Писать я любил. Ребенком и подростком я писал школьные сочинения на высший балл, и страшно гордился даже не им, а тем насколько мне удавалось впечатлить учителей литературы своим внезапным взглядом на тему. Внезапность проистекала из полноты, неспортивности, непопулярности в классе, начитанности, и поверхностной, но широкой эрудированности. Стоило мне услышать тему очередного сочинения, как я начинал крутить её в уме под максимально острыми углами, пока не находил наиболее "внезапный". Читателей было трое: родители и учительница. Иногда, если "внезапность" оказывалась особенно "литературной", доставалось и одноклассникам — им зачитывали мой опус.
На пляже в Ницаним два совершенно открыточных гея возятся с двумя совершенно открыточными полугодовалыми близнецами. Все в белом и розовом. Рядом датишная мамаша в буркини (таком, в стиле вязаных кип) и тюрбане, с крикливым выводком из пятерых.
В каждом поколении, в каждой точке мира есть некто, кто хотел бы убить еврея. О причинах написаны библиотеки. Они прекрасно все объясняют, но ничего не отменяют.
В бардовской песне моей мелодичной юности были слова: «Ты слышишь печальный напев кабестана?»
Искуственный интеллект обязательно убьет всех профессионалов среднего и нижнего звена в дизайне, иллюстрации, и фотографии.
Мы очень подвижный народ в очень маленькой стране. Когда нужно куда попасть, велик шанс, что туда же и тогда же поедут и прочие. Это неизбежно, когда цветут ирисы, или падают Персеиды, и весь Израиль едет в точку площадью в десять соток. И неотвратимо, когда все едут на работу. Тут совпадает и время – утром; и коллектив – все; и куда - на работу.
Тут, как-то неожиданно, мне приходится общаться с различными соискателями услуг государства Израиль.
Сюда вынесу, вдруг еще сгодится. Девушка в репатриантской группе спрашивает почему раздражают "репатрианты за паспортом", если они не берут крзину, не кушают денег налогоплательщиков, а быренько валят в более комфортные палестины.
Одно из наиприятнейших впечатлений, которое я получаю в гараже, в котором чинюсь - явление бухгалтера народу.Удивительная красавица модильяневских пропорций. Из черного, затейливо скроенного балахона тонкие руки с иконописными кистями в золоте половины Форт-Нокса, и такие щиколотки, ну такие... Поверх черного же платка, снова черное сомбреро с золотой лентой, волосы убраны по "законам скромности", но одна прядь "случайно" выбивается.Глаза мессмерические, губы в помаде "палома сангре", когда она целует пальцы, которыми касалась мезузы, сердце останавливается, и перезапускается со всеми прочими органами вместе.Песнь песней, а не бухгалтер.
Юрий Анатольевич Фёдоров часто цитировал преп. Силуана Афонского: «Держи ум во аде, и не отчаивайся.»