Пульсар

Поймала себя за руку.
— Это что такое?! Скучаешь по Вконтакте?! По старой жизни? Ты с ума сошла? Здесь началась твоя свобода, а ты горюешь по привычному?

Я сидела над пустым окошком для новых записей Вконтакте.
— Что я хочу им сказать? — спрашивала я себя так, будто оставшиеся на "той" стороне уже какие-то другие люди, — Валите из России, "тут" лучше? Что моя жизнь стала круче в эмиграции, несмотря на то, что есть свои сложности и другие задачи? Похвастаться? Пробудить ярость, потому что это весело? Надавить на то, что в России продолжается война, и эмиграция — отличный протестный шаг?

Всё сразу.
А ещё написать письмо - отчёт. Как для мамы: что покушала, поспала, с мальчиками и девочками всё хорошо, и нет, не гуляю, не пью, не употребляю наркотики, кроме солнца.

Просыпаюсь я к закату, смотрю на шапочку Арарата над гаражами, если погода балует. Это временно: режим дня сдвигается к раннему. Оказывается, в Канаде рано темнеет, как и здесь.
Я на Востоке, к этому привыкаешь. Тренируешься заранее и сейчас. И Ванкувер — одновременно крайний Запад и начало Востока? Так, получается? Где эта грань?

По вечерам на стадионе по соседству начинают играть мужчины неопределённого возраста. И громко орать — то ли от напряжения, то ли от освобождающей силы победы. Неопределённого, потому что в лицо я их ни разу не видела, а стояла на высоких камнях у забора, подкинутых местными, тогда, когда стадион грустно ожидал нового пота.

Окрестности освещают огромные прожекторы, гнездящиеся на столбах, наполняя высоту ледяным светом. Лазерная указка, новое баловство для Майи (кто же знал, что ей она понравится), добивает до них. Даже луч видно.

Иногда я думаю, что попала в 1990-ые, которые плохо помню (потому что не застала, с чужих слов). Здесь детей отпускают на самовыгул, дают в руки петарды. Мудаки постарше стреляют в собак, и не знаешь, что делать. К кому обращаться, куда звонить. Как в их руках умещаются одновременно шахматные доски и пистолеты?
Пневматика здесь — обычное дело. Может, себе тоже завести? На случай, если подвалят такие члены общества. Уж стрелять я умею, и рука на таких не дрогнет. Иногда до жути хочется, только держись.
Прыгают по гаражам вместе с кошками, и все сами по себе. Собаки, кошки, люди. Последние в меньшей степени.
За животных вдвойне обидно — многих выставляют на улицу при первом неудобстве. Сердце болезненно сжимается. Не могу их всех взять к себе.
Местные кормят, думая, что делают хорошее дело. Корм гниёт на улицах, пластиковые пакеты плодятся кучками. Окурки выкидывают на улицу с этажей повыше. И кажется, что все акции по уборке мусора обречены на провал — многие не думают. Москвы на них нет. Быстро бы и улицы причесали, и сервис.

Люди тут интересно понимают то, как работает сфера услуг и обслуживания.
Яндекс пытается переучивать и бороться за эталоны, хвала.
Курьер привозит все супы вылитыми и смешанными в одном пластиковом пакете, водитель, с которым я ехала, чуть не сбил человека (и норм), водительский класс — это как другая, высшая каста, все бибикают до оглушения, как будто это что-то изменит, доставка, когда левая нога почешет правое ухо. Много пишу — теперь ещё и отзывы о косяках и том, что можно улучшить.

Жильё подскочило до небес от новых волн, с животными заселяют ещё хуже, чем в Москве. У нас кривые стены и пол, я думала, что никогда не привыкну. Привыкла. Даже отходящий паркет уже не вызывает нытьё в сердце. Мы обжили трёшку на первом этаже — вспоминаю, как сетовала, что подниматься высоко, и вот бы с улицы сразу вход домой. Теперь так и есть. Я мечтала о трёшке, и теперь так и есть.
У меня была теория о том, что если разделить кабинет и спальное место, а ещё выделить под первый комнату побольше, то мне будет легче уживаться с людьми на долгосрочной перспективе. Оказалось, что true to life. Стало легче и спокойнее работать, пришло душевное равновесие. Хотя не только из-за этого.
У нас обшарпанно, но душевно. Странный дизайн, ляпы, вкрапления техники и уюта, немного растительности. Теперь ещё и ёлка [пихта] с небольшим количеством игрушек. У меня пока нет приданного в виде набора ёлочных игрушек — только предстоит собрать.

Если вам говорили, что Англия — туманная страна, то нагло и откровенно пиздели.
Ереван — это туманное гнездо, которое лучше не ворошить.

Я знала, что живу в век киберпанка, но здесь убедилась на деле.
Когда начинаются дожди или приходит ноль, весь город окутывает туман, становясь к ночи всё плотнее и плотнее. Лишь огни остаются в городе, и призраки — люди, рассекающие полотно невесомой паутины. Почти ничего не видно, всё растворяется вокруг. Есть лишь ты. И тонкий мир вокруг, что кажется столь далёким и иллюзорным. Вышки, холмы, строительные краны, бешено яркие колёса обозрения, таинственный центр с пустующими знатными домами, где лишь изредка есть забившиеся в дальние комнаты обитатели.

Раньше мне казалось, что Европа — рассадник вампиров. Оказалось, что их дух жив лишь в старом туманном Ереване, а в Европе — лишь глухая тень, увядший сад, исчерченный тёмными ветками и корнями. Здесь я вижу их — как они живут, двигаются, нападают, охотятся. Какие там "Вампиры средней полосы"? Вы не ходили по местным осенним улицам, не заглядывали в окна громоздких домов с одиноко мерцающими лампами, не вглядывались в тёмные уголки, в их вымышленную жизнь.

Солнечный туман существует. Такое видела впервые за все свои годы странствий, и тогда у меня родилось определение Еревана.

Город земли.

Здесь строят из вулканического туфа, и весь город переливается землистыми цветами — от телесного припудренного розового до пористого чёрного. И особенно в зимние дни, когда солнечный свет покрывается изморосью, а небо — заливное голубое, а под ним полупрозрачной молочной змеёй вьётся туман... И горы, холмы! В любую сторону дорог. Под огромным, заспанным небом, где высотки не протыкают облака.
Тогда просыпается чувство свободы, хочется смотреть за горизонт.
Где-то там огромный и разный мир, а здесь — долина сладкого сна и тёплого, медленного пробуждения, когда у деревьев только вылезают салатовые почки, и на грубой, потрескавшейся, мёртвой на вид древесине зарождается нежная, хрупкая жизнь.

Кто бы знал, что здесь настолько красиво.
И в этом тихом ужасе low life, как будто после давно свершившегося апокалипсиса, расцветает иная жизнь, где дикие законы не забыты, а новые смогут принять только после смерти последнего поколения.

Если вы думали, что я уехала в страну со спокойным небом над головой, то нет.
У нас истребители в столице летают в открытую, а не тайком. Вопрос Арцаха никуда не делся. Ездят битком набитые тёмно-зелёные тачки, меня до сих пор пугает реалистичный манекен солдата у входа в ближайший военный магазин, а война — просто другая, поближе — никак не заканчивается. Но меня это уже как будто не особо касается. Я не принадлежу этому месту во всей полноте, и многие проблемы обходят чужаков стороной.

Небо спит, потому что не хочет видеть.

Вряд ли я буду своей хоть где-то, кроме моего внутреннего мира и миров близких. Я убедилась в этом, когда недавно писала материал про Уильяма Сомерсета Моэма. Родители хотели пригвоздить его к Великобритании, но он был птицей, как и я, и так и не прижился в том гражданстве, в котором был, и в тех местах, что ему пророчили.

Иногда это пугает.
— Что, опять придётся отдавать цветы?! Отбирать книжки?.. Запаковывать коробки, и скотч, скотч, безумный, повсюду, липкий...

Боже, ненавижу скотч. Он напоминает мне о ночах, когда я собиралась одна, и пыталась упихнуть всю свою жизнь на протяжении лет в бездушный и грубый картон, неумолимо намекавший, что нажила я слишком много.

— Ну уж нет.

А потом я смотрю на нераспакованные книжные коробки, потому что нет полок, и понимаю — вот от этих нескольких я спокойно избавлюсь. Отпущу их на свободу, потому что мне нужно место. Вокруг и внутри себя.

Переезд научил меня оставлять позади, прощаться даже через водопад боли, двигаться дальше через ещё большее "не могу".
Тоскую ли я по родине? Да.
Тоскую ли я по людям, с которыми, похоже, разошлись пути? Да. И я не знаю, сможем ли мы вернуться друг к другу вновь. Может, жизнь другое нам уготовила? Не стоит сопротивляться?

Иногда кажется, что всех разбросало взрывом войны так далеко — на разные уголки земли и точки мнений, и теперь пути назад нет. Как нет и нитей, связывавших нас, даже с самыми близкими.

Я жду, когда мама снова спросит у меня, зачем я уехала, и предложит вернуться. А я не смогу.
Не из вредности, не из-за безумного, неутолимого гнева, вызванного тем, что творит правительство, не из-за бесконечного бунта против отринутой человечности, и даже не потому, что, кажется, в России для меня ничего не осталось.
А потому что я стала настолько другой, вдохнула так много свободного воздуха, о котором раньше не подозревала, что теперь не смогу жить в атмосфере с другим уровнем давления. Если двигаться, то туда, где атмосфера ещё чище.

Говорят, на другой стороне всегда зеленее.

Я поняла: зеленее там, где поливаешь.

И неважно, в какой богом забытой глубинке ты застрял.

Где ты внутри самого себя.

Поэтому я не могу вернуться, и, возможно, никогда не смогу.

Отец говорил мне, что я не уборщица, чтобы уезжать в Канаду. Знал бы он сейчас, где я. Для красоты оборота это должна быть Канада, но пока только Армения...
— Ты же умнее (выше этого...)! — восклицал он возмущённо, — Я понял, что лучше там, где родился.
А ещё мне говорили, что "где родился, там и пригодился", что "если ты здесь, значит должен быть" и "ты там никому не нужна".

Всё это — ложь беспросветная.
Мир совсем другой, а не такой, каким часто его в России малюют.

Пригождаешься там, где хотя бы немного шевелишь булочками и ручками.

Вы достаточно умные и чувствующие, чтобы выбрать себе страну, как фирму, на свой вкус. Налоги — это ежемесячная подписка на государство, помним об этом. Всегда можно подписаться на другое.

Пригождаешься не кому-то, а себе. Это в целом про жизнь — все её годы посвящаются каждому из вас.

И ничего вы никому не должны. На этом моменте хочется начать громко ругаться, потому что это одна из самых деструктивных установок, что я видела за всю свою жизнь. Но я уяснила и другое — мне пора перестать учить других людей, как им жить. Мне за вас не выбрать, мне за вас вас не изменить. Я не знаю, как вам лучше.

Как вам лучше?

Я могу рассказать, что за другой стороной горизонта, но выбирать не мне.

Я могу показать вам то, что сама вижу, все миры и их созданий, пропустить через свой опыт, но мои земли заканчиваются там, где начинаются ваши.

В предновогодний вечер я позвонила своему другу. Он удивился; одиноко пил вино и грустил в съёмной пустой в Москве, несмотря на то, что набрался сил и выбрался из личного ада Подмосковья.

В Ереване мы живём на час быстрее.

— Когда окажешься в 2023-ем, расскажи, как там. Если плохо, то лучше не перезванивай, — отметил он, зависнув в воздухе, — О таком лучше заранее не знать.
В час ночи я написала ему, что всё нормально. Жить можно.
Как будет дальше, неясно, но пока все живы и в адеквате. Последнее, возможно, очень грубое упущение.

Многих своих друзей я по первой поре хотела затащить в Армению. Мёд в уши — "тут спокойно, нет мобилизации, некоторые вещи дешевле, чем в Москве, многие психотропные лекарства можно добыть без рецептов и мороки". Ну у кого какой мёд, знаете ли!
Хотя тут лекарства иногда продают по кускам блистеров без упаковки, это просто катастрофа.

Кто-то мычал в ответ, кто-то решил, что будет бороться до конца, кто-то на меня ополчился с намёком на то, что свою страну сдаю фрицам, кто-то погрустнел и пожаловался, что пока не может себе этого позволить. Я размышляла о том, насколько они не правы, а в итоге оказалась сама. Не мне решать.

Бывают дни, когда я хочу лишь одного — чтобы ребята оказались рядом. Или общались мы почаще. Со своей стороны я стараюсь, как могу, но пока у меня такое ощущение, что там, где они остались, живут дементоры, и им приходится бороться с ними каждый день. Жалею о том, что не могу передать им воздух свободы в хорошо запечатанной банке. Чтобы не разбилась где-нибудь по дороге.

Здесь даже звёзды другие. Более яркие, их не затмевает свет города, и я смотрю на них совсем другими глазами. В определённом смысле буквально новыми. Теперь очки и линзы для меня вещи из другой жизни. Скучаю по очкам — с ними мой образ сразу приобретал поучительный, умный вид. Как будто разрешал легально поучать и наставлять.

— Да ты и так выглядишь умной, — как-то сказал мне один человек, — Иногда даже слишком.
— Остаётся это принять как комплимент и успокоиться, да?

Горе от ума реально, надо сказать. Поверьте человеку, который долго мечтал быть по-настоящему тупым и простым, как две палки. Даже сейчас излишняя рефлексия, удел ментальной роскоши, даётся с кровью и потом.

Например, я поняла, что Канада — не панацея. Я даже не уверена до конца, что хочу там жить!
Мои проблемы уехали со мной, как и вся я, и никуда от себя не денешься.
Она не решает моих задач. Я не избавлюсь от всего нажитого багажа, просто переехав ещё раз. Да, здесь легче дышать, но работа над собой и своей жизнью никогда не заканчивается.

Атмосфера влияет на человека больше, чем я думала, и недостаточно просто хотеть измениться. Если земля неплодородная, убьёшься удобрять, и не факт, что выйдет то, что хочешь.

Мам - пап, ребята!
Если хотите — летите. Если нет — то нет.

Здесь, на одном из краёв земли, где рассветы разбегаются и прыгают с гор, в одном из царств Солнца, есть, где распахнуть крылья.
Тут также хорошо, как и у вас может быть. Ведь всё у нас внутри.

Я скучаю, не знаю, как вы!
Возможно, грусть и ноты тоски вас не посещают, счастливые вы люди.
Могу только налить чаю за ваше здоровье.

Но знайте, что в мире остались люди, к которым можно прикоснуться несмотря на расстояния, и надежда есть, спрятанная в глубине каждого из нас, с обеих сторон широкого горизонта.

И где бы кто ни был, каждый остался человеком.