Учительница японского
— Вы знали, что древне-японский использует один и тот же иероглиф для обозначения синего и зеленого? Он звучит как — «аой». И даже в современном японском только что распустившиеся листочки описывают как «ярко-синие», — она нарисовала в тетради иероглиф:
青
Проронила сдавленный смешок и повернула тетрадь ко мне.
У неё хрупкие кисти рук, с длинными, изящными пальцами, раскосые глаза, правильной формы овал лица и чуть заметные румяна, будто поцелуи весеннего ветра. Черные волосы с синим отливом собраны в пучок. У нее узкие губы. На них розовая помада. Она грызет карандаш, листает учебник и кажется думает о чем сегодня будет наш урок. Я смотрю на иероглиф и меня приводит в смущение как игриво она покусывает кончик карандаша, и как изящно листает страницы.
— Не знал, — мягко ответил я, — но с синим цветом действительно сложно, в древнегреческом языке тоже не существовало слова «синий». Гомер в «Одиссее» писал, что остров Крит стоит посреди виноцветного моря. А вино, насколько вы понимаете, явно не синего оттенка.
— Как интересно, — говорит она и бросает на меня озорной взгляд.
Она приезжает раз в неделю. Я ученик, она учительница. Мы учим японский. Она не хочет брать денег у родителей и говорит: «мне нужно только четыреста долларов, чтобы платить за аренду скутера (у нее синий “Скупи”), аренду за комнату (делит с соседкой из Австралии), ну и на всякую чепуху!».
Каждый раз она приезжает во время полуденной жары. Она здесь на лето, пока не закончились каникулы и не пришлось лететь обратно в Москву. Ей нужно закончить универ и родители против долгих путешествий. Её не смущает проводить занятия у меня на вилле вдали от шумных и заполненных туристами Чангу и Букита. Она говорит, что у меня уютный дом, что ей нравится много зелени в саду, а опавшие цветы франжипани напоминают Сеул, в котором она никогда не была, но куда мечтает поехать. Ей нравится Бали, она здесь первый раз.
Мы всегда общаемся на «вы», будто проводим невидимую дистанцию, которую обусловливает разница в возрасте и статусе. Для меня она слишком молода. В то время как, я для неё — человек с опытом и долгим прошлым о котором мы не говорим.
— Сегодня у нас НАИ-форма глагола, которая так и называется НАИ-форма, — она открывает учебник и кладет его передо мной.
Она сидит напротив, на ней белая шелковая блузка с широким вырезом. Её кожа цвета лилии волнует взгляд, особенно когда она наклоняется, чтобы указать что-то на странице. Её едва различимый аромат напоминает мне о юной весне.
— Позвольте объяснить, как образовать отрицательную форму глагола из МАСУ-формы для разговорной речи, — продолжила она.
Она увлечена языком, родители (русские корейцы живут в Москве) отдали её в старших классах учить японский, после того, как она заинтересовалась культурой этой страны и запоем смотрела аниме. На остров она приехала первый раз и чтобы не зависеть от родителей стала давать уроки японского.
Я уже давно откладывал поездку в Токио. Не пускала работа. Потом бизнес требовал внимания. Внимание я забирал у семьи и близки. Семья в итоге рухнула. Теперь, спустя годы на Бали и после улаженных дел — твердо решил поехать. Для начала подумал подучить язык, чтобы суметь сказать хотя бы пару фраз на японском. Так и встретил её.
Несколько часов в неделю мы проводили вместе, и каждый раз стоило мне с ней попрощаться я с нетерпением ждал новой встречи. Иной раз она задерживалась у меня, если в планах не было серфинга с подругами на Буките, выпить в баре или уехать в Убуд на йогу и «духовные практики» (над которыми она посмеивалась). В такие дни мы поднимались на веранду, пили чай и смотрели как море плавит закат.
— Ладно, кажется вы уже устали, — заботливо сказала она и посмотрела на часы.
— Нисколько, — сказал я, — я только вошел во вкус.
Занятие прошло быстро. За окном парило еще белое солнце. На улицах застыла тишина. Даже местные не любят выходить это время дня.
— В следующий раз значит позанимаемся подольше, — с загадочной улыбкой и блеском в глазах сказала она.
Я проводил её до двери и нажал кнопку открытия ворот.
— Спасибо за занятие, и хорошего вам вечера, — сказал на прощание.
— Джа нэ! — ответила она и улыбнулась так, что мне захотелось найти любой предлог, чтобы она осталась. Но слов я не подобрал.
Я вышел в след за ней во двор. Стоял и смотрел как она неловко разворачивается на парковке, стараясь не наехать на красные опавшие цветы гибискуса. Дерево укрывало парковку от обжигающего солнца, а листья рисовали на брусчатой дорожке тени. Красные пятна рассыпались по парковке брызгами акварели. Она выехала за ворота, быстро помахала белой ладошкой, улыбнулась и повернула ручку газа.
***
Следующим ранним утром я был на океане. Бродил на пляже и думал о разговоре с ней. Нехотя ждал того момента, когда она неминуемо скажет, что купила обратный билет. Но пока есть время, чтобы признаться ей в том, о чем не могу признаться себе.
Холодный океан, сырой туман над пляжем, люди выгуливаю собак, рассвет только принимается.
Я стою на пляже и с каждой волной меня засасывает в песок. В неясном отражении вижу мальчишку. У него на висках уже седина, а прошлое слишком долгое, чтобы назвать его периодом детства. Этот мальчишка боится услышать в ответ смех или, что хуже, — отказ. Если это случится он в миг перестать жить, — останется только существовать. Не очень дурно, островной гул и путешествия всё же заполняют пустоту. Только я уже не готов отказываться от будущего, которым живу после встречи с ней. Это напряжение без конца мучает меня — и вместе с тем я жду каждой нашей встречи. Еще мальчишка не понимает, — как внутри уживается неловкость перед двадцатилетней девчонкой, и уверенность на переговорах с циничными бюрократами. Особенно, когда на кону были суммы достаточно большие, чтобы выкупить половину острова.
Ко мне подбежали золотистые ретриверы и начали лосниться, прыгать, требовать играть. Я с трудом вынимаю ноги из песка и глажу двух мокрых, всех в соли и песке собак. Всего их шесть. Каждый раз они здороваются со мной. Их выгуливает местный балийц Маде. Часто встречаю его, когда приезжаю на пляж Чемаги. Здесь немноголюдно, берег в основном покрывают камни в зеленом мху, их хорошо видно во время отлива. По камням можно уйти далеко к океану. Камни скользкие. Песок здесь черный. На краю утеса стоит черный храм.
— Hey, bro! How are you? Good? — смеется Маде и отгоняет собак.
— Hey, man! — говорю в ответ, — I am usually fine, you know. And you?
Маде всегда веселый и рад меня видеть. Я в свою очередь рад с ним поболтать. Мы обмениваемся парой реплик. Затем собаки весело виляя рыжими хвостами утягивают его за собой.
После встречи с ним мое настроение изменилось. Я даже стал думать, что порой интересен своей учительнице. Она смеется над моими шуткам, с интересом слушает, что я рассказываю. Иногда не сводит с меня глаз и явно заигрывает. В эти минуты я вспоминаю неуклюжие попытки юности, когда двое не могут друг другу признаться, хотя обоим всё давно очевидно.
***
Всю ночь лил дождь, а утром на рисовом поле напротив выпустили гусей. Они изредка крякают и рыщут по дну. Небо отражается в залитом дождем поле, так что гуси бродят среди облаков. Сегодня день нашей встречи.
Она приехала в назначенное время. Стояла на парковке под деревом гибискуса и печатала что-то в телефоне. Может она пишет своему другу. Мне неловко спрашивать есть ли у нее кто. Это неуместно. Сама она об этом не говорит. Я стоял у окна и любовался тому как ветер трогает её волосы, колышет и робко волнует легкую кофту. Она переминается с ноги на ногу. Смотрит в телефон. Не подозревает, что для меня она не просто учительница. В то время как для неё — я просто еще один ученик.
С самого утра я готовился к встрече. Было прохладное утро, тучи набежавшие ночью еще прятали остров от привычного зноя. Я послал домработницу на рынок (где пакет манго стоит меньше доллара) купить свежих фруктов. Впустил уборщиц и чистильщика бассейна (график уборки я давно сместил на утро). Дневные созвоны с московским офисом я вовсе отменил в этот день (из-за разницы в пять часов они приходились ровно на время нашего занятия). Только спустя месяц я понял, что весь день стал принадлежать ей. Она об этом не знает.
— Коничива! — говорит она, когда я открыл дверь. Приветствую в ответ.
На ней персиковая майка с витиеватой фразой «I agree», под длинной белой кофтой, навевала чересчур непристойные мотивы. Отгоняю от себя эти мысли. Короткие шелковые шорты. В руках рюкзак. Она всё также мила. Когда улыбается, то щурит глаза, а в уголках губ появляются еле заметные треугольные ямочки. Жаркий дневной воздух с улицы вошел следом. На ней белые кроссовки, она ловко их скидывает у порога и босяком встает на серый бетонный пол.
— У вас всегда так холодно, — весело говорит она и на цыпочках проходит в комнату, садится за стол и поджимает ноги. Начинает греть руками холодные ступни.
Я вспомнил сегодняшний сон. Мы были в гостиной. Из окна светило медное солнце. Я сидел облокотившись на спинку дивана, она лежала с книгой в руках закинув на меня ноги. Её лица я не помню, но руки до сих пор ощущают, как гладили её теплые, гладкие ноги. Ей было щекотно, она смеялась. То и дело убирала ноги, но каждый раз вытягивал снова.
— Я сделаю теплее, — нажимаю на стене кнопку регулировки температуры кондиционера и приоткрываю окна в комнате. Из окна потянуло теплом.
— Спасибо, — ежится она. Сегодня она будто не в настроении.
Урок тянется долго. Она серьезнее чем обычно, кажется, из-за чего-то напряжена. Отвлекается на телефон. Хмурится, когда читает сообщения и резко набирает что-то в ответ.
— Да, всё хорошо, — замолкает она и после говорит, — просто некоторые дела.
В голове вертится мысль «поговори с ней сегодня». Мне стало душно и жарко. Я расстегнул пару пуговиц на рубашке. Это не особо помогло.
— Я сделаю чуть прохладнее? — спросил я. — Вы не против?
— Да, хорошо, — ответила она и посмотрела как капли пота стекают по моей шее и пятнами появляются на льняной ткани.
Сегодня наш разговор не вяжется. Обычно в перерывах мы говорили о душной погоде, о ливнях, про ураганы в сезон дождей, когда ветер сгибает пальмы к самой земле, а потоки с гор смывают дороги в Убуде. Она спрашивала о водопадах, о рисовых террасах Джатилувих, о пляжах на Гили и Нуса Пениде. Однажды спросила, где позагорать голышом, чем изрядно меня смутила, а потом рассмеялась от моей неловкости. Сегодня она больше молчала и отвлекалась на телефон. Я тоже не говорил. В какой-то момент ей это надоело и она кинула айфон в рюкзак.
Не лучшее время для серьезного разговора, о котором я думал. Еще есть время. Еще шесть занятий. Договорившись с собой, я почувствовал что мне стало стыдно за свою трусость. Стал противен этот нерешительный мальчишка внутри.
— Можно мне воды? — спрашивает она.
Я налил бокал и протянул ей. Она сделал несколько глотков и поставила бокал на стол. По краю бокала остался след розовой помады. Сегодня она почти не смотрела на меня. Я даже начал думать, что со мной что-то не так.
После урока она собрала учебники в рюкзак, подошла к двери, надела кроссовки и повернулась ко мне.
— Мне нужно вам кое-что сказать, — посмотрела мне прямо в глаза.
У меня тут же возникли мысли, что она устала от моей навязчивости. Догадалась о моих чувствах. Может быть ей стало страшно бывать наедине, в незнакомой стране и по сути, с человеком, которого она знает не больше пары месяцев. От этого она решила прекратить наши занятия.
Она молчала. Теребила лямку рюкзака. Наконец, сделав над собой усилие, сказала: — Через пару дней я лечу обратно в Москву, — и тут же быстро проговорила, — но мы может быть успеем провести еще одно занятие!
Досада где-то внутри сменила напряжение. У нас в лучшем случае осталась одна встреча. Я остро почувствовал как у меня отнимают, что-то ценное. То над чем я работал долгие месяцы.
— Что-то случилось? — спокойно говорю ей.
— У папы проблемы. Проблемы со здоровьем. Возможно будет операция. Через пару недель, — извиняясь сказала она и посмотрела себе под ноги, — мне надо быть рядом.
— Я надеюсь ничего серьезного?
«Два занятия, чтобы с ней объясниться. А что потом?», — первая мысль, от которой мне стало гадко. Почему в первую очередь думаю о себе?
— Я могу вам чем-то помочь? — говорю ей.
— Спасибо. Но не нужно. К тому же со связями папы в этом нет проблем, — отвечает она.
— Я понимаю, что это не моё дело. И мы не близкие люди. Но если вы хотите об этом поговорить, я готов выслушать и сделать всё возможное, что могу в этой ситуации, — говорю я.
Она проводит руками по кофте, приглаживает рукав одной рукой. В этот момент в ее чертах и движениях читается скромная томность. Она тихонько поглядывает на меня, будто ожидает какой-то реакции.
— Спасибо, — отвечает она, — но всё впорядке. Честно. Ничего серьзеного. Просто я волнуюсь и хочу быть рядом, — затем продолжает. — Мне надо идти.
Оборачивается, открывает дверь и вдруг разворачивается ко мне. Тепло жаркого дня вновь разлилось в комнате.
— Хотя, знаете, я хотела вам еще кое-что сказать… — робко говорит она.
Она смотрит на меня и молчит. Смотрит мне в глаза и тут же отводит. Она мнется и пытается что-то сказать. Будто бы одним взглядом она говорит, те же слова, которые я собирался сказать ей. Или это только мои домыслы? Попытки считать знаки внимания в свою пользу?
— У нас… — говорит она, — у нас с вами…
— У нас с вами очень хороший прогресс в занятиях, — говорит она, — и я чувствую, что моих навыков будет уже недостаточно для вас. Поэтому. Я думаю нам надо расстаться, — затем продолжает. — Я думаю, что вам нужна другая, профессиональная преподавательница, а не такая девчонка как я, — со смущением и грустным смешком говорит она.
Я не знаю, что ей ответить. Сердце колотится. Горячий, тягучий, влажный воздух наступающего вечера льется с улицы. Тепло обволакивает меня. Капли пота заблестели у нее на лбу. Ей жарко. Я хочу протестовать. Мне хочется оправдываться. Сказать, что она ошибается. Меня тянет наконец признаться ей.
Я вспомнил нашу первую встречу. Она часто поправляла волосы и старалась выглядеть чересчур манерной. Но её выдавали глаза. Я всегда замечал, что девушки, которым я нравился, смотрели на меня иначе. То ли слишком часто моргали, то ли напротив задерживали взгляд дольше чем нужно. С ней было также, но я не верил этим знакам. Я верил, что у меня ничего не может быть с той, которая годится мне в дочери.
— Я думаю вы неправы. Я тоже вижу прогресс наших занятий и уверен, вы, подходите мне как никто, — и тут же добавляю, — имею в виду, что ваших знаний достаточно.
Она поглядывает на меня и мило улыбается. Ее щеки разгорелись. По белой шеи скатилась капля пота. Она мнется у двери и не уходит.
— Раз это наша последняя встреча, — говорю я. — У меня к тому же сегодня никаких встреч. Не хотите задержаться? — пересилив себя говорю ей.
Она улыбнулась в ответ. За время нашего разговора по небу стал тянуться закат. Она обернулась держась за ручку двери.
— Я такой закат видела только в аниме! — с восторгом сказала она и подняла голову на набо.
— Действительно красивый. Редкость для сухого сезона, но обычное дело для сезона дождей, — сказал я и подошел к ней ближе, чтобы смотреть на небо.
Она, достала телефон и принялась снимать. Я придерживаю дверь.
— Пойдемте на второй этаж. Там лучше вид, — сказал я и пошел наверх. Дверь застенчиво хлопнула. В комнате стало тепло и уютно.
— Ага, пошли, — сказала она и сняла кроссовки.
Мы вышли на веранду. Она фотографировала закат. Я наблюдал за её детским восторгом. Белая кофта, в которой она приехала, сползла с одного плеча, оголяя тонкую шею и хрупкие плечи. Она казалась ещё более невинной и молодой.
Она поднялась на цыпочки. Вытянулась, словно балерина на сцене, а я застыл разглядывая её точеную фигуру. Узкую талию. Мой взгляд скользил сверху вниз, начиная с её изящных плеч, по которым разметались длинные черные волосы. Вниз по ее изгибам, скрытым под тканью одежды, и замер на её стройных бедрах.
Я почти уверен, что она делает это нарочно. Она знает о своей красоте. Знает, что я ловлю её каждое движение.
Она перестала фотографировать и устроилась в кресле. Принялась листать фотографии. Поджала под себя ноги, и я мог рассмотреть ее аккуратные, розовые ступни. Ее щиколотки такие тонкие, что, казалось, их можно обхватить пальцами одной руки. Ногти на ее ногах окрашены алым, а подошвы ступней – цвета розовой пудры. Короткие шелковые шорты пыльно-синего цвета задрались выше колен и подчеркивали изящную белизну её кожи.
— А может у вас есть вино? — смотря в телефон говорит она. — Чай мне надоел, а вино не надоедает, — и неприличная улыбка пробежала по её губам. Она посмотрела мне прямо в глаза.
— У меня как раз оказалась бутылка Совиньон Блан с Юго-Запада Франции, — проговорил я и пошел вниз.
Я принес фужеры. Налил ей и себе.
— Неудобное кресло, — сказала она улыбаясь и взяла фужер. Она села на пол рядом со мной и облокотилась на кресло в котором сидел я. Сказала, что ей удобнее так. То и дело поправляла кофту. В итоге сняла её и осталась в одной майке и шортах.
— А вы давно здесь живете? — спросила она и сделала глоток вина.
— Уже идет десятый год, — и подумав добавил, — Да, я приехал спустя десять лет как закончил университет.
— Надоедает, — улыбнулся я, — но привыкаешь. К тому же раз в полгода я летаю в Москву и пару раз в отпуск. Смена обстановки, помогает.
— Я бы наверное не смогла так долго от дома. Ну, типа, что не видеть друзей и родителей.
— Когда друзей и близких остается не так много, то новое место помогает найти новых, — ответил я.
— Ну да, здесь много интересных людей. А еще меня постоянно называют то китаянкой, то японкой, — засмеялась она, — сегодня даже ко мне какой-то китаец обратился на китайском! А я такая.. чтоо, я не понимаю!
Настал уже совсем вечер. Тучи затягивали раскаленное небо, пытались остудить его чересчур храбрый порыв. Но они пока не набрались сил.
— Даа, — она еще выпила и сползла ниже. Только головой до сих пор упиралась в кресло. От этого её майка задралась, а одна лямка сползла с плеча. Стал виден плоский живот. Её это не смущало.
Она продолжила болтать о милой суете, за которую ей нравится остров. Говорила, что не хочет домой, что любит гулять босиком на пляже и её впечатлили водопады в Убуде и на севере. Говорит, что любит грозу и теплый дождь. Только не нравится здешняя еда (не любит морепродукты и жареный рис).
— У вас здесь так спокойно, тихо, — обводит круг рукой с бокалом, — у нас с подружкой всегда кто-то ходит в гесте, то на кухне сидят, то у бассейна, а иногда вообще до самого утра люди не расходятся, представляете! — она взглянула на меня с доброй завистью. Вытянула руки вверх, закрыла глаза и потянулась. В этот момент её майка поднялась сильнее, стала видна ложбинка пупка.
— Обычно в гест-хаусах люди и живут ради компании, чтобы не было скучно. Ну, или завести новые знакомства, — говорю ей и украдкой пробегаю взглядом по её растянувшемуся телу.
Наши глаза встретились. Мне стало стыдно за свой нахальный поступок. Но в её глазах было что-то новое. Раньше она так не смотрела. Она села облокотившись на мое кресло. Закинула голову назад и посмотрела на меня снизу. Выпила еще вина и отвернулась. Я заметил что она улыбается.
Самое время, чтобы поговорит с ней. Но я не понимаю, что меня сдерживает. Вот она, рядом со мной. Кажется, что она всем видом показывает, что готова. Лишь бы всё не испортить. Одна фраза и этот вечер станет последним. Либо началом чего-то нового. Над бассейном во дворе стали мелькать летучие мыши.
— Я смотрю на небо и знаете о чем думаю? — говорит она. — В детстве мне казалось, что до неба — рукой подать. Вот почему мне так нравятся дожди, они пахнут небом.
— Как из книги, — говорю я и собираюсь с силами, чтобы начать свою речь.
— Это было в одном аниме. Мне понравилась эта фраза вот я и запомнила, — отвечает она.
Я смотрю на часы. Рисовое поле зашумело. Мы молчали. Ни она ни я даже не двигались. «Еще не время», — думал я. Сейчас слова могут что-то спугнуть. Моим самым большим страхом стало, что она возьмет телефон, прочитает сообщение и это заставит её уехать. Или посмотрит на часы и поймет, что пора. Её телефон валялся рядом, черным куском стекла.
Она вытянула одну ногу. Начала плавно водить пальцами руки по своей бархатной коже. Её пальцы двигались вверх и вниз. Медленно опускались к коленке и затем поднимались вверх, чуть задирая шелковую ткань. В другой руке она крутила почти пустой бокал. Я не мог отвести взгляд от её руки. Стало тяжело дышать. Я расстегнул рубашку.
Она взяла завязки шорт и вытянула их вверх. Они изначально не были завязаны. Пояс чуть приподнялся и я увидел кружева белой ткани.
Потом её пальцы плавно скользили вверх. Спотыкаются о ткань одежды. Начинают кружить вокруг пупка, чуть касаясь. Будто она исследует каждый сантиметр своей нежной кожи. Затем выше и упираются в майку. Желание во мне становилось все более жгучим.
— Еще вина, — машинально выговорил я.
Она подняла на меня глаза и со смешком протянула бокал.
— До сих пор не привыкну, что даже вечером так жарко, — сказала она и помахала на себя ладонями.
— Сейчас еще ничего, в феврале обычно самый жаркий период, — я протянул ей бокал.
Она встала, поправила майку и прислонилась спиной к перилам балкона прямо напротив меня.
— Я хочу чтобы вы меня сфотографировали,— сказала она и нагнулась, чтобы подобрать телефон. — Можете?
— Конечно, — я встал взял у нее телефон.
Она повернулась ко мне спиной. Чуть прогнулась. Взялась за пояс шорт. Потянула вниз.
Я замер. Все мысли унеслись из головы.
Она поправила шорты. Подтянула вверх, чтобы фигура казалась стройнее. Повернулась на меня. Мне стали тесными брюки. Она это заметила. Поправила волосы и хитро блеснула глазами.
Фотографии получились темными. Только её хрупкий силуэт на фоне гаснущего неба.
— Спасибо, — сказала она и подошла взять телефон.
Вот сейчас, когда она так рядом. Самое время, чтобы начать.
Она принялась смотреть фотографии. Мы были так близко, что я ощущал запах её волос смешанный со слабый ароматом духов. Телом я впитывал её тепло.
— Темно только. Но красиво. Мне нравится вот это, — она повернула экран ко мне.
— Согласен. Но темнота придает загадочности, — машинально придумал я.
Она убрала телефон и подняла на меня глаза. Приоткрыла рот будто хотела что-то сказать. Её губы блестели в укрывающей нас ночи. На небе стали видны первые неуверенные звезды. По дороге протарахтел скутер. Кто-то гулял с собакой. Я молчал. Сейчас идеальный момент для разговора, но почему я не могу с собой совладать?
Она теребила край майки и смотрела на меня. Чуть откинула голову назад. Поправила волосы едва не задев меня рукой. Я наклонился к ней.
— Мне… — сказала она и замолчала, — мне надо домой, — я почувствовал ее дыхание на своих губах. Нас отделяли сантиметры.
— Да. Соседка станет волноваться. А мне еще ехать, — тихо проговорила она и приблизилась ко мне. Миллиметры.
Я проклинал расстояние. Следом и все физические законы, которые мешали в этот момент. Я молил, чтобы случилось что-то невозможное, что заставит её остаться. И предал себя сказав:
— Хорошо.. — и помолчав добавил, — я вас провожу.
Я включил свет на лестнице и мы спустились в гостинную. Небывалых сил мне потребовалось, чтобы не остановить её. Стоило только её коснуться её и я бы не справился с собой. Не удержался бы от непоправимого.
Я остановился. В голове зазвучали голоса. Один шептал: «она явно провоцировала! Она хотела зайти дальше, делала это специально и видела, что я еле держусь». Другой проговорил: «Хватит. Ты старше её вдвое». Третий убеждал сделать такое, в чем жутко было признаться. Страшнее было только признать, что я отчетливо этого хочу. Моя воля звенела от напряжения.
Она уже стояла у двери и тянула на себя ручку. Я поспешил к ней. Помог с дверью. Мы вышли на парковку у двора. Стало совсем темно. Горизонт тлел бордовой полоской. Она подошла к своему «Скупи» и надела шлем. Завела скутер.
— Оясуми, — громко сказала она.
— Доброй ночи, — ответил я, — будьте осторожнее!
Она кивнула и медленно выехала за ворота.
Я проклял себя. Выругался без слов. Вернулся в дом. Поднялся на второй этаж и смотрел как удаляется красная точка её стоп сигнала. На кресле белым пятном висела её кофта. Я взял в руки мягкую ткань и уткнулся вдыхая аромат её духов.
«Вы забыли кофту. Вернетесь пока далеко не уехали?» — быстро набрал ей сообщение.
Красная точка в конце дороги замерла. Я ждал, что она сейчас развернется. Точка не двигалась. Я смотрел на экран телефона. Спустя минуту продолжила удаляться пока не пропала за поворотом.
Ответа не было долго. Я успел заскучать и ушел в комнату.
«ой, простите! не видела сообщение и уже приехала домой.
я заберу в следующий. у нас же будет урок»
«Хорошо! Доброй ночи вам!», набрал в ответ. За окном начинался дождь. Я не верил, что она приедет еще раз. Я кинул телефон на стол. Он покатился, задержался на краю на долю секунды и упал. Раздался удар стали о бетон и звук разбитого стекла. Мне было всё равно.
Через минуту раздался звук уведомления.
«Спасибо! И вам доброй ночи!» — ответила она и следом — «Вот эта фотография мне особенно нравится!»
Она прислала фото, которое я сделал сегодня. На нем она стояла в пол оборота и улыбалась мне будто бы мы любовники. Я смотрел на фотографию сквозь треснувшее стекло смартфона.
В храме у перекрестка начали бить в барабаны и раздавались звонкие удары как метроном. В поле напротив гудели сверчки и протяжно мычали лягушки. Во дворе над бассейном кружили и цокали летучие мыши. Я закрыл окна и тишина эхом отразилась от стен пустого дома. В окна я видел как синие тучи прячут потухший закат. Вдалеке гремел гром. У дороги скулили собаки.
***
Больше мы не общались. После этого мой дом опустел, закаты были обычными, а дождь стал пахнуть озоном, таким привычным во время грозы.
Прошел год
Было привычное утро. Солнце еще не палило. Рис на поле созрел уже в третий раз. Крестьянин ходил между зелеными рядами и сыпал пестициды. Рядом с храмом шумела стройка. Строили еще один. Вдвое больше. Во дворе с бассейном возился чистильщик.
Я должен был ехать на запланированные встречи. Спустился вниз. Взял ключи от скутера и собирался уже выходить, как в дверь позвонили. Я не ждал ни гостей, ни курьеров. Более того, я не очень люблю внезапных людей. Часто это означает непредвиденные хлопоты. По типу разговоров с местными банжарами. Обычно это обсуждение ренты за землю, оплаты за ремонт дороги, новые столбы для электричества или взносы на церемонии. Всегда затягивается. Выпроводить я их не могу. Даже спустя одиннадцать лет я всё еще гость.
С недовольством я вышел во двор. Красные цветы снова нападали на парковке. Я натянул добрую улыбку. Открыл ворота ожидая увидеть счастливого местного.