И снова о труде
Попробую начать сначала. Моему трудовому стажу в Израиле исполняется год. Четвертому месту работы нет и месяца. В прежнем мире, таких как я называли "летунами", но нонеча не то, что давеча. Я в новом мире, и в нем я новорожденный. Ни о каком осмысленном выборе работы речь не идет. Я продаю то, что удается продать. Беженец распродает вещи, расставаясь с тем, без чего обойдется завтра; я продаю не лучшие навыки, но те, что можно пристроить.
Я начал слесарем в кибуцной слесарке с гордым названием "Центр разработки механических устройств". Тамошний начальник прикупил по случаю подержанное ооборудование для лазерной резки металла, и нуждался в ком-то, у кого хватит нахальства попытаться всё это дело смонтировать и оживить. Исходя из достаточно правдоподобного предположения, что вся эта штука не сильно сложнее принтера, я заявил что готов попробовать. Он согласился с условием, что я начну с работы в цеху, чтобы, как он выразился, "почувствовать руками материал". Я подумал, что в этом есть резон и приступил.
Что такое металлообрабатывающий цех в Израиле: это большой навес на металических опорах, с относительно закрытыми стенами. Никаких систем климат-контроля, кроме гигантских вентиляторов и просветов в стенах не предусмотрено, поэтому летом может быть очень жарко, а зимой очень холодно. Часть работ проводится на дворе в утренние часы, пока солнце еще не начало жечь. Квалификация слесаря включаент в себя умение обращаться с ручным инструментом, главным из которого является болгарка, сверлильным станком, гидравлическим пресом и его производными, варить полуавтоматом в CO2, резать автогеном, если умеете токарить, хотя бы немного, и варите электродами — вы эксперт, если умеете варить аргоном - суперзвезда, если знаете основы начертательной геометрии и читаете чертежи - можете претендовать на серьезныую зарплату. Абсолютно обязательно иметь права на подъемник. То, что все промышленные постройки временные, и производство легко перекочевывает с места на место, ведет к тому, что в них редко монтируют тельферы и лебедки, и весь спускоподъем осуществляется именно подъемником.
Из всего вышеперечисленного я умел болгаркой и дрелью, и не боялся встать к токарному станку. Я не умел говорить, кроме нелепой лексики из ульпана, о котором я как-нибудь напишу отдельно, и кое-чего из самообразования по части грамматики. То есть наличные полтора слова я приставлял друг к другу достаточно уместно. Никакого представления, о том как устроены трудовые отношения в Израиле у меня не было. Какие существуют особенности отношений в коллективе — не понимал. И вообще явился полным чебурашкой — неведомым зверем, которого нашли в ящике с апельсинами, и пытаются приделать к общественной пользе.
Структура рабочего дня в целом такова: стартуем в семь, завершаем в пять. Из этих десяти часов вычитается сорокаминутный обед и две десятиминутных переменки на кофе. Всё остальное время нужно работать, и это не шутка. Простой, перекур, неопределенные занятия - за этим следит мастер цеха, которого зовут менаэль ицур, и который первый гад пролетарию. Остальные рабочие также за тобой приглядывают и опционно постукивают, но это уже вопрос внутриколлективный. Мне относительно повезло, я пришел помощником слесаря в бригаду, состоявшую поначалу из семи бедуинов и одного русского — "еврея по теще", которые приняли меня очень хорошо, объяснили где нужно напрягаться, а где не обязательно, как прирастить себе рабочих часов: учет времени ведется картоматом, и если правильно отмечать начало и конец рабочего дня, то набегают минутки, которые в итоге складываются в сверхурочные часы, а они оплачиваются отдельно.
К тому моменту, как назрел кризис — часть бедуинов уволили и наняли вместо них русских товарищей с биржи труда (на самом деле, коах адам - это специфическая для постсоветских людей форма найма, не имеющая отношения к бирже труда), я уже освоил сварку полуавтоматом и газовую резку, и навтыкался во всяких ручных операциях, а гидравлический дырокол — минакевет стал моей визитной карточкой).
О работе с "русскими" я тоже напишу отдельно. Но в данном случае, их появление резко напрягло отношения в бригаде, и развязало руки мастеру цеха — редкостному, прямо скажем, персонажу. К тому же, лазерный резак как лежал в гуано, так и продолжал там лежать. И наш главный совершенно не заикался о продолжении этого разговора. Когда же я на заметно полутшавшем иврите завел с ним беседу о подъеме жалования с минималки до каких-то заметных сумм, он отдался лишь на один шекель в час, что меня никак не устраивало. И наконец я перехал из кибуца в мошав, и лишился удовольствия ходить на работу пешком триста метров, а стал ездить 18 км на велосипеде туда, и столько же обратно, что и привело меня к решению сказать спасибо этому дому.
*** продолжение следует ***