Козырной Марьяж

Этот пост является, в некотором роде, продолжением предыдущей записи. Точнее, имеет непосредственное отношение к картинке, в ней опубликованной. Это синопсис, или, скорее, литературная основа свадебного фильма, который мы снимали 14-го, в довесок к "Зайцам-Покусайцам".
В сущьности он проистек из ICQ-шного прогона о титрах. Реально "много букв". Если вы не ценитель трэшовых стилизаций, лучше не напрягайтесь.

Старик О'Лири, царствие ему небесное, любил говорить, что если в деле есть любовь, то деньги из дела выходят, а если есть деньги, то с любовью не вяжется. Впрочем, он так говорил, пока количество выпитого не превышало трех порций. После третьей он говорил, что настоящий мужчина, если он встретит настоящую женщину, и найдет настоящие деньги, — может все это грамотно увязать. Это, мол, и есть Американская Мечта.
К чести старика стоит отметить, что говорить о любви он начал лишь после того, как перестал практиковать сам, денег у него сроду не водилось, а после третьей его стало развозить из-за сухого закона — уж больно скверное пойло пошло.
В конце тридцатых отель «Вашингтон» пользовался дурной славой. Но проезжие гангстеры, чикагская богема средней руки, проститутки и торговцы кокаином ценили неболтливый персонал и сносные номера...

Боб Штульцман-младший — автор грошовых детективов, популярных в годы депрессии, сам был не в форме. Новый «бестселлер» тонул в литрах кукурузного виски, которое ему днем наливали из-под прилавка в баре напротив, а ночами поставляла портье гостиницы миссис Свенсон. Боб пил, думал о кредиторах (это были неприятные мысли), и о том, как, пристроив новый опус, он рванет на Кубу, к рому и мулаткам (это были мысли приятные).
Миссис Свенсон наливала и Джорджу Барышникову, который еще в Одессе прославился как мужчина, способный найти и не отдать, и кстати, любил литературу. Скверный английский не позволял ему наслаждаться Тениссоном или Блейком, но романы Штульцмана ему нравились. Промысел охотника за головами — дело неторопливое. Ждать очередного кандидата на электрический стул приходилось неделями, а литература красила ожидание. И последний роман Штульцмана был в этом отношении чудно хорош.

Старику О'Лири нравились смуглые красотки на набережной озера Мичиган. Особенно когда они ему подавали. Он занимал свое место под здоровенной осиной на променаде и проводил время в потреблении разных грошовых жидкостей и выпрашивании грошей на таковые. В хорошую погоду подавали плохо, но было приятно пребывать на свежем воздухе, в плохую — подавали лучше, и это искупало некоторые неудобства. Джордж Барышников тоже любил смуглых красоток и не любил ирландских попрошаек. И надо ж было всем троим сойтись на променаде в то скверное октябрьское утро. Третьим был отнюдь не мучимый музой мистер Штульцман. Третьей была Она...
Смуглая, как уроженка Сент-Луиса, в платье белом, как крылья ангелов, Лейла шла по набережной по одному ей ведомому маршруту и делу, неторопливая, как океанская яхта, и неотвратимая, как уведомление налоговой службы.
Джордж шел ей навстречу и чувствовал, как его сердце выплясывает чардаш...
Старик О'Лири смотрел на нее и млел от предвкушения: такая подаст так подаст...
Лейла, ибо так звали неземное видение обоих джентльменов, ничего особо не замечала. В пальцах она вертела покерную фишку — единственную из вчерашнего выигрыша, которую она не поменяла на наличные. Некий символ неверной Фортуны, который был ей больше не нужен. Она нашла мерзавца. А поскольку отставной капитан, а ныне мелкий гангстер Джек Спарроу поставил на кон не только все свои веселые баксы, но и верный «Томми»1

, ей было не только ясно, кого отправить на высшую апелляцию, но и понятно чем.
Фишка легко, но без пренебрежения перекочевала из ладони дамы в потрепанную шляпу старика. О'Лири мучительно соображал, что же делать с этой странной, но явно ценной штукой (старина не играл в холдем). Пока он пытался проветрить мозг от алкогольных паров и романтических бредней, предприимчивый Джордж прихватил подаяние на память. Он сам был полон романтических переживаний, и потому не погнушался очистить шляпу О'Лири, подавив робкую попытку сопротивления демонстрацией увесистого набалдашника своей трости, отлитого из бронзы в виде головы бульдога.

По возвращении в гостиницу Джордж не стал подниматься в номер. Он не любил тратиться на газеты, поэтому, сидя на рецепции после прогулки, просматривал корреспонденцию соседей. В это утро он никак не мог заставить себя взяться за прессу, бесцельно и, на первый взгляд, бессмысленно разбрасывал по журнальному столику карты, разминая в пальцах свою последнюю сигару. Старинному вуду-пасьянсу Джордж научился еще в Трансильвании от тамошних долгожителей. Они уверяли, что их неувядающая, хоть и несколько болезненная молодость длится благодаря релаксации и внутреннему покою, который они обретают, раскладывая этот пасьянс. Но и пасьянс не помогал ему прогнать из головы образ девушки на набережной.
«Ладно, хорош! Пора делать бизнес, пока кто-нибудь не начал делать бизнес из тебя». С этой мыслью он потянулся к стопке газет, чтобы просмотреть новые объявления о розыске за вознаграждение. И как раз когда он просматривал первое объявление, зазвонил колокол...
Роль колокола исполнял бубенчик, криво прикрученный к входной двери старым негром, который занимался в «Вашингтоне» мелким ремонтом, а по ночам в подвале расфасовывал кокаин.
Ее лицо! Такое не забывают, особенно если видел его дважды за утро, и второй раз в газетной колонке. Тем более когда руки, не чуждые этому лицу, небрежно сжимают «томми-ган».
Пока девушка беседовала с миссис Свенсон, в голове Джорджа галопировали мысли, так же быстро и хаотично, как индейцы у Литтл-Бигхорн2

: «Миллион за такую красотку?!! Дешево ценят!» Как только она тронулась к лестнице, Джордж бросился к стойке...

Штульцман не знал, что он насолил весьма серьезной даме. Лейла же знала, что, использовав ее светлый образ в своей грязной книжонке, Штульцман крупно ошибся. Лейла шла по коридору, а сверток в ее руке пах острой итальянской приправой — вендеттой. В те годы в Чикаго все знали толк в итальянской кухне, и даже те, кто не любил лазанью и пиццу, ценили хорошую вендетту.
Как многие плодовитые писатели, особенно сочинители криминальных романов, Боб не помнил половину собственных сюжетов, не помнил у кого что украл (он называл плагиат чужих текстов вдохновением, «я вдохновился этим текстом»). Но когда дверь в его номер открылась и на пороге встала она, встала как ангел мести, наставив на Штульцмана характерно выглядящий сверток, его мысль зашуршала быстрее фордовского конвейера: «Муза?! Вряд ли. Я что-то такое уже писал... Хвала Иегове, это не кредиторы, и не критики! О Боже! Она же может пальнуть!!!»
Шульцману повезло. Ему крупно повезло. Но повезло не только ему: Джордж опередил копов. Не век же трясти спившихся ирландцев (он их ненавидел еще по Одессе). Он позвонил куда надо и попросил выслать в «Вашингтон» полицейский наряд, а заодно и деньги, упомянутые в объявлении о поимке.

Офицер Халид Сикорский не любил отдавать деньги охотникам за головами. Он считал, что они недалеко ушли от гангстеров и бутлегеров. Деньги он любил сам, хотя их подчистую проматывала малышка Долорес. Но в конце концов, это была его работа. Пришлось поменять саквояж на даму, и он сделал это, мысленно посетовав на то, что легкое похмелье помешало ему прочитать утреннюю прессу. Молодость лет и абстинентный синдром заслонили от него тот факт, что чтение прессы ему бы не помогло: он-то не гулял по набережной в непотребную рань и не жил в «Вашингтоне» в соседнем номере с писателем.

«Саквояж внушает уважение, а этот коп нет!» С этой мыслью Джордж проверил содержимое саквояжа и собрался было расплатиться за номер и рвануть на «Юнион Стейшн», но перед его глазами снова встала Она, идущая по променаду. Полицейский еще не мог увести добычу далеко, копы припарковались у черного хода, куда вел длинный и плохо освещенный коридор.
Джордж всегда работал в перчатках, особенно когда дело касалось дам и фараонов. Надев их, он стремительно тронулся за удалявшейся парой...

Как уже говорилось, Джордж любил смуглых красоток. О том, что Лейла неровно дышала к суровым парням из «ниоткуда», еще не говорилось, но это было именно так. Кроме того, брезентовый саквояж демонстрировал серьезность благосостояния, а знакомая фишка — часть проигрыша Джека Спарроу, говорила о том, что он знает о ней больше, чем она думает...
Если Джордж что-нибудь предлагал, то отказа обычно не следовало. Если Лейла соглашалась, то билет назад тоже не продавали...
Если бы старик О'Лири следил за прессой, он увидел бы на страницах «Чикаго Трибюн» пару знакомых лиц, а если бы он знал всю правду, то его тезис о любви и мечте имел бы серьезное подтверждение.

1 Пистолет-пулемет Томпсона (Томми-ган) — американский пистолет-пулемет, разработанный капитаном Джоном Томпсоном в 1916 году.2 Битва при Литтл-Бигхорн — сражение между индейским союзом Лакота—Северные Шайенны и Седьмым кавалерийским полком армии США, произошедшее 25—26 июня1876-го года у реки Литтл-Бигхорн. Битва закончилась уничтожением полка и гибелью его командира Джорджа Кастера.