот своеобразную броню (будто ничтожество Панкратов из рассказа Елизарова, только он брал брезгливостью, а я — страхом) лишь усиливал легенду. Верил ли я когда-либо в Люцифера, как в некий аналог благосклонного к себе божества? Думаю, очень недолго. Все-таки, поняв, что одна религия — тот еще опиум, любую новую «веру» уже воспринимаешь через почти непроницаемый фильтр скепсиса. ОДНАКО, имидж сатаниста требовал не только БЫТЬ сатанистом, но и САТАНИСТНИЧАТЬ (слова лучше я не подобрал).
Начинал я со слухов. Рассказывал, что состою в секте, участвую в черных мессах, мажусь кровью девственниц (на тот момент меня больше интересовали НЕдевственницы, но приходилось врать), ночую на кладбищах, призываю духов, совершаю богомерзкие ритуалы и вообще — сатанист как есть: пентаграмма на шее, кривой нож для разделки рыбы на поясе, торба со страшными картинками, футболки с чертями и мелирование (я тогда как-то не очень рубил в стилях).
К сожалению, это мое амплуа вылилось для меня в крайне неожиданные последствия: регулярно ко мне обращались чмошники разной степени опущенности, желая… вступить в мою сатанистскую секту. Понятно дело, что я отбалтывался, мол: там проверки всякие сложные, там страшно, нужно будет гадости всякие творить, вы не подойдете… Но так ведь и спалиться недолго! На самом деле, поверить в это говно, в принципе, сложно, но когда вы — средний подросток лет 14 из семьи нормисов — вполне реально предположить, что твой одноклассник — настоящий дьяволопоклонник. А мне было важно сохранить эту иллюзию.
Поэтому мне в первый (и в последний же) раз пришлось провести черную мессу посвящения в дьяволопоклонники. О ней и будет моя первая история.
1. Черная месса.
Гугла тогда не было (как и свободного доступа в интернет), поэтому всю информацию мне пришлось почерпнуть из разнообразных энциклопедий о призраках, вампирах, ведьмах и демонах. Ну и еще из всяких там «Ужастиков», только не Стайна, а от издательства «Черный Котенок». Плюс пришлось вспомнить все фильмы на схожую тематику. Получался весьма дерьмовый коктейль: нужно хавать просфору, вымоченную в младенческой крови; чертить пентаграммы и читать заклинания. Больше всего меня смущала необходимость целовать черного козла под хвост. Смущала двумя моментами: во-первых, это скорее всего невкусно, во-вторых — а где мне, 6лядь, городскому пи3дюку с сотней рублей в кармане взять черного козла?
В общем, решено было обойтись малыми средствами. На рынке я купил сырых свиных потрохов (просто выбирал самое дешевое), чекушку водки (да-да, и у меня даже не спросили паспорт. Это были 2000-е) и упаковку детских мелков. С собой взял нож, бутылку воды и тряпку.
Мессу было решено провести на кладбище. Ближайшим к нам оказалось Волковское (хотя, как «ближайшее». От Перловки туда пехать час минимум). Оговорено было встретиться после школы. Да-да, я знаю, черную мессу надо бы проводить ночью, но подумайте сами — кто отпустит четверых пи3дюков на ночь глядя гулять по кладбищу? И, да, отмазы типа «Я переночую у друга» не прокатывали, потому что всегда есть непобедимые родительские «Зачем?» и «Тебе ночевать негде?». Энивей, с погодой повезло — накрапывал противный мартовский дождишко. Это, как минимум, могло гарантировать, что на кладбище не случится аврал. Не помню, какой это был день, но будущим адептам Церкви Сатаны я на всякий случай сказал, что сегодня «именины смерти Распутина, великого дьявольского святого». Да, я в курсе, что промахнулся на три месяца, но тогда прокатило.
На встречу пришли трое (имена изменены):
Леша Бурят — крупный нескладный парень, которому вечно доставалось от нашей школьной шпаны. Когда я перечитываю «Госпиталь» Елизарова, на месте Шапчука я представляю его.
Швеллер (не знаю настоящего имени) — щуплый блондинистый очкарик с писклявым голосом. Из тех, кто ВСЕМ своим видом так и напрашивается на купание в унитазе.
Рома — он, кстати, стал для меня неожиданностью. Молчаливый, крепкий, морда кирпичом, пудовые кулаки — похож на заготовку для мента (может, кстати, там и трудится, не знаю). По-моему, за всю встречу он так и не произнес ни слова.
Признаюсь честно, по пути к кладбищу я все еще думал, что как-нибудь обойдется. Что кто-нибудь зассыт, что запищит у кого-нибудь (и лучше всего у меня) кнопочная нокия и родители позовут домой, что на кладбище толпа народу будет кого-нибудь хоронить, но…. хер. Видимо, Люцифер уж очень жаждал новых адептов.
В первую очередь для черной мессы требовалась могила. Но тут была проблема — я так-то до определенного момента был весьма законопослушным мальчиком и осквернять чужие могилы желанием не горел. В лучшем случае — сторож огреет лопатой, в худшем — менты, детская комната милиции, серьезный разговор с батей… В общем, в качестве меньшего зла я выбрал могилу… своей собственной бабушки по батиной линии. Так, по крайней мере, я знал, что если разгневанные родственники и выпишут пи3ды, то это будут МОИ родственники. А если подойдет сторож… А что такое? Моя могила, что хочу — то и делаю.
Короче, могилу я «якобы» выбирал долго и придирчиво. Объяснял, что нужна «могила некрещеной женщины, что умерла девственницей. Ее осквернение привлечет к нам внимание Владыки». Могилка-то, кстати, заросла. Обычно за ней раз в год приезжал ухаживать батя, а за год, пока мы были в Германии, покрылась малинником и крапивой, так что надгробие я еле-еле нашел. Сказал, что сначала надо расчистить, и мои бедные сектанты без перчаток и секаторов, обмотав ладони рукавами, рвали шипастые стебли и крапиву… В общем, как говорится, нет худа без добра — хоть могилку почистили.
Первым делом я взял мелок — лучше всего подходил розовый. Ни черного, ни красного на рынке не нашлось, так что… С могильной серьезностью на е6альнике я начертил на плите (горизонтальной, что над могилой. Не по бабушкиному же портрету) розовую пентаграмму. Начертил, надо сказать, не с первой попытки — мелок крошился, ломался и не слушался. А местами просто отказывался оставлять след. По краям от пентаграммы — всякие символы типа масонского треугольника, вил, значков анархии, знаков Зодиака и прочей хyерги — лишь бы побольше. Писал, пока мелок не треснул пополам. Пришлось его торжественно раскрошить над могилой и сделать вид, что так и надо. Неофиты смиренно следили за подготовкой к священнодействию. Труднее всего было не засмеяться.
Дальше ждала самая неприятная процедура. Взяв нож (вот этот):
Я сказал, что нужно призвать вечноголодных духов в свидетели нашей клятвы вечной веры в Сатану. И вот тут начались проблемы: заверещал Швеллер. Натурально заверещал, перепрыгнул через оградку и начал оттуда голосить, мол, не подходите, помогите, спасите, он этого делать не будет, у него вообще анемия и малокровие…
С одной стороны, конечно, ситуация опасная — такого порежешь, он тут как свинка истечет и опять — детская комната милиции, разговор с родителями, а, может, и обещанная немецкой учительницей (ту звали Фрау Келлер (подвал), а за глаза — Фрау аус дем Келлер (женщина из подвала), у нее в уголках рта скапливалась пена, а в волосах жили вши) колония для малолетних. Но на другой чаше весов моя непробиваемая броня — репутация жестокого, морально развращенного и отбитого сатаниста. Когда тебе 14, побеждает самый тупой вариант. Я небрежно кивнул «стремягам», сказал: «Взять его!»
На самом деле, комфортному существованию Швеллера в школе мешал вовсе не его писклявый голосок, субтильное телосложение или очки. Он катастрофически не умел бегать (возможно, как раз из-за плохого зрения). Смешно, по-бабьи, разбрасывая в разные стороны пятки, он устремился по узкому проходу между могилками, но пробежал максимум метра три. Рома, будто лев на охоте, нагнал его в два крупных прыжка, облапил и просто переставил к нам обратно за оградку. Меж тем Леша Бурят (он, если что не бурят, это фамилия) решил рвануть ему наперерез и застрял в малиннике, так что к месту ритуала он вернулся весь в мелких царапинах и с дыркой на куртке.
Швеллер визжал и дрыгался, но Рома держал крепко, а еще зачем-то наклонил его задрал голову над пентаграммой — видимо, думал, что сегодня у нас в меню жертвенный девственник.
— Не дергайся, и будет не так больно! — сказал я, а сам прикидывал, где резать, на случай если дрищ и правда страдает несвертываемостью, чтобы тот не истек хотя бы ПРИ НАС. В итоге, полоснул по ладони. Раздался полный боли женский визг Швеллера, я торжествующе воздел «ритуальный клинок» над головой и… Крови не было. Лишь белела по центру ладони тонкая полоска.
— Да он тупой! — догадался Ромка. Имел он ввиду, конечно, нож, а тупым, на самом деле, был я. Пришлось быстро оправдываться, что это «частого контакта с кровью».
В итоге, рыдающему Швеллеру я кое-как расцарапал ладонь, и на пентаграмму упала пара жалких капелек крови. Стоило Роме его отпустить, как Швеллер спешно сполз по надгробию и как будто бы заскучал. Я побрызгал на всякий случай из чекушку ему на ладонь, чтоб не было заражения, похлопал его по щекам. Реакции не было.
— Он не дышит! — запаниковал Бурят.
На самом деле, Швеллер дышал, правда совсем слабо и незаметно, так что еле вздымалась его чахоточная грудь. Дальнейшие шлепки по щекам лишь прибавляли его бледному лику чахоточного румянца, в остальном же все оставалось без изменений. Была мысль залить ему в нос водки — ведь просыпаются же от нашатырного спирта — но в суматохе чекушку мы опрокинули куда-то в кусты. В общем, на могиле моей бабушки посреди пентаграммы лежал бледный блондинистый вьюнош, вставать не собирался и, кажется, все это была наша вина.
— В расход, и нас здесь никогда не было. — предложил Рома и уже собрался уходить. Я аж оxуел. Этот по жизни не пропадет. Вся месса, понятное дело, полетела к чертям (впрочем, может, так и надо?). Теперь главным приоритетом было не встрять за мокрое дело, да и корешей заодно паровозом не подтянуть.
— Стоять! Кто знает, где этот шпендрик живет?
Не знал никто. Оно и неудивительно — друзей у Швеллера не было. К весьма девчачьей, пидорской внешности, плохому зрению, субтильному телосложению, общей организменной слабости прилагался еще и весьма опять же по-бабски стервозный и обидчивый характер. В общем, что делать со Швеллером и куда его нести было СОВЕРШЕННО непонятно. Леша Бурят начал что-то мямлить про занятия с репетитором и «ему пора», и я понял — ЭВРИКА! Швеллера же можно отнести в школу!
Кое-как заставив Лешу Бурята задержаться, мы взгромоздили Швеллера на плечи — так, что ноги волочились по земле — и потащили его через кладбище. Сам я торжественно вышагивал следом — ну не иерофанту же таскать излишне чувствительных неофитов?
Со стороны это все, наверное, выглядело отвратительно: компания бухих подростков возвращается с попойки и тащит наиболее пострадавшего в бою с зеленым змием товарища на плечах. Потаскать Швеллера пришлось и мне — уже на выходе с кладбища Бурят заныл и попросил его подменить. С таким утяжелением дорога обратно к школе заняла добрые два часа.
Швеллеру, кстати, надо отдать должное — сознание он потерял плотно и устойчиво. Его разум не пробуждался даже, когда бренное тело соскальзывало и падало на асфальт, а ноги цеплялись за заборчики и бордюры. Его телефон — древняя Моторола с антенной и малюсеньким экраном — разрывалась от звонков, которые мы старательно игнорировали.
Собственно, к школе мы принесли уже не домашнего мальчика Швеллера — отличника в пиджачке и рубашечке, а засранного бомжа. Вдобавок, тот как-то (не знаю, как, царапина была в пол-пальца) угваздаться кровью и — что хуже — изгваздать нас, поэтому, думаю, сторонние наблюдатели предполагали уже не неудачную попойку, а драку. Благо, ответственных граждан по дороге нам не встретилось.
Часам к шести вечера мы наконец-то добрались до порога школы и… обломались. Школа оказалась закрыта. У каждого из нас было по десятку неотвеченных вызовов, вдобавок, мы нехило так продрогли. Что делать с Швеллером дальше мы в душе не знали. Рома предлагал оставить здесь, Буряту было вообще похер — он просто хотел домой, где его уже ждал нагоняй за «шляния». Мой отец тоже должен был вскоре вернуться домой и, скорее всего, он первым делом позвонит и поинтересуется, где же пропадает его любимое чадо. Нужно было что-то предпринять. Оставить Швеллера здесь, на морозе, означало с гарантией заработать мокрую статью (ну и убить человека). Тот уже начал мычать и что-то соображать, поэтому мы быстро накинули ему на голову его же пиджак (рукав немного оторвался, но там почти незаметно) и понесли ЗА школу, где всегда была открыта дверь в импровизированную подсобку. Она представляла собой предбанник с двумя дверьми. Одна — закрытая вечером — вела в школу, вторая — открытая всегда — собственно в предбанник, где хранились швабры, ведра и прочий хозяйственный скарб.
Туда мы и сложили Швеллера, аккуратно посадив на ведро и прислонив к стоящим у стены черенкам швабр. После этого мы разошлись домой, клятвенно пообещав никому и ничего не рассказывать о несостоявшейся «черной мессе»
На следующий день Швеллер не пришел в школу. Как не пришел, собственно, и на следующий, и на следующий. Разумеется, мы проверяли кладовую, но никаких следов его присутствия не обнаружили. Взяв еще раз с каждого обет молчания «иначе Люцифер покарает», я с неспокойным сердцем ушел на выходные, в течение которых вздрагивал от каждого телефонного звонка. Кстати, в воскресенье пришлось сходить на кладбище с тряпкой и стереть свои художества — благо, эти действия у местных бабушек не вызвали никаких вопросов.
В школу Швеллер пришел в понедельник. Пожалуй, еще бледнее обычного, дерганый, исцарапанный, в волдырях и с забинтованной рукой, но живой. Сам я в залупу не лез, и делал вид, что ничего не произошло, поэтому дальнейшее знаю только из третьих рук.
Швеллер с неохотой рассказывал, как едва не стал жертвенным агнцем на сатанинской мессе. Мол, ему пытались перерезать горло, хлестали терновыми ветками (а нехер голыми руками в малинник лазить), хотели посвятить в сатанисты и собирались вырезать на руке пентаграмму, но он сбежал. Конечно, его спрашивали, кто это сделал, но, надо отдать ему должное, он хоть и избегал меня с тех пор, все же не выдал конкретных имен. Впрочем, сверстникам он на меня намекал ТАК активно, что те лишь утвердились во мнении, мол, я — опасный отбитый сатанист и от меня лучше держаться подальше. Более того — Швеллер успел всех убедить в том, что в Мытищах существует и действует настоящая секта дьяволопоклонников, а я якобы у них — не последний человек…
Сатанизм как идеология и антураж мне надоели сравнительно быстро. Я продолжал покупать разные аксессуары с инфернальным подтекстом, ездил на Олимпийский, чтобы у странных дядек с длинными седыми волосами покупать всякую малотиражную макулатуру, посвященную демонологии и каббале.
Также еще несколько раз (уже в менее экстремальных условиях) в летнем лагере, на вписке или так, со скуки в парке, я предлагал в качестве развлечения совершить какой-нибудь ритуал вызова, инкантацию и прочий бред. Никаких Пиковых Дам или Матершинных Гномиков. Только гоэтия, только хардкор: мановением руки я впускал в наш мир Бегемота, Оробаса и Астарота (он же Астарта, она же Иштар), парой грозных слов (на Темном Наречии Толкиена или из Лавкрафта — в зависимости от компании) менял погоду за окном, заставлял почувствовать боль или необъяснимый страх.
Короче, думаю, вы все знакомы с таким явлением как «Доска Уиджи». Суть в том, что «блюдце» двигает либо кто-то один (и никогда в этом не признается), либо все вместе (и это уже неосознанно). Эта самая «Доска Уиджи» — прекрасный пример того, что люди готовы поверить в любую хyету, если та красиво, грамотно или эффектно подана. И чем этих людей больше — тем выше вероятность того, что «соврать» об увиденном придется только одному, а остальные искренне поверят, будто стали свидетелями некоего мистического проявления. Точно также работало и здесь. Люди ХОТЕЛИ увидеть и почувствовать что-то необычное. Капелька актерского мастерства, немного диванной психологии, толика бытового гипноза (которым я когда-то всерьез увлекался) и вот, любая заявленная чушь уже выглядит откровением.
Ровно также работало и с картами Таро. Этим говном я увлекся в институте, уже вполне осознавая, что держу в руках просто набор разноцветных календариков. Но я давно заметил, что телки (прекрасная половина человечества, извините) просто текут по этому мистическому дерьму. Понятное дело, что было бы глупо не воспользоваться этим явлением. Продемонстрировать, так сказать, как я умею ЗАГЛЯДЫВАТЬ В ДУШУ, чтобы потом заглянуть в другое место.
На самом деле, карты Таро (кстати, е6ать, какая недешевая штука. Пафосное Таро Теней с демонами в качестве Старшего Аркана стоило 7000 рублей. И это 2008 год) — скучная штука. Если верить разнообразным учебникам-статьям, у каждой карты в зависимости от положения по 5-6 значений. Плюс, накладывается значение сигнификатора (типа козырь) и, собственно, конструкция самого расклада. Короче, как в МТГ есть «кухонная магия», так я изобрел «кухонное Таро». В моих раскладах ПОЧТИ не встречались карты Младшего Аркана: во-первых, его значение не столь впечатляющи, как БАШНЯ, СМЕРТЬ, СТРАШНЫЙ ССУТ, ДЬЯВАЛ, а во-вторых — я отлично стакаю колоду. Не садитесь со мной за карточный стол. Серьезно.
Тааак вот. Большая часть моих Таро-сессий строилась на приеме, известном как «холодное слушание». Суть в том, что САМ ты сообщаешь минимум информации. Например, в расклад падает карта «Башня». И мы, допустим, говорим:
— Вижу высокое здание, беда тебе через него корячится.
И тут же херка-готелка вываливает сходу:
— Ой, это ж мой универ! У меня ж зачеты не сданы, проректор-собака принципиальный попался, я уж и деньги предлагала…
Мы хватаемся за эту мысль и развиваем ее:
— Смотри, видишь, с башни падают двое? (это, если что, стандартное изображение на колоде Райдера-Уайта, разумеется, с вариациями) Эти двое — мужчины, которые собираются испортить тебе жизнь. Но ничего не бойся — очень скоро башня под ними обрушится, и они окажутся на земле.
То же самое (с разной степенью мистичности, романтичности и реалистичности) мы промываем мозги доверчивой лохушке и, в зависимости от наших целей, получаем либо гонорар, либо новых клиентов, либо немножко пи3дятинки (для этого желательно напустить романтики и намекнуть на собственную значимость в ее жизни. Главное — не переусердствовать).
Кстати, о «переусердствовать». Пожалуй, под это можно сюда выложить вторую историю из моей жизни.
Бухал я в сосничестве знатно. Прям очень знатно. Любимым напитком была «крапачина» (не спрашивайте, это название придумал не я). Состав прост: портвейн 777 за сорок рублей + кола (обязательно с сахаром, а то не торкнет). Кстати, вечером от него нехило так болела печень. Или вот — чтобы башню унесло на добрые сутки: в пивную кружку заливаем советское шампанское и абсент (желательно, самодельный) в пропорции 3 к 4. Если башка совсем не дорога (а бывало и такое), то 50 на 50.
По пьяни мы творили много разной нездоровой херни. Как-то раз с другом обблевали фары машины доставщика пиццы. Дело было холодной зимой, поэтому, когда водитель вышел из подъезда все наше «добро» примерзло к фарам намертво. По синей лавочке мы любили устраивать ретро-гоп пати: одевались в дешевый камуфляж, покупали «Беломорканал», водку «Журавли» и шли в самый неблагополучный район Мытищ (он состоял, в основном, из двухэтажных бараков), ходили, дое6ывались до окружающих, горланили песни «Арии» и «ГроБ».
По синьке мы не раз ходили на свидания, что однажды закончилось для девушки ОГРОМНЫМ бланшем под глазом. А правильно, незачем пьяному человеку хвастаться своими навыками фехтования — я, конечно, захотел проверить. Как вы понимаете, в той дуэли я победил.
На одной из вписок я-школьник впечатлил юную студентку прочтением наизусть целых абзацев из «Мастера и Маргариты», а когда мы начали целоваться, мне стало НУ ОЧЕНЬ интересно, как выглядит у человека глаз, когда он закрыт. И я, недолго думая, оттянул ей веко до самой брови. Как вы понимаете, в ту ночь мне ничего не обломилось.
Однажды мы с другом крайне неудачно перепились «Журавлей». Меня вертолетило всю ночь, и я настругал на стену. Но друг не сильно расстроился — ему пришлось хуже. Когда содержимое ЕГО желудка попросилось наружу, он, ничтоже сумняшеся, вышел на балкон и с облегчением позволил всем отравлявшим его токсинам (а также порции корейской морковки) покинуть организм. Однако, он не учел москитную сетку… А его батя на следующий день еще очень удивлялся — почему пес лижет стену.
Однажды я пил в Бутово в незнакомой компании. С утра мне нужно было куда-то ехать, поэтому я, не ложась отсыпаться, спозаранку отправился к метро. Часов пять утра. Никого кругом. Едва рассветает. Воздух такой чистый, аж курить не хочется, и в голове шаром покати. Красота! Одна беда — я не знал района. Вообще, две беды — мне ужасно хотелось ссать. Я, недолго думая, примостился у ближайших кустов и начал было их помечать, как чу — гляжу, в отдалении идет девушка. Целенаправленно так идет, как будто на работу. Ну я и ломанулся через кусты — дорогу спрашивать. Девушка взвизгнула и втопила на каблуках прямо через трассу. Я на автомате догонять… лишь метров через сто я додумался убрать член обратно в штаны.
В Болгарии, куда меня отправили отдыхать после 9-го класса в «детский» лагерь рюмка текилы стоила 50 центов. А с собой у меня было евро 300-400. Масштаб бедствия вы, я думаю, осознаете. Как-то раз я меня скрутило по пьяни, а соседа по комнате с ключами я найти не мог. Пришлось лезть на третий этаж по балконам. Как не сорвался — непонятно.
Зацеперство (кто не в курсе — это цепляться к электричке снаружи и ехать) — тот еще долбое6изм, но ничто не сравнится с «зацеперской рулеткой». Смысл в том, чтобы делать хороший глоток водки на каждой станции. Кто отцепился — тот проиграл. Насколько я знаю, из нашей компании через это никто не умирал, большинству хватало ума отцепиться сразу после глотка — как только чувствовали неладное, но сегодня от возможной перспективы меня до сих пор потряхивает. Я чуть было не сдох ОЧЕНЬ глупо.
Было дело, мы собрались на хате «отмечать» восьмое марта у одного задротино. Все шло весело и охерительно, пока «задротино» не повело. Кося одним глазом куда-то в сторону он что-то неуверенно промямлил, что «пора спать, идите домой». А на часах, меж тем, нули. Не знаю, как у остальных, но лично мне вырываться на ночные посиделки от отца было весьма непросто: он терпеть не мог, когда я где-то тусил ночью. Думаю, подозревал, что не в шахматы хожу играть. Но, думаю, это стало бы моей последней ночевкой вне дома, если бы я, бухой, разбудил его среди ночи, чтобы он открыл мне дверь (на ночь отец всегда запирал ее изнутри на щеколду). Поэтому я подговорил самых нетрезвых на продолжение банкета… Правда, не учел одной детали: на улице минус десять, наледь в полметра толщиной, холодрыга такая, что мысли замерзают. Пошли за сугревом в круглосуточный, нагребли на троих сто двадцать рублей. Купили бутылку «Хортицы» с перцем — чтоб, значит, лучше греться. Решили пойти в подъезд. Звоним в домофон (час ночи), я заплетающимся языком говорю «Газета из рук в руки!». Нас послали наxyй, но дверь почему-то открыли. Видать, кнопки перепутали. Зашли, окружили трубу, застегнулись одним пуховиком на троих, чтоб теплее, отпиваем по очереди, греемся. Так до утра и проторчали.
Разок вышел погулять, встретил друзей, е6нули по коктейльчику-другому. Я спи3данул сдуру, что умею делать пирсинг. Они захотели пирсинг языка. Пересчитали деньги. Купили два девчачьих гвоздика, катетерную иглу, яблоко и чекушку водки. Домой ни к кому нельзя, пошли в подъезд. Посадил по одному на пол, голову закинул на подоконник. Яблоко — под язык, иглу зачистил своим тупым ножом для рыбы, насадил сережку. У одного прошло как по маслу — то ли язык тонкий, то ли я попал удачно. А у второго — встряло — ни туда, ни сюда. Ну я донышком чекушки е6нул по игле и проколол все… язык, яблоко и, кажись, в кость подъязычную попал. Кровищи было… три дня они не разговаривали (ни с кем). Одному так понравилось, что он на пирсинг прям подсел, а вот второй вынул сережку день на четвертый, обругал меня последними словами… Но я не обижался — во-первых, за дело, а во-вторых, уж больно смешно он начал шепелявить.
Как-то раз отдыхали с другом на даче на Икше. Перепились вусмерть и нас потянуло на подвиги. Сначала хотели выкопать бункер, но где-то на первом метре земли нам стало скучно, и мы решили собрать плот из пенопласта, деревянных палет и бутылок. Плот подтапливало, но он выдерживал двоих. Гребли большой палкой (весла не было) и чуть не угодили под пароход. Вряд ли мы успели отгрести в сторону — скорее, нас снесло волной. Отдельная история — как мы возвращались на свой берег. Вот фото плота:
Но, пожалуй, самой забавной историей о пьянке будет эта:
2. Пицца с креветками
Было мне лет 14-15, около того. В башке насрано похуже, чем в общественном туалете у станции Маленковская, у друзей то же самое. Все мы были уже к тому моменту знатными этиловыми ветеранами.
И вот, у одного мальчика, пусть будет Денисом, случился день рождения. Так-то он у него каждый год случался, но этот раз был особенный, шестнадцатый, так что тетка его, откровенно баловавшая своего племянника, выкатила ему царский подгон: 10 000 рублей ( год 2004-5) и ХАТА НА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ полностью без присмотра взрослых!
Денис был ( да и остается, наверное, хз, давно не виделись) парнем широкой души, так что на днюху он позвал едва ли не всех дворовых гопников, включая меня и некоего мальчика Лешу.
Мальчик Леша не был ботаником или задротом, и даже едва не был исключен из школы за прогулы - почти всю четверть он просидел в компьютерных клубах, гоняя в дотку ( ЭТО БЫЛА КАРТА ДЛЯ ВАРКРАФТА, ПИЗДЮКИ!!!) и контру ( 1.6 для батьков, а не это разукрашенное мыльцо) и нагибал только в путь, так что админы засматривались ( на Тинкере просто зверь был). Но так уж случилось, что опыта с алкоголем у него не было.
Первым делом мы с пацанами, конечно же, пошли закупаться в ближайший магазин-"стекляшку". Брали, что называется, по-царски - ни грамма еды. Только водка (Журавли), запивка (крашеная водичка со вкусом апельсина "Любимый"), пиво "Велкопоповецкий Козел" (были среди нас любители полирнуть ёршиком) и два блока четвертого "Кента". Шиковали, в общем, по полной.
Придя на хату, именинник царственным жестом взял радиотелефон и заказал кучу разных пицц. Каких только не было - с ананасом, с халапеньо, четыре сезона, четыре сыра, четыре хлеба и моя любимая - с креветками.
Уселись за стол, стали разливать, ну и глушить тут же, чай, водка не чай - чего ее студить? А мальчик Леша как-то застеснялся, говорит, мол, ему к репетитору по математике еще нужно потом вечером (поотстал он за прогулянную четверть). Так уж распорядилась злодейка-судьба, что мальчик Леша сидел совсем рядом со мной - совпало так. Любили мы оба очень пиццу с креветками, подобрались к ней поближе.
И вот не хочет Леша ни в какую за здоровье именинника пить - не обучен, мол, да не желает здоровье гробить за вот это самое... Ну, тут уж и я, навеселе будучи, не стерпел, кулаком по столу ёбнул - хошь-не-хошь, а хозяина уважить надо. Ну, саданул он сдуру первую рюмку, за пиццей тянется - уж больно злая была водяра, да теплая вдобавок, а я пиццу-то отодвигаю. Да вы не подумайте, мне не жалко, просто опосля первой не закусывают. Да и вообще, чего время терять - чай меж первой и второй промежуток небольшой совсем? Ебнул он и вторую! А мне что-то "Судьба человека" в голову ударила, решил я из него героического военнопленного делать, пиццу отобрал, говорю, мол, и после второй не закусывают. И вообще - меньше трех пить нельзя.
Тут Леша, конечно, знатно окосел, но и пиццу таперича мне от него оборонять было нечем. Хотел он себе соку налить, а тут его ужо другие за руку поймали - не тронь, мол, дурак, запивку! Ты ж ее ежели как воду хлестать будешь, придется скоро водой из-под крана запивать! Вручили Леше бутылку пива. Лакировать. В стакан налили даже - культурно чтоб все.
И смотрю - смешно Лешка косеет. Краснеет как рак, речи передовые всякие толкает, хорохорится. Да и "Журавли" уже откровенно никуда не летели... Так я рюмашку налью, пригублю для виду, а остальное Лешке в пиво. Я трезвее останусь, а человек хоть ерша попробует.
Смотрим мы, не идет у Леши ёрш. Не его рыба, видать, по гороскопу. Сидит на стуле белый, скучает. Мы его, конечно, теребим:
А Леша ихний рот раскрыл и не отзывается. Ну, извинились мы с именинником перед честной публикой за слабость Лешиного организма, да понесли его в туалет. Голову над унитазом наклонили, чтоб, сподручнее ему, значит, в Ригу было ехать, полотенчико ему подложили на кружок унитазный, чтоб щечку он свою драгоценную не отлежал, да пошли дальше праздновать.
Долго ли, коротко ли, а доплыл-таки чей-то ёрш сначала до пузыря, а после до мочевыводного канала и стал наружу проситься. Был то Дима Фрик, или Тоха Скин, может, Рома Мешок, а, может, даже сам именинник Денис-Шмыга, да только вскоре раздались из туалета звуки смутно связанные с паникой.
Я, хоть и был жестоко отравлен этаноловыми спиртами, возгорелся жгучим чувством ответственности и взял курс на санузел. Именинник был уже там.
Башкой в унитазе на полу сидел Леша - скучны-ы-ый, краше в гроб кладут. Морда белая, с фаянсом сливается, ноги в носочках полосатых по кафелю расползаются, рученьки его безвольно висят... Ну, как есть, алкогольное отравление.
Стали на цуефа выяснять, кто Лешку, так сказать, промывать будет. До трех побед играли. Потом все-таки решили, что проиграл именинник-Шмыга - уж больно его пальцы длинные ловки были - не поймешь, то ли фигу, то ли ножницы показывает (вылитый Хавьер Ботет, без шуток).
Засунул именинник пальцы свои длинные Лешке в глотку - ну как есть фильм ужасов. Встрепенулся Лешка, застонал и выдал поток отходов, правда, пока ему пальцы в глотку совали, сместили, так сказать, прицел, а потому Леша немного замарался... По самые, что называется, панталоны. И описался даже, кажется, немножко. Там уж не определишь - тут тебе пиво, тут тебе креветки по рубашке разбросаны, не до спектрального анализа.
Мы его давай по плечам хлопать, с воскрешением поздравлять, а он опять, значит, головкой поникает, тоскливый весь такой, бледный.
Спасать, значит, человека надо. В скорую не позвонишь - мама пизды даст, если узнает. Своими силами надо.
- А давайте его в ванную посадим! Вода - она завсегда исцеляет. Человек в теплой воде он как бы в утробу возвращается и за счет всяких мозговых там реакций, синапсы-нейроны, как бы перерождается, и ходит аки огурчик, и похмелье ему нипочем, и, вообще, тонус улучшается. Ну и помыть бы его...
Не помню точно, кто это предложил, но предложение было принято с энтузиазмом и единогласно, как на лучших партсобраниях. Приподняли мы Лешку - только на вытянутых руках, чтобы, так сказать, не замараться - да посадили его как есть в ванну, в носках и галифе. Набуровили ему, значит, воды потеплее, чтоб не замерз да и в целом, чтоб процессы в организме ускорить. Лешка сразу как-то оживился, ногами засучил, замычал, потом не выдержал и от себя еще в ванну добавил.
Повсплывали креветочки, почуяв родную среду, забулькало все, забурлило. Мы ему мыла на всякий случай добавили и оставили отмокать - пущай в себя приходит. Одна беда - Леша голову ронял то и дело в воду, булькать начинал и вообще глаза закрывать забывал, а сидеть с ним никому не хотелось. Мы ему тогда сушилку для белья под голову подложили. Полоски у него на щеке не проходили с неделю, но зато живой остался.
Пошли мы дальше куролесить - как-никак праздник у человека. Тут еще Серега-Вампир гитару притаранил, мы слабали традиционное "Все идет по плану", потом "Чекистов" рубанули - мы мол, береты, на лоб надвинем, и автоматы удобней сдвинем - потом поперло нас на лирику про то, как "нас окутает дым сигарет, ты уйдешь, как растает рассвет".
Расчувствовались, да ёрш хорошо идет, начали бабцов разных вызванивать - глядишь, кто придет. Без всякой крамольной мысли, просто для компании. Оно ж как - баба в любой бомжатник придет, сразу все подбираются, джентельменят вовсю - тут стульчик подставить, тут дверь придержать, чтобы сраку не прищемила, и вообще битте-дритте-мадемуазелсь-кескесе и сплошное комильфо со всех сторон. А без баб, господа, уж извините, любая мужская посиделка - она тот еще быдлятник. Тут, понимаешь, носки воняют, неделю ношены, тут газы чьи-то кишечные с желудочными перемешиваются, там за дотку пиздеть начали... Скука и мещанство.
В общем, часа через два-полтора вспомнили мы про Лешку. Он, конечно, в воду еще добавил, а потому сидел он в довольно гадком "пруду", напоминающем очко сортира. Сидит белый, как унитаз ( ну, до всего этого), зубами стучит, глаза пучит. Ну, решили, пора, мол, вынимать Лешку, сготовился уже поди - вон и вода остыла, креветки всплыли.
Окатили его из душа как следует, слили воду... ну и прочее. Все равно дрожит, бедняга, как цуцик. Тут кто-то догадался воду потеплее сделать, да одежду с него мокрую снять. Уровень брезгливости у нас к тому моменту уже упал до необходимого уровня, а потому раздевали мы Лешку всей кодлой, скидываясь на цуефа, кому трусы, кому носки, а кто рубашечкой отделался. Мне носки достались.
Закинули мы его шмотье в стиральную машинку на быстрый режим - чтоб и отстирала и отжала. Благо мобильник догадались вытащить. Запоздало, конечно, но тут-то высушить можно, а такую центрифугу как стиральная машина Бош 1999 года его вялый Сименс бы никак не пережил.
Отмыли мы Лешку ( ну, чтоб хотя бы прилипшей блевотины не было), да укутали пледом и положили на диван в зал. Сами тоже в зал ушли - во-первых, пицца кончилась, во-вторых все же боязно было его оставлять, как-никак друг все-таки. Лежит он такой себе в пледике, бледный, скучный, как младенчик. Губы синеют, глаза закатываются и как будто даже не дышит.
Мы ему "Леша-Леша", а Леша, знай себе, хрипит, и вообще как будто на тот свет собирается.
И тут с балкона возвращается Рома-Мешок, курить, он, значит, собака, выходил. И прямо, значит, со всего размаху как сядет на диван, чуть ли едва ли не на Лешу. И вот он, может быть, сука последняя, арап и вообще говно человек, как есть, и мещанин беспартийный, однако, спас он жизнь Леше. Ткнулся он ему своим задом в трениках спортивных куда-то в многострадальный Лешин живот, а у того взяла, да и вылетела из горла креветочка. Вылетела и лежит такая невинная на ковре, будто и не человека только что едва не уморила. А бедняга задышал, как паровоз, запыхтел даже.
Через час Леша , конечно, очнулся. Блажить стал, материться, раздосадованный очень. К репетитору, говорит, ему бежать надо, а то ведь мамка заругает - ему за ту прогулянную четверть еще периодически влетало.
А куда его такого? Морда бледная, одежда мокрая... Ладно, что делать? Одежду мы утюгом просушили. Кармашек, правда, на рубашке прожгли, но там если булавочкой зацепить и рукой придерживать - то вовсе и незаметно вроде, как новая рубашка. Самого Лешку напоили кофием с энергетиком - на цуефа Фрик в магазин сбегал. Леша взбодрился, ожил весь, подобрался, только головой вертеть странно начал и дышать как будто через силу. Говорил - "Время видит". Торопился, наверное.
Снарядили мы Леше в помощь экспедицию - двух самых трезвых, Рому-Мешка и Тоху -Скина, чтоб они, значит, Лешу до дому проводили.
Дальнейшую историю нам рассказал через пару недель уже Леша, но верю я ему как самому себе.
Зашел он, значит, домой, сидит, репетитора ждет. Тут домофон пиликает, тишину нарушает. Он, значит, трубку взял - открыто мол, заходите. Заходит такая, знаете, училочка - ножки тоненькие, ридикюльчик там, с учебниками, может, платьице скромное, ситцевое и личико такое потасканно-аристократическое.
Леша, конечно, честно просидел полтора часа занятия, но, сами понимаете, не впрок - тут дроби не сходятся, там икс сам себе неравен. В общем, впустую прошло занятие, и идти бы той училочке домой к песьей матери - не урок, а расстройство сплошное. Но - усвоен материал или не усвоен, а все одно - пятифон, брат, плати и не хнычь.
Полез тут, значит, Леша в карман за деньгами, что ему мама с собой дала. Ищет в одном кармане - ничего - только мокро. В другом ищет - тоже ничего, мобильник только неработающий (он потом, через два дня ожил, обсох, видать). Сует он, значит, жменю свою загребущую в третий карман, тот, что на задней точке, чует - нащупал что-то, достает и смотрит.
А на ладошке у Леши лежит такая, знаете... креветочка. Заплыла, видать, покуда он в ванной откисал. Тут Леша, конечно, заплатил репетиторше сполна - и на платьице ситцевое и даже в ридикюль немножко.
Ясно дело, Лешка еще недели две на домашнем аресте просидел. Вышел потом во двор. Возмужал даже немножко. И в математике сам разбираться начал - от безысходности видать, потому как училочка та от него отказалась. А вот креветки он с тех пор не кушает, и на пиццу смотрит с подозрением. Видать, не понравилась.
Короче, бухать плохо, пацаны (и пацанессы). Честно — ничего, кроме смешных историй, которые ПОТОМ прикольно вспоминать, алкоголь мне не принес. А, ну еще был такой чувак по кличке Кот. Я КАТЕГОРИЧЕСКИ не помню, откуда его знаю и где с ним познакомился, но он мне звонил почти лет 10 и поздравлял с КАЖДЫМ известным ему праздником. Притом, смена номера не помогала.