За что Зеленский хочет смайнать Залужного

То, что Зеленский спит и видит, как бы отправить в отставку главкома ВСУ генерала Валерия Залужного – очевидно. Но объясняется это назревающее кадровое решение не номенклатурной, а сугубо политической логикой. Давайте я попробую ее объяснить так, чтобы было понятно даже тем, кто не понимает, что такое война.

Война, как я уже не раз говорил, есть высшая форма конкуренции социальных систем. Войны бывают не только горячими, когда батяня-комбат поднимает ребятушек в атаку и гонит их на вражеские пулеметы, но и дипломатическими, торговыми, информационными, религиозными. идеологическими и т. д. Война – совершенно естественное состояние для человечества. Воюют между собой не только страны и коалиции стран, но и отдельные индивиды за благосклонность самки, пинатели мяча ногой – за счет на табло (и свой банковский счет, конечно), криминальные группировки – за контроль над рынком, корпорации – за продвижение своего стандарта.

Те, кому больше 40 лет, наверняка помнят то доцифровое время, когда основным носителем музыкальных записей были компакт-кассеты. Но мало кто знает, что придумана компакт-кассета была корпорацией PHILIPS в 1963 г., и в Европе она вела войну стандартов с компанией GRUNDIG (этот легендарный бренд знаком тем, кому за 60), разработавшей формат DC-International. Смысл войны очевиден – победитель получает лицензионные отчисления от всех производителей магнитофонов, плееров, автомагнитол и носителей, а побежденный уходит с рынка. Компакт-кассета победила, благодаря очень нестандартному ходу своего разработчика, отказавшегося от лицензионных требований. В итоге японские и южнокорейские производители буквально засыпали мир компакт-кассетами и их проигрывателями.

Германская корпорация GRUNDIG зачахла и была скуплена нидерландской PHILIPS, а теперь находится под контролем турецкого производителя бытовой техники ARCELIK. Кстати, попутно PHILIPS выиграла войну стандартов и в Америке, где противостоящими ей форматами аудионосителей являлись 8 Track и Stereo-Pak.

Спрашивается, к чему это я клоню, и какое отношение война аудиоформатов или, скажем, более близкая к нам по времени война USB-разъемов, имеет отношение к войне в Украине? А клоню я к тому, что война – это всегда результат стратегического ВЫБОРА. Ведь могла же компания GRUNDIG не тратить деньги и время на разработку своего стандарта, а просто купить лицензию у PHILIPS, представившей компакт-кассету двумя годами ранее. Если же корпорация GRUNDIG выбрала войну, то следовало заботиться тем, чтобы предложить миру не аналогичное тому, что есть у конкурента, а ПРЕВОСХОДЯЩЕЕ по технологичности и функционалу. Однако менеджмент компании исходил из того, что GRUNDIG является крупнейшим в мире производителем бобинных магнитофонов, и только на этом основании может навязать рынку свой стандарт и в кассетных проигрывателях.

То есть, рассуждая в терминах войны, GRUNDIG являлся агрессором, а PHILIPS – объектом атаки. Учитывая, что на рынке аудиопроигрывателей первый имел несравнимо больший вес, PHILIPS никогда бы не удалось победить соперника в лобовом столкновении – тот начал бы выпускать проигрыватели ТОЛЬКО под свой формат. Поэтому и была выбрана асимметричная стратегия – отказ от лицензии. Причем на самом деле все было еще сложнее – руководство PHILIPS опасалось конкуренции не с GRUNDIG, а, прежде всего, с японской SONY, ставшей к тому времени крупным игроком на глобальном рынке, агрессивно насаждающим свои стандарты. Поэтому отказ от лицензии стал одновременно и актом уклонения от войны (это была как бы превентивная капитуляция), и ключевым фактором триумфальной победы стандарта компакт-кассеты в мировом масштабе. Такая вот диалектическая логика.

Поэтому, когда я слышу банальную демагогию, что у Украины НЕТ ВЫБОРА, мол на нас напали, мы вынуждены сопротивляться, иначе нас уничтожат, то остается лишь констатировать, что в очередной раз передо мной идиот, в принципе не понимающий, что такое война. Априорный отказ от выбора – первопричина поражения. Война – это всегда выбор. Выбор начинается уже на том этапе, когда принимается ключевое решение – входить в конфронтацию, или избегать ее, принимать вызов или отказаться от борьбы.

📍 Воевать следует исключительно в том случае, если ЕСТЬ ЦЕЛЬ, и она ДОСТИЖИМА.

📍 Если цель достигнута, войну следует как можно скорее прекращать. - Если цель утрачена – то же самое.

📍 Если цели нет – то единственно разумным будет избегать войны.

📍 А если она в этой ситуации навязана, то следует стремится выйти из нее с меньшими издержками.

Это констатации совершенно аксиоматического характера. Запомните данные тезисы, мы к ним вскоре вернемся.

Проблема Украины в неадекватном целеполагании. Или даже в его отсутствии. Я неоднократно писал еще до февраля 2022 г., что после Минска-2 война на Донбассе, пускай даже в замороженном виде, абсолютно бессмысленна для Украины. Замороженный формат был выгоден Кремлю, который мог опосредованно управлять этим конфликтом: если надо – притушить, если потребуется – раздуть. И в любом случае всегда был повод обвинять Киев в срыве минских договоренностей.

У Украины был достаточно широкий выбор. Самым очевидным выбором было финализировать войну, признав факт утраты территорий и отказаться от попыток вернуть их силой. Юридически признавать при этом аннексию Крыма, а также ДНР И ЛНР совершенно не требовалось. Это ровно то, что грузины сделали в 2008 г. по итогам проигранной пятидневной войны. Аргументы о том, что в этом случае рашисты, ободренные успехом, попрут дальше, совершенно несостоятельны. В Грузии они дальше не поперли, хотя риска получить ответку от микроскопической грузинской армии практически нет. А в Украине как раз поперли, несмотря на все потуги Киева по «противостоянию москальской угрозе».

Но, допустим, риск, что «попрут дальше» был ключевым фактором. В этом случае целью всей украинской внешней политики должно было стать устранение этой угрозы. В крайнем случае следовало даже официально объявить об отказе от уже утраченных территорий и бегом вступать в НАТО (вступление, разумеется, должно быть согласовано заранее) – это полностью исключило бы риск расширения агрессии ценой ВРЕМЕННОЙ утраты территорий.

Большевики, когда заключали Брестский мир, отказались от громадных территорий, но уже через несколько месяцев аннулировали его. Так и Украина могла бы дождаться подходящих условий – и заявить претензии на «временно оккупированные» земли. Пример успеха выжидательной стратегии дает нам Азербайджан, вернувший потерянные территории спустя 30 лет, да еще и с бонусом – полным исходом чуждого этнического большинства, что исключает даже гипотетические риски при их реинтеграции. Но последнее актуально лишь в том случае, если возврат территорий будет иметь смысл. Сегодня греки-киприоты, например, совершенно не желают возвращать под свою юрисдикцию север острова, даже когда инициатива исходит от турок-киприотов. Оказалось, что раздельное проживание для них более комфортно, а территория сама по себе ценности не представляет.

Но, прежде чем рубить канаты, можно было бы попытаться урегулировать проблему отложившихся территорий политически. Потенциал у такого варианта был. Например, реинтеграция Донбасса была возможна под эгидой нормандской четверки. В конце концов можно было бы разменять Донбасс на признание Крыма частью РФ. Да, избежать войны можно было только с издержками. Но в этом и заключается политика – заплатить малую цену, чтобы избежать колоссальных потерь или даже фатального ущерба.

Объясните мне, что такого непоправимо ужасного в потери территорий? Южная Корея потому и южная, что потеряла половину своей территории, на которой находилось 98% промышленного потенциала страны. Впрочем, от тех 2%, что находились на юге, в ходе гражданской войны ничего не осталось. Однако сегодня Республика Корея – одно из самых промышленно развитых государств мира, хотя начинали они 60 лет назад с полного нуля. А ведь формально страна до сих пор находится в состоянии войны с коммунистическим Севером. Но, как видим, стратегия развития отказалась более эффективна, чем стратегия реконкисты.

Теперь скажите мне, какую стратегию реализовал Киев в «полумирный» период 2015-2022 гг.? в том-то и дело, что никакую, потому что никакой стратегии не было. Мира не добивались, к войне не готовились, минские договоренности не выполнялись, никакого иного плана урегулирования конфликта не предлагалось и даже не обсуждалось. Популизма всяких сортов и оттенков было много, но он не заменяет стратегии. Отказ от выбора, бездействие, игнорирование угрозы – вот главная причина, по которой Украина получила 24 февраля.

Напали-то, конечно, рашисты. Но они же не с Марса прилетели. Угроза существовала. Она нарастала. Что предприняли украинские власти для того, чтобы обезопасить страну? Все вот это бла-бла-бла про «укрепляли армию, сплотили общество, вводили санкции, получили томас, добились безвиза, ограничивали использование русского языка» можно смело пропускать мимо ушей. В чем конкретно заключалась стратегия?

Если ставка делалась на силовое разрешение конфликта, тогда надо было форсированно накапливать военный потенциал, как это делал Азербайджан. Однако в Карабахе Азербайджану противостояла в три раза меньшая по населению и на порядок более слабая в экономическом отношении Армения. Насколько реально было для Украины добиться военного превосходства над РФ? Очевидно, что реалистичной эта стратегия не выглядела. У Украины было семь лет, чтобы нарастить военный потенциал хотя бы до уровня, исключающего расширение агрессии. Но и в этом направлении было много казнокрадства, пустопорожней пропаганды и прочей имитации, но в стране не появилось производства патронов и артиллерийских снарядов. Украинцы не озаботились проблемой даже минометных боеприпасов, которые возможно производить буквально в кустарных условиях, как это делали израильтяне в ходе войны за независимость. Но да, «пророссийские» телеканалы в Украине закрывали только так и приходы у «московитских попов» отжимали довольно лихо.

Тут я вторгаюсь в жестко табуированную для украинцев тему – наличие внутренних противоречий, создавших условие для расширения российской агрессии, но углубляться в них не будем. В общем, раз украинцы не смогли придумать стратегию и осознать свою цель в вялотекущей гибридной войне, Путин им решил помочь, начав полномасштабное вторжение. Нет, целью оборонительной войны вовсе не является «дать отпор», «защитить свой дом» и прочая лирика. Дать отпор – это процесс. А целью этого отпора на начальном этапе вторжения являлось сохранение государственности. Базовая задача выполнена – ВСУ ценой утраты обширных территорий удалось предотвратить крах государственности.

Нельзя сказать, что стратегия была безупречной, обе стороны тупили, не стесняясь. Но оккупанты тупили больше и масштабнее. Иначе, чем тупостью, нельзя назвать попытку атаковать Киев силами 30-тысячной группировки. Так или иначе, но естественная цель войны была достигнута – украинская государственность устояла. Если бы армия не справилась, ту же задачу стали решать уже дипломаты – то есть они бы, ценой территориальных и политических уступок постарались добиться таких условий капитуляции, при которых государственность и суверенитет, пускай даже в урезанном виде, сохранялись. Это было бы разумным. Сохранение государственности – тот первичный смысл войны и цель боевых действий, которые не нуждаются в декларации, осмыслении и принятии обществом. Этот смысл возникает просто по факту агрессии.

Поскольку худшего варианта развитий удалось избежать, перед Украиной уже через 3-4 недели после начала войны, точнее перехода ее в форму конвенциональной, встал первый выбор – фиксировать убытки и выходить на мирное соглашение с агрессором (хотя бы в формате перемирия), либо ставить новые ориентиры. Вот тогда-то и была провозглашена цель – исторический реванш за обиды, нанесенные Москвой в 2014 г., то бишь восстановление границ 1991 г.

Мне малоинтересен вопрос о законности, моральной обоснованности такой цели и степени поддержки ее украинским населением и международным сообществом. В данном случае это все второстепенно, главное – наличие возможностей. Мне было очевидно, что провозглашенная цель абсолютно недостижима именно военными средствами. Но кто ж мешает убедиться в этом на собственном печальном опыте?

К тому же первый опыт был частично успешен – ВСУ удалось осенью деоккупировать правобережную часть Херсонской области и Харьковщину. О частичном успехе я говорю потому, что военным удалось выполнить минимальную часть программы – реализуя свое превосходство в численности и преимущество в высокоточном оружии, выдавить агрессора с территории. Однако не удалось разгромить его хотя бы локально и, тем более, не получилось нарушить целостность его обороны, то есть перевести войну в маневренную фазу, в которой у ВСУ появляется хотя бы призрачный шанс на успех.

Однако осенние успехи породили в обществе и руководстве страны совершенно необоснованные иллюзии, что разгромить противника удастся в ходе весеннего «контрнаступа». Тот, однако, завершился полным стратегическим провалом. Сейчас киевские стратеги, конечно, ноют, что виноват плохой Запад, который чего-то им там недодал, но это – детский лепет. Если у вас не было средств для реализации задуманного, зачем вы месяцами посылали войска в мясные штурмы лини Суровикина? И почему не прекратили биться головой в стенку после того, как стала очевидна тщета этих усилий?

Так или иначе, но сейчас Украина находится в состоянии, когда заявленная цель войны недостижима. Доказано практикой. Соответственно, надо либо выходить из войны, фиксируя убытки, либо играть на обострение, повышая ставки. Проблема в том, что козырей у Киева нет. Нет даже тех духоподъемных иллюзий осени 2022 г., что врага можно разбить на поле боя с помощью западных вундервафлей.

При этом стоит учитывать, что для Украины изменилось не только целеполагание, но и условия. Оборонительная война за сохранение государственности увенчалась успехом в условиях маневренной войны. Война-реванш разворачивается не только в формате войны на истощение, но и в условиях совершенно безнадежного для обеих сторон позиционного тупика. И вот тут самое время поговорить о том, что понятие «война» не тождественно понятию «боевые действия». Боевые действия – всего лишь одно из проявлений войны, как высшей формы конкуренции социальных систем. (Продолжение следует).