Бреаннон и крылья
Меня выбрасывает из Зазеркалья очень резко, даже скорее выплёвывает. И я, конечно же, путаюсь в ногах, спотыкаюсь и впечатываюсь со всего размаху в противоположную стену. Больно, блин!
Обхватываю плечи руками и спешу прочь из зала. Видеть Зеркало и бояться своего отражения в нём — выше моих сил.
Через пару комнат Лабиринта я замедляю шаг. Руки приходится разжимать и опускать усилием воли, так оказывается нервно.
Кисти тут же сжимаются в кулаки.
— Расслабься, детка! — знакомый голос звучит над ухом, и я чувствую на плечах крепкие пальцы, сразу начавшие разминать зажатые мышцы.
— Проведать тебя пришёл, — его руки спускаются вниз, к локтям, перебираются на живот и грудь, которую принимаются сжимать и тискать, насколько это позволяет грубая ткань кителя. — Ты против?
— Что? Н-нет... Я... Рада тебя видеть...
Не стонать, не стонать, чтобы не доставлять лишнего удовольствия блондинистой заразе.
Меня ласково разворачивают к себе лицом, проводят пальцами по губам, а затем накрывают мои губы своими. Сильные руки прижимают меня за спину к нему, чуть сминая ткань мундира.
Да и как удержишься, если по телу разливается сладкая истома, а само оно подрагивает от его прикосновений.
— Потому что могу. Потому что хочу.
— Она требует ответа! — хохочет блондин. Но снисходительно продолжает: — Нужно наладить связь с твоим нутром. Это можно сделать разными способами, и секс — один из них, не лучше и не хуже. Но определённо приятнее многих. А если его дополнить вином... — в его руке появляется кубок, в котором плещется густая тёмно-красная жидкость. Он с видимым удовольствием делает глоток и протягивает кубок мне. — Пей.
Это уже не пожелание и не предложение, а самый настоящий приказ, и я не могу ослушаться, даже если бы захотела.
— Чувствуешь, как горячится кровь, как она бежит всё быстрее и быстрее? Как тебе становится слишком жарко и хочется скинуть эту неудобную форму? Хочется раздеться? Ты слышишь музыку? Двигайся под неё! Закрой глаза и двигайся, пусть движения идут изнутри. И раздевайся, детка. Медленно и соблазнительно, в такт музыке. Ты ведь хочешь этого, правда, малышка? Давай, смелее!
Боги, что это? Стриптиз?! Где я и где стриптиз!
Но в мундире действительно становится слишком жарко, и пальцы тянутся к пуговицам. Только слишком дрожат, и получается медленно. А бедра начинают выписывать фигуры в так музыке, звучащей всё громче и громче, и вот она меня захватывает с собой, увлекает, кружит...
Наконец стянутый китель отправляется куда-то на пол. В рубашке намного легче! Она почти не сковывает движений, да и сама ткань тоньше и лучше дышит. Только руки уже выправили её из форменных брюк и принялись за новую порцию пуговиц.
В итоге я остаюсь совершенно раздетой, а музыка не кончается, и жар внутри не проходит. Пальцы скользят по коже, и это только добавляет огня.
Я задеваю блондина бёдрами, и его ладони ложатся поверх моих, повторяя движения. Жар усиливается.
Не знаю, что он видит в моих глазах, но начинает раздеваться, медленно и со вкусом. Зараза блондинистая. Следит за мной изучающе своим хитрым насмешливым взглядом, пока мы перемещаемся в сторону каменного ложа.
Опрокидываю его на ложе, сама забираюсь сверху. Каждое прикосновение как взрыв ощущений, горячих искр, неистовый танец двух начал.
Вокруг нас собираются тени, и кажется, что они тоже участвуют, я чувствую их касания так же, как свои или блондина.
Закрываю глаза и запрокидываю голову, отдаваясь этим призрачным прикосновениям и рукам любовника. Кажется, что ещё немного, и я закричу и разобьюсь на тысячи осколков.
— Раскрой крылья! — хрипло стонет блондин, судорожно сжимая пальцы на моих бёдрах. — Раскрывай, ну!
Крылья... Я же так и не научилась ими пользоваться...
Меня накрывает финальной судорогой, которая заставляет раскинуть руки и сжать всё внутри, и я слышу протяжный вздох снизу. И одновременно с руками с тихим шелестом распахиваются и крылья — чёрное и белое.
— Молодец, малышка! Справилась!
Чуть придя в себя, я жадно накрываю ртом его полные губы.
— Я хочу ещё! Мне... нужно ещё!
— Так хочешь или нужно? — смеётся блондин, а я немного смущаюсь.