Невидимки
Первая часть. Алиса
В узком, темном и сыром дворе, где уже давно не горят фонари, я остановился перед потресканой стеной старого дома. Желтая краска местами отпала, черная плесень течет снизу и ест штукатурку. Щупальца проводов ползут вдоль стены, прячутся за молчаливыми кондиционерами, и сплетаются у электрического щитка. Здесь, среди граффити и трещин, меня ожидает нечто ценное. Я осторожно коснулся холодной стены, нащупал знакомый знак, незаметный со стороны. Если не знаешь, где искать — не найдешь.
Зашуршали темные силуэты в арке двора. Шепотом послышались шаги. Кажется, кто-то замер у входа. Я резко убрал руку от стены. Что-то мелькнуло позади, то ли кот, то ли собака. Неясное происходит вокруг: со всех сторон кто-то смотрит, будто и стены, и темные окна, и ноябрьский колкий воздух уставились на меня пустыми глазницами.
Доходит три часа часа ночи. Даже у дома Елисеевых, в запутанных Питерских дворах нет заплутавших людей в это время.
Оглядываюсь по сторонам. Тишина вновь сковала темноту двора. Протягиваю руку в углубление стены и достаю маленький теплые свёрток. Моя миссия известна немногим.
После шести лет жизни в большом городе, у меня открылась суперспособность. Я чувствовал её еще в детстве, но тогда я был слишком увлечен другим, чтобы рассмотреть свой дар. В Петербурге, то ли из-за необходимости, то ли пришло время, но это возникло само собой. Я ничего для этого не делал. Просто жил. Просто шел, будто знаю куда.
С каждым днем я замечал, как люди всё меньше обращают на меня внимание. Их взгляды скользили мимо, не задерживались.
Даже датчик движения в коридоре с моей дверью и соседской, перестал на реагировать, когда вхожу. Приходилось подсвечивать телефоном замочную скважину. Хотя он реагировал даже на крикливую соседскую собаку. Но эта способность оказалась необходимой для моего призвания. Анонимность стала полезной, чтобы раствориться в городском шуме.
Я оказался частью скрытого мира, одним из тех кто обладал той же способностью, но часто не подозревал об этом. Научился принимать это как данное. Курьеры приносили заказы, таксисты развозили пассажиров и оставались тенью в зеркале заднего вида. Никто не запоминал их лиц и часто даже не видел. Они были моими соратниками, но почти всегда становились моими клиентами.
Черная «Киа» с номером 847 стоит у парадной. Оглядываюсь и перехожу улицу. Небо розовой ватой. Дождь редкими каплями. Воздух пурпурный от ровной мороси. Сажусь в машину.
— Добрый вечер, — говорит водитель.
— Да, всё верно, — отвечаю и достаю телефон.
«Пристегнитесь даже на заднем сиденье, поездка займет десять минут» говорит навигатор.
По радио играет незнакомая мне попса: про любовь, чувства, измены, замуж и всё что к этому прилагается. Пытаюсь не вслушиваться. Переезжаем Невский, машина подпрыгивает на выдавленной колее. Потоп людей на мостовой. Уже оделись в черное, теплое. Проспект шумит стальным потоком машин. Из темного окна такси вечер растекается угрюмой краской.
Водитель молчит, попса на радио сменяется крикливой рекламой. Пытаюсь отвлечься. Люди спешат в гаснущем дне. Раскрывают зонты, натягивают черные капюшоны.
Прошу водителя выключить радио. Беру припасенную с собой книгу. Читать не получается. Сказывается бессонная ночь. Отходняк обычно не такой жесткий, но вчера накрыло знакомой ностальгией.
Я вспомнил, что как и люди за окном тоже спешил куда-то, бежал, торопился, сейчас уже не вспомнить куда. Но чувство накрыло яркое, как бриллиантовый снег морозного января в родном городе. Забытое время еще школьных каникул, когда весь день только мой, нет обязательств, долгов по кредитке, ипотеки и чужих неоправданных ожиданий. То время, когда я мечтал проснуться рано-рано, пока родители на работе, и буду всё утро играть в недавно подаренную приставку. Сяду у телевизора и унесусь в придуманный мир. А за студеным кружевом на окнах целая неделя праздничного января.
Почти приехали. Небо погасло, дождь всё такой же несмелый. На перекрестке шипит стальная очередь машин. Мы ловко проскальзываем сквозь и подплываем к нужному адресу.
— Вам будет здесь удобно? — спрашивает водитель.
— Да, отлично, — отвечаю и выхожу в сырой вечер накинув капюшон.
Бар на Советской встретил гулом голосов и согревающим светом. Пробираюсь через людей. Толпа расступается, не замечая меня.
Вечер пятницы, но людей даже больше, чем ожидаешь встретить. Видать прячутся от тревожной тоски в оранжевых потемках бара. Несколько девушек сидят за круглым столом с погасшими свечами, на низком кожаном диване у дальней стены устроились два братка и что-то живо обсуждают. Из второго зала несет густым многоголосием мужского смеха. За баром пламя свечей отражается в гладком зеленом и каштановом стекле. Из крана шумит вода, из колонок что-то на французском. На стене овальный гипсовый медальон ребенка в свете торшера, что стоит у стены.
Алиса сидит у окна за нашим привычным столиком. На ней белая вязанная кофта, с дизайнерскими рваными рукавами, широкие черные джинсы. Светлые волосы распущены и спадают на плечи. В руке крутит бокал из тонкого стекла. Я подошёл и сел напротив.
— Привет, — отвечаю и смотрю в её тёмные глаза.
— Я нормально, — сказал я, — а ты?
— Да отлично, пожила почти месяц на Самуи. Отдохнула, — говорит она и отводит взгляд.
Она смотрит в окно. По стеклу ползут капли ноября. Молчим. Подходит официант, я говорю, что мне надо еще несколько минут, чтобы выбрать. Он говорит «Конечно» и уходит.
— Дальше завтрашнего дня я ничего не планирую, — отвечает Алиса.
— Я хотел поговорить о том, что произошло.
— Я не хочу сейчас об этом, — отвечает она.
— Ну, то есть тебя всё устраивает? И ничего не хочется уже или как?
— Пока нет ресурса что-то такое решать, — отвечает она, — хочется легкости какой-то. Для меня это сейчас как напряги больше. Давай не будем, ладно?
— Ладно, — говорю я. Молчание тянется изжеванной жвачкой. Она продолжает смотреть в окно. Я залип в телефон.
— Ты снова за своё? — с лёгкой улыбкой спросила Алиса и посмотрела на меня.
Я усмехнулся. Она наклонилась ближе.
— Ты не боишься, что однажды тебя поймают?
— Они даже не знают о том, что я делаю.
Алиса вздохнула и отпила вина.
— Знаешь, иногда я завидую тебе. Ты можешь видеть то, что другим недоступно.
— Ты тоже можешь, — тихо ответил я.
Сидим молча. В баре люди смеются, общаются, рассвет вечера. Вижу среди толпы своих клиентов. Тех, чьи души знакомы мне по едва уловимым нотам взгляда, по невидимым изгибам улыбок, по жестам. Они были другими. Алкоголь не мог смыть отпечатки теней после утраты чего-то ценного.
Вижу парня в черной кожанке, он, кажется, мечтал, что должность в новом городе откроет перед ним ворота в иной мир, где статус — это власть и тропа к свободе. Нашел его мечту на улице Рубинштейна у кафе «Счастье». Подобрал глубокой ночью, когда город дышал медленно и тяжело, и тени были гуще обычного. Засветился под камерами, но пусть думаю, что забирал закладку. Полиция к таким обычно равнодушна и на вызовы не выезжает.
Девушка сидит в компании подруг, но её глаза блуждаю где-то за пределами этого места. На ней черное платье с открытой спиной. Ёжится от ноября за дверью, который проливается из-за двери. Хотела найти своего человека. Думала, что здесь небосвод шире. Тиндер. Пьюр. Всё бестолку, удалила спустя неделю общения с хамами и теми, кто норовил скинуть дик-пик в лс и теми, кому нужно только fwb или ons. Её мечта забилась под мост у Обводного.
За барной стойкой сидит студент. Молодой парень, лет двадцати. На нем серый поношенный пиджак, коричневые брюки. Вертит бокал пива в руке. Он хотел стать писателем. Из СПБГУ отчислили за «неправильные взгляды». Рукописи не брали, рассказы не публиковали. Денег не было и он пошел работать курьером. Примкнул в наши ряды. Забрал его остывшую мечту в «Подписных» среди полок с художкой. Там было еще много таких же, но уже совсем потухших. Забирать не было смысла.
Многие приехали в город с ярким желанием изменить себя, жизнь, начать с первого левела, там, где, казалось им, есть возможности. В своих городах то совсем глухо, комнаты без окон, лестницы сломаны. Но город встретил их холодной кровью гранитных улиц и хищным голодом вязких болот. Люди проваливаются в их глотку и становятся тенями в толпе. В Питере еще ничего, Москва, куда более хищная, перевариваю людей быстрее. Там мечты и надежды застываю, как тела на полированных столах в морге. Еще до того как кто-то из наших успел бы их найти.
Моя работа была необычной, но необходимой. Ночью я собирал мечты и надежды людей. Я выуживал жемчуг из океанской темноты. Утонувшие амбиции, забытые обещания, несбывшиеся планы — все они превращались в незримые нити, которые я аккуратно собирал и хранил. Люди часто даже не замечали, когда их теряли. Моя задача — не дать этим хрупким желаниям раствориться на дне, сохранить их до тех пор, пока они не обретут новую жизнь, не замерцают вновь в сердце хозяина. Я — хранитель забытых огней, собиратель теней надежд.
— Я хотела тебе кое-что показать, — сказала Алиса и достала из сумки небольшой свёрток.
Я выпал из оцепенения и внимательно посмотрел на него.
— Откуда у тебя это? — говорю я.
Я огляделся. Убедился, что на нас никто не смотрит. И осторожно взял свёрток. Внутри был теплый свет.
— Это сильное желание, — прошептал я. — Такое редко встретишь.
— Я подумала, что ты захочешь сохранить.
Я кивнул, и ловким движением спрятал его в карман. Алиса улыбнулась.
Расталкивая посетителей в бар вошли двое мужчин в штатском. Они остановились рядом с нашим столиком. Один показал удостоверение и быстро убрал его. Я не успел разглядеть что там. Назвали моё имя и спросил я ли это. Я кивнул. Сердце забиться быстрее.
Алиса опустила глаза, избегая моего взгляда и откинулась на спинку стула.
— Что происходит? — спросил я сдавленным голосом. Руки вспотели. Я осмотрелся по сторонам. Люди с интересом смотрели в нашу сторону.
— У нас есть к вам пару вопросов. Пройдемте, — скомандовал второй.
Я взглянул на Алису. Она посмотрела на меня блестящими глазами и уткнулась в телефон.
— Понимаю, — тихо сказал я и поднялся из-за стола. Это должно было случиться.
В сопровождении я прошел к выходу. Люди потеряли к нам интерес. Проходя через бар, я замечал, что все отворачиваются, делая вид, будто это рядовая ситуация. Играет музыка, кто-то смеется, на потолке диско-шар бросает брызги света на потолок.
На улице просыпался дождь, капли кругами в черных лужа смывают последние признаки вечера. Меня сажают в рядовую машину без опознавательных знаков.
Смотрю в сторону бара. Алиса стоит обняв себя в дверях. Глаза блестят от слёз, но она не сделала ни шага ко мне. Дверь закрывается. Один из сотрудников садится рядом.
Кот запрыгивает на капот. Сверкает глазами и довольно мурчит. Сотрудники смотрели вперед не отрывая глаз. Кот вальяжно ходит по капоту. Машина стоит на месте. Затем кот спрыгнул и пошагал в сторону бара крутя хвостом.
Алиса стоит в дверях и смотрит, как меня увозят. Кот подходит к ней. Её взгляд забегал, она делает несколько осторожных шагов назад, но останавливается. Кот трется о её ноги.
— Я сделала, что ты хотел, — сказала Алиса смотря перед собой. Съежилась. Холодный ветер в лицо. Упали слезы.
Кот продолжил тереться о её ноги. Вокруг стало еще холоднее. Ветер усилился и обдал острыми каплями.
— Хорошо, — промурчал кот и сел у ее ног. В его глазах тлел мрачный зеленый свет. — Возьми себе любую мечту, которую нашла. Можешь её использовать для себя. Без последствий.
— Я уже говорила, что я хочу, — дрожащим голосом сказала Алиса.
— Да да, — ответил кот, — позволить себе всё, что хочется. Вы люди все этого хотите, но почему-то не задумываетесь, что желать этого и получить — разные вещи. Вы так уверены, что если сбудется самое сокровенное, то это изменит жизнь. Ты даже не представляешь сколько таких «уникальных» желаний я видел. Но почему-то потом все их владельцы всё равно сливались с тенями проспектов. И раз, их будто и нет.
— Я не такая, — сказала Алиса и вытерла слёзы.
— Все вы не такие, — проурчал кот. — А ты знаешь, как горит настоящее желание? Ты даже не сможешь взять его в руки — обожжешься. А знаешь, что с ним происходит, когда оно исполняется? Оно сразу становится едва теплым, как галька на вечернем пляже. Потом всё тусклее и тусклее. Весь невский вымощен этими мечтами по которым теперь стучат твои каблуки. И раздается такой глухой стук, тук-тук-тук, — весело изобразил кот шагая лапами на месте.
Из бара вышла толпа полупьяных людей. Они даже не посмотрели на Алису.
— Дело, конечно твоё, — продолжил кот, — но я думаю мы скоро увидимся.
Затем он резко прыгнул на крышу дома и растворился в вечере. Алиса постояла немного в дверях, потом вышла из двора и пошла по шумной улице.