НАШ ПАРОВОЗ ВПЕРЕД ЛЕТИТ...

Неожиданно много откликов вызвал мой пост о распильном проекте железной дорогие из Китая в Узбекистан, которую очень хочет строить нынешний диктатор Кыргызстана. Даже не подозревал, что у меня в Центральной Азии так много читателей. Так вот, один из них прислал мне многобуквенное послание (частично я его цитирую ниже), в котором проводит мысль о том, что черт с ней, с коррупцией, реализация инфраструктурного проекта в качестве побочного эффекта несет угрозу распространения исламского фундаментализма и сопутствующего ему терроризма.

Понимаю недоумение читателей из РФ. В их представлении Кыргызстан – это и есть рассадник терроризма, откуда в Рассиюшку рвутся миллионы фанатиков-аллахакбарцев, мечтающих поскорее взорвать или зарезать проклятых гяуров – и в рай к гуриям. Но в действительности Кыргызстан, Узбекистан и Казахстан - страны светские, и фундаменталистская угроза напрягает население там гораздо сильнее, чем далеких москвичей. Потому как в Москве бородатые салафиты в любом случае не способны прийти к власти и установить свои порядки, они были и останутся маргиналами, а вот страны Центральной Азии имеют реальне шансы превратиться в Афганистан №2, после чего даже северокорейского типа диктатура Бердымухамедовых в Туркмении покажется доброй сказкой.

Но при чем тут железная дорога? Приведу аналогичный пример. Пару лет назад в Грузии волну ужаса вызвали публикации в СМИ о якобы готовности властей построить транспортную магистраль Грозный-Тбилиси. Конечно, информация об этом инфраструктурном проекте оказалась фейком и базировалась на голословных заявлениях Рамзана Кадырова, но страх она вызвала самый настоящий. Никому не понравилась идея иметь связь с российским «Сомали», каковым видится извне ичкерийский криминальный анклав, слабо контролируемый Москвой. Особенно в ситуации, когда в Панкиси проживает многочисленная чеченская община. Никому и в голову не пришло обсуждать какие-то экономические выгоды от новой дороги. Спокойствие важнее.

Почему же жителей Кыргызстана так пугает Китай? Дело в том, что проектируемая железнодорожная магистраль пройдет через Синьцзян-Уйгурский автономный район, который является китайской «Чечней». Проект длиной 454 километра, который должен соединить железные дороги Китая и Узбекистана через территорию Кыргызстана, является частью китайской инициативы «Один пояс - один путь» (ОПОП). Одним из ключевых рисков является возможное усиление влияния уйгурских сепаратистов и религиозных экстремистов, которые уже долгое время представляют угрозу для Китая и его соседей. Регион Синьцзян, населенный преимущественно уйгурами-мусульманами, является одной из самых неспокойных территорий Китая. На протяжении последних десятилетий здесь неоднократно происходили конфликты и акты насилия, связанные с активностью сепаратистов, стремящихся к созданию независимого Восточного Туркестана.

Строительство железной дороги предполагает активное взаимодействие и перемещение больших групп людей, что создает возможность для распространения экстремистской идеологии и мобилизации радикальных элементов. Более того, реализация таких масштабных инфраструктурных проектов может быть использована экстремистами как повод для активизации их деятельности, особенно если местное население будет недовольно тем, как реализуются мегастройки, и посчитает их угрозой для своей культурной и религиозной идентичности.

Нечто подобное можно было наблюдать в Кении в 2014 г. на фоне строительства железной дороги Момбаса-Найроби. Там имели место столкновения между местными жителями и приезжими рабочими, что привело к увеличению уровня преступности и многочисленным смертям. В Синьцзяне, где культурные и религиозные различия уже вызывают трения, подобные проекты могут стать катализатором обострения ситуации.

Местное население небезосновательно опасается, что транспортный коридор откроет шлюзы распространению экстремистской пропаганды, организации незаконного транзита оружия и боевиков. Исторически сложилось так, что Центральная Азия является коридором для различных радикальных группировок, и появление новых путей сообщения может усилить эту тенденцию. Особое беспокойство вызывает возможность увеличения потока боевиков, возвращающихся в Центральную Азию после участия в вооруженных конфликтах на Ближнем Востоке. Это может привести к росту террористической активности в регионе и дестабилизации политической обстановки. Кыргызстан и Узбекистане уже сталкивались с проблемами радикализации молодежи и возвращения боевиков из зон конфликтов. Так смертник, атаковавший посольство Китая в Бишкеке 30 августа 2016 г., оказался этническим уйгуром с таджикским паспортом.

Полагаю, полезным будет дать читателю краткую справку о том, что такое Синьцзян, как в Китае именуют Восточный Туркестан. Регион занимает площадь почти 1,7 млн кв. км, что лишь на треть меньше, чем территория Казахстана – самой крупной страны в регионе. Но население СУАР существенно больше, чем в Казахстане – 25 млн чел. Уйгурское повстанческое движение возникло сразу после завоевания этой территории Цинской империей в середине XVIII столетия и за истекшее время историки насчитывают десятки восстаний. В 40-е годы прошлого века на восточных границах СССР существовало три буферных государства-сателлита – Монголия, Тува и Восточно-Туркестанская революционная республика. Все они должны были войти в состав Советского Союза, но участь эта постигла только Туву.

С Монголией решили погодить, дождавшись, пока она присоединит к себе территорию Внутренней Монголии - региона, контролируемого преимущественно японцами. Точно такие же планы были и насчет Восточного Туркестана - пусть сначала просоветские силы полностью отобьют его у Гоминьдана, а уж тогда можно будет и принимать новую республику в состав Союза, не опасаясь обвинений в агрессии. Однако после того, как китайские коммунисты во главе с Мао Дзедуном победили Чан-Кайши, в Москве решили, что территориальные расширения за счет Китая нецелесообразны, поэтому Монголия осталась в довоенных границах, а марионеточное государство в Восточном Туркестан было ликвидировано.

Уйгуры, разумеется, были не в восторге от восстановления власти китайцев, и продолжили свою национально-освободительную борьбу. Но есть нюанс. Если раньше сепаратизм носил социальный окрас, то к XXI веку приобрел клерикальный, то есть ярко выраженный фундаменталистский характер. Ничего странного в этом нет, национально-освободительные движения на Ближнем Востоке полвека назад тоже сплошь были светскими, преимущественно социалистическими, сегодня же доминируют мракобесы типа Хамас, Хезбалла и прочие алькайеды-игилы. Вот и в Синьцзяне долго время среди уйгурских сепаратистов преобладали сторонники созданного в 1997 г. Исламского движения Восточного Туркестана, признанного террористическим не только Китаем, но и ООН, Евросоюзом, США, Казахстаном и Кыргызстаном.

Как ни парадоксально, но чем агрессивнее Китай давит исламистское подполье на своей территории, тем тревожнее соседям, прежде всего Кыргызстану, ведь если раньше китайцы выдавливали радикалов в Сирию и Афганистан, то теперь-то им куда деваться?