Может ли Путин превратить РФ в Иран или КНДР?

Начало здесь. Когда выше я заявил, что для путинистов нет ни малейшей нужды в переходе к тоталитарному режиму управления, я сделал оговорку, что саму возможность внедрения тоталитарных практик и методов управления это не исключает. В данном контексте интересно будет рассмотреть примеры Туркменистана и Ирана. Приведу пикчу из чата по подготовки к ЕГЭ, чтобы освежить в памяти читателя типологию диктаторских режимов.

Строго говоря, сегодня только одно государство почти на все 100% подпадает под определение тоталитарного – КНДР. Но реальная жизнь не подчиняется умозрительным схемам, поэтому многие авторитарные режимы могут нести в себе яркие признаки тоталитарных. Например, в Туркменистане мы наблюдаем практически все формальные признаки тоталитаризма. Разве что сегодня там имитируется многопартийность – есть целых три разрешенных партии. Все они, разумеется, проправительственные. Кстати, в Северной Корее однопартийная система так же уже трансформирована в трехпартийную, хотя доктринально режим остается однопартийным. Наверняка это вызвано влиянием китайских товарищей. В Китае всем рулит КПК, но номинально в стране действует еще восемь партий, владеющих чуть менее чем четвертью мандатов в парламенте. Видимость демократии  и политического плюрализма соблюдается.

Правящей в Туркменистане является Демократическая партия (оцените название!), возникшая путем преобразования из КПСС. Причем до 2013 г. в стране официально действовала однопартийная система. После принятия в 2012 г. закона о политических партиях, ДПТ занимает 40-50 % мест в парламенте, до четверти мандатов распределяется в пользу «оппозиции», остальные депутаты формально являются независимыми (их кандидатуры выдвигаются группами граждан). Но, разумеется, все 100% кандидатов проходят строжайший отбор еще до выдвижения, и выборы фактически являются плебисцитарными, а не конкурентными.

Была предпринята в Туркменистане и попытка насаждения государственной идеологии, выразившаяся в сакрализации книги первого диктатора страны Сапармурата Ниязова под названием «Рухнама», которую он презентовал, как нравственную Конституцию туркмен. «Рухнаму» в обязательном порядке изучали в школах и вузах, чиновникам при замещении должности следовало сдать экзамен на знание «Рухнамы». Правда, после смерти Ниязова культ «Рухнамы» пошел на спад и закончился изъятием «священной книги туркменского народа» из библиотек.

Однако несмотря на то, что, по крайней мере, до 2013 г. (официальная отмена культа «Рухнамы» и проведение многопартийных выборов) Туркменистан обладал всеми формальными признаками тоталитарного государства, он таковым не был по своей сути – какой-либо национальный проект, требующий мобилизации сил общества, так не появился. Даже на закате СССР Туркменистан был, пожалуй, единственной республикой, в которой отсутствовало национально-освободительное движение в каком-либо виде.

Схожая ситуация была в Белорусской ССР, но там формально националистический Народный фронт существовал, хоть всегда был глубоко маргинальной тусовкой. Именно поэтому даже введение госидеологии стало не насущной необходимостью с целью мобилизации творческой энергии масс, а лишь элементом культа личности диктатора. Не было бы у туркменбаши склонности к псевдоисторическому и философскому графоманству – туркмены бы прекрасно обошлись без знакомства со «второго по значению послания миру после Корана».

Запрос на консолидированную идеологию снизу абсолютно отсутствует. Поэтому и отказ от госидеологии произошел совершенно буднично и серо. Следующий диктатор был не столько писатель-идеолог, сколько музыкант, поэтому телевидение с утра до вечера стало крутить бессмертные хиты нового лидера нации, насилуя уши подданных. Так что сущность у туркменского режима – сугубо авторитарная, но конструктивно она пытается (при нынешнем правителе существенно меньше, чем при предыдущем) косплеить Северную Корею.

Другой любопытный пример – Иран. Вроде бы и с клерикальной идеологией (вилаят аль-факих), и с национальным проектом строительства исламского государства проблем нет, но при этом в стране существует не только многопартийность, но и, что совсем уж явно вырывается из шаблона – конкурентные выборы, обеспечивающие реальную сменяемость президентов, премьеров и депутатов парламента. Опять же, клерикальная идеология используется не как мобилизующий фактор для масс, а как инструмент контроля за поведением граждан. Чтобы хоть как-то это объяснить, необходимо понять весьма специфические характеристики иранского политического режима.

Во-первых, он возник в результате очень редкого феномена – так называемой революции отката (консервативная революция). Обычно революция приводит к бурному прогрессу, она и совершается под лозунгами ускоренного марша к светлому будущему, часто сопровождается агрессивным отрицанием всего старого. Исламская революция 1979 г. стала актом решительного отрицания модернизации и прошла под флагом возврата в «прекрасное прошлое». Именно поэтому мобилизация общества для строительства чего-то нового не потребовалась, достаточно оказалось вытоптать проявления «бесовской» вестернизации предыдущего режима. Нация не могла сплотиться и в едином порыве созидать процветающий исламский рай, которому будет завидовать весь мир, поскольку для этого пришлось бы сотрудничать с тем самым безбожным Западом, что аятоллы объявили главным врагом. Ключевая задача власти – удержание населения в том аду, что они устроили, а тут потребна уже не мобилизация общества, а его атомизация, к чему прибегают именно авторитарные режимы.

Во-вторых, политическая система Ирана, и это его уникальное свойство, носит двойственный характер – там существуют параллельно светская и клерикальная политические системы, причем вторая доминирует. Поэтому, если утрировать, светская политическая система является мягко-авторитарной и имитационно-демократической по характеру, а религиозная – тоталитарный. При этом для светского политика путь в клерикальную вертикаль власти закрыт, в то время как перетекание кадров из духовно-административной иерархии в государственные структуры управления происходит без проблем.

Именно это обстоятельство во многом определяет неслыханно либеральный для тоталитарной системы характер светской политической модели Ирана. Почему бы и не поводить выборы честно, если на выборах в светские органы власти не происходит борьбы за власть? Высшая власть была и будет в руках рахбара и Совета экспертов (мулл), которые и выбирают из своего тесного круга пожизненного главу государства, а также назначают чиновников на ключевые посты в армии, спецслужбах. У совершенно неподотчетного населению Совета фактически неограниченные полномочия – он может проводить кадровые перестановки в правительстве, отменять любые законы и снимать с выборов нежелательных кандидатов за «нарушение принципов ислама». Никакие самые свободные и кристально честные выборы не способны подорвать власть аятолл.

Поэтому и иранские политические партии – это не партии в классическом понимании. Они близки к политическим партиям специфического украинского типа – фан-группам того или иного политика. В Украине отсутствуют идеологические или классовые партии, все они лидерского, популистского толка, все создаются как инструмент продвижения конкретного политика – быстро возникают, обретают массовую популярность, и столь же стремительно рассыпаются, как только закатывается звезда их фронтмена. Партийные функционеры и политики-сателлиты вынуждены искать себе нового хозяина, что делает именно голый популизм главным стержнем украинской политики. Нечто подобное мы наблюдаем и на иранской политической сцене с той лишь разницей, что украинский популист может на некоторое время обрести власть, а популист иранский в случае успеха получает лишь должность и статус, но всегда остается лишь слугой истинных владык страны.

Двойственный характер политической системы Ирана проявляется и в наличии параллельного общегосударственному силового аппарата, подконтрольного исключительно аятоллам. Прежде всего речь о Корпусе стражей исламской революции (КСИР), представляющим собой полноценную армию со своими сухопутными силами (до 17 дивизий), авиацией, флотом, ракетными войсками, разведкой. Так же в состав КСИР входит полувоенное ополчение Басидж с весьма широким функционалом – оно выполняет как роль «комсомола» и структур начальной военной подготовки для школьников, профсоюзов, благотворительной организации, так роль полиции нравов и карательной структуры. Впрочем, как раз для тоталитарных режимов это обычное дело. В нацистской Германии вес имела партийная служба безопасности СД. Да и войска СС находились в двойном подчинении армии и НСДАП. В Северной Корее малочисленной, но наиболее влиятельной спецслужбой с максимально широкими полномочиями является так называемое «Управление 35-й комнаты», подчиняющееся лично генсеку правящей Трудовой партии Кореи.

Некоторые публицисты ошибочно считают процесс суверенизации спецслужб признаком разрушения диктаторского режима, свидетельством утраты государством монополии на насилие. Это совершенно не так. В предыдущем посте я описал процессы, делающие создание альтернативных спецслужб неизбежным именно в тоталитарных режимах, вынужденных создавать раздутый аппарат, в том числе репрессивный, для тотального контроля общества. Не протестно настроенные ширнармассы, а именно этот аппарат и становится главной угрозой для диктатора и правящей партии, поскольку получает в свои руки громадные полномочия и лишен какого-либо контроля со стороны общества. В противовес ему возникают структуры типа СС, СД, КСИР и Управления 35-й комнаты, подчиняющиеся непосредственно высшему руководству страны.

Мировая политическая история не знает примеров трансформации авторитарных режимов в тоталитарные, хотя переход от тоталитаризма к автократиям был осуществлен СССР и сейчас происходит в Китае. Но, как показывают описанные мной случаи, формально авторитарный режим может примерить на себя доспехи тоталитаризма. В этой связи почему бы не рассмотреть умозрительно, например, такую ситуацию:

🟥 война, в которую вляпался путинский режим, грает роль исторического вызова;

🟥 как реакция на него, возникает запрос на милитаристкую, фашистскую идеологию, массы быстро заражаются ею;

🟥 от общества требуется концентрация сверхусилий, без коих победа в войне недостижима;

🟥страна под руководством фашизироанной элиты начинает трансформацию экономики и общественной жизни в рамках мобилизационного рывка по построению «осажденной крепости», успешно отбивающейся от всего мира.

🟥 в ходе реализации этого проекта сворачиваются все демократические свободы, ликвидируются гражданские права, выжигаются каленым железом «вражеские ценности» (вместе с их носителям, разумеется), ликвидируются последние рудименты свободомыслия и плюрализма, в стране вводится перманентное военное положение, военная цензура и полувоенный режим управления в тылу, границы закрываются, несанкционированные связи с внешним миром приравниваются к госизмене;

🟥 на выходе получается гипермилитаризованное тоталитарное общество, где население с младых ногтей воспитывается в готовности отдать жизнь за вождя и победу рейха.

Я считаю генезис российского общества и политического режима в таком направлении принципиально невозможным на практике, и вот почему… (Продолжение).