Глава из романа (знакомство)

С Игорем они познакомились в кожвендиспансере. Нет, серьезно.

Женин гинеколог перешел туда на работу из студенческой поликлиники. Платили больше, кабинет просторнее дали, медсестру выделили. А пациенты особо не изменились - все те же девушки с проблемами, основной причиной которых было любопытство. Женя, правда, сексуального опыта набраться еще не успела, потому что с юности лечила целый букет хронических женских неприятностей. Из-за этих болячек сама себе она казалось последней девственницей на земле, отчего парней еще больше боялась и стеснялась.
В тот день она привычно дожидалась своей очереди, опустив от стыда глаза в пол. Сама с собою спорила: “я тут не по этим делам, чего мне стыдиться?”, но аргументы разбивались в пух и прах о каждого встречного, что ходили по больничным коридорам туда-сюда. Ей казалось, что все смотрят на нее с осуждением, хотя умом она понимала, что в таких местах людям не до чужих проблем - свои бы решить. Но все равно она предпочла внимательно изучать потертую, всю в паутинках мелких трещин, плитку на полу, изредка только поглядывая, сколько человек осталось в очереди.

Дверь кабинета снова распахнулась и закрылась, Женя посчитала, что перед ней осталась только одна женщина, такая грузная, что Жене стало жаль гинекологическое кресло, которому суждено было выдержать эту осаду. И вдруг боковым зрением она заметила молодого человека, что сидел на соседней лавке и рассматривал ее.

Щеки - предатели! - тут же ответили красным предупреждающим сигналом, за которым обычно шло дрожание рук и ног, запинание и то утомительное малоумие, когда на примитивные вопросы отвечаешь со второго раза, и при этом говоришь такую ерунду, что потом ночами подпрыгиваешь в кровати, а после долго не можешь заснуть. Поэтому Женя тут же принялась усердно рассматривать свои старенькое коричневые сапоги, но увидев в упор их сбитые носы, начала еще больше стесняться и прятать ноги под лавку.

В руках Женя теребила больничную карту, что выдали в регистратуре. И только сейчас она поняла, что карта ее выдает с головой - глядя на то, какая она толстая и неуклюжая, можно подумать, что Женя переболела всеми болезнями, обитающими в этих стенах…
Ужас… - протянула она как будто про себя, но тут же вздрогнула - неужто вышло вслух?

И вдруг услышала: “Привет, я Игорь. Тут я еще ни разу не знакомился, а ты?”
Женя хотела было уткнуться в спасительные сапоги, да вспомнила, что сама же их спрятала. Бросилась, как в кусты, разглядывать руки - да уперлась в эту неуклюже толстую карту и тут же взглядом отскочила в сторону. И вдруг увидела его руки - того, что вдруг подсел к ней и заговорил.
Они у него были необычные. Рукава клетчатой рубашки доходили до запястий, а из под них выбивались волосы, что покрыли большую часть рук вплоть до ладоней.

Женя никогда не видела таких рук. В институте учились разные ребята, общалась она в основном с ровесниками, но иногда ее провожали домой и те, кто постарше. Но ни у кого из них она не могла вспомнить такой растительности. Те руки, что помогали ей выйти из автобуса, или брали тетрадь, чтобы списать конспект, или протягивали упавшую ручку, или робко пытались приобнять за талию были совсем другие. Тонкие, нерешительные, неопытные - с редкими тонкими волосами, которые будто еще не решили, расти им вообще на этом тщедушном теле или нет.
А тут не было никаких сомнений. Словно тело настолько созрело, набралось мужественности и силы, что решило еще раз проявить характер и закатала руки в почти животную шкуру.
Это было так очевидно, откровенно и заманчиво, что неожиданно какой-то горячий сгусток внизу жениного живота в этот же момент растекся по всему телу. Тут же вспотела спина, и ноги, и руки, и даже кожа головы стала горячей и влажной. Мозгу досталось сильнее всего - он сначала как будто прожарился на углях, а потом вдруг стал расти, отчего Женя почувствовала сильное давление в голове.

Все происходящее, казалось, разорвало сеть нейронов, что привычно включались и диктовали ей как себя вести. Сейчас там был взрыв мощнее ядерного, и Женя лишилась каких-либо команд и сценариев. Поэтому ей ничего не оставалось, как делать все без малейшей подсказки. Делать, как вздумается.
Еще несколько мгновений она без малейшего стеснения разглядывала руки, а потом медленно, поглаживающе поскользила взглядом выше по телу.
Оно скрывалось за рубашкой, но у самого воротника с верхней расстегнутой пуговицей, будто проскочило мимо контроля и снова вовсю кричало о себе. Там тоже выбивались эти темные волосы, заканчиваясь только на шее, да и то ненадолго. Следом за ними шла щетина, короткая, но густая. Губы, обрамленные ей, казались особенно мягкими и какими-то наивными - будто их оставили на лице без волос не случайно, их обнаженность значила что-то очень важное.
Глаза - они смотрели с усмешкой, но по-доброму - были цвета неясного. Больничные коридоры, сумрачные, с мерцающим скудным освещением длинных электрических ламп, большая половина из которых не работала, сделали все, чтобы цвет этих глаз можно было выдумать самой. Зато хорошо были видны густые ресницы, и крепкие брови, и волосы с легкой сединой, что взбивались в крепкую охапку на голове.

- А я уже второй раз, - вдруг сказала Женя и сама поразилась собственной храбрости - ничего себе, даже голос не пропал.

- Ого! И кто же был этот счастливчик?

- Дедушка в очереди как-то сидел и стал мне рассказывать, как в СССР сифилис марганцовкой лечили.
Молодой человек расхохотался.
- Рецепт-то записала?

- Да мне не к чему, я тут вообще-то к женскому врачу хожу.

- Так жизнь длинная, вдруг пригодится.

- Надеюсь, что нет, но если встречу его в следующий раз, спрошу специально для вас.

- А ты веселая. Люблю таких. Спроси обязательно, правда, пока Бог миловал. Я то тоже сюда не по основному профилю, здесь принимает отличный окулист. Его из глазного центра выперли добрые коллеги, он сюда устроился. Но доктор гениальный, я делал у него операцию пару лет назад, теперь на контроль раз в три месяца хожу. Тебя как зовут-то, шутница?

- Женя.

- Так, Женя. Помни, ты мне слово дала - увидишь того деда с богатым прошлым, бери рецепт. А мне давай свой номер телефона, буду звонить, спрашивать, как идут поиски.

Женя даже не задумалась. Это давление в голове вытеснило и привычную манерность, и предубеждения, и опасения.
- Есть куда записать?
Мобильные телефоны появятся только несколько лет спустя, а пока номера записывали на чем придется: клочках бумажек, пачках сигарет или по простому - на руках.
- Найдем ради такого дела, - молодой человек сунул руку в нагрудный карман рубашки и достал оттуда маленькую записную книжку с пристегнутой ручкой. “Какой собранный, молодец”, - зачем-то отметила про себя Женя.
Как она не старалась скрыть свое любопытство, все выдавало ее с головой: и слишком долгое рассматривание чужих записей на страницах, и поза, которую без ее ведома приняло тело: в пол поворота, будто случайно коснувшись коленкой его ноги, поддавшись вперед. От него даже пахло необычно. Взрослой самоуверенностью, опытом. Многообещающе пахло, не так, как от других, не робкими вздохами и с��азанными поцелуями.
- Записывай, - чуть надавила коленкой Женя и продиктовала домашний номер.
Тут дверь кабинета напротив снова открылась, оттуда с трудом перебирая ногами вышла полная женщина и Женя встала.
- Мне пора. Если трубку возьмет мама или бабушка, главное, не представляйся как “Игорь из кожвендиспансера”. Они у меня нервные.
Молодой человек снова рассмеялся: Договорились. И спрашивать, нашла ли ты лекарство от сифилиса тоже не буду. Обещаю!
Женя шагнула в кабинет, закрыла за собой дверь, но от внезапной слабости, виною которой был тот огненный шар внутри живота, вдруг прислонилась к стене и прижалась к ней руками, чтобы не сползти на пол.
Врач испуганно подскочила: “Жень, тебе плохо?”
Но Женя, с горящими щеками и блестящими глазами, улыбалась так, как никогда раньше. Не знаю. Наверное, хорошо.