Ну вот

Специалист в области лингвистической типологии и корпусной лингвистики, доктор филологических наук Владимир Плунгян рассказывает о дискурсивных словах, их роли в устной и письменной речи, о том, как использование «вот» выражает отношение к адресату, как обстоит дело с дискурсивными словами в других языках и какие трудности перевода возникают в связи с этим.

Дискурсивные слова — термин, может быть, не очень известный. Это сравнительно новая область лингвистики, очень живая и очень сложная. Пожалуй, более известно слово «дискурс» — так называется связный текст, произносимый в определенной ситуации и с определенными задачами. Собственно, это и есть то, чем мы обмениваемся, когда пользуемся языком. Понятно, что всякий текст состоит из слов. И в этом смысле, наверное, все слова дискурсивны. Но дискурсивными в узком смысле называют особую группу слов: не существительные, не глаголы, не прилагательные, не, так сказать, основное ядро, несущее главную нагрузку в передаче смыслового задания, а такие вот маленькие, непонятные, очень трудно переводимые словечки. На первый взгляд это почти слова–паразиты, но на самом деле они совершенно необходимы и автору, и адресату речи: они помогают строить дискурс, или, как еще говорят лингвисты, обеспечивают связность текста.

В традиционной лингвистике дискурсивные слова чаще всего называются частицами. В русском языке это, например, «же», «ведь», «ну», «вот» и другие такие же вроде бы мелкие и не очень уважаемые слова. Иногда даже, когда учат грамотной речи, говорят: «Избавляйтесь от слова “ну”, не употребляйте слово “вот”». А почему учат? Потому что человеку очень трудно эти слова не употреблять. Естественный русский дискурс без этих слов будет выглядеть суховато, дистиллировано. Проконтролируйте, как вы общаетесь в естественной обстановке. Скорее всего, почти каждое предложение будет начинаться либо с «а», либо с «ну», либо с «вот». Казалось бы, эти слова ничего не значат, но на самом деле у них огромный спектр значений, и эти значения очень важны.

Например, что означает слово «ведь» в самом первом приближении? Вот русское предложение: «Ты ведь туда уже ходил» — попробуйте перевести его на какой–то другой язык или объяснить иностранцу, что оно значит. Если очень грубо, то получится: «Ты знаешь, и я знаю, что ты туда ходил, но, наверное, ты об этом забыл, и я хочу тебе напомнить об этом, при этом я удивляюсь, потому что я считаю, что ты об этом должен бы был помнить». О русском «ведь» написано много статей, и я не удивился бы, если бы узнал, что существует и какая–нибудь толстая монография или целая диссертация. В этом слове (этимологически, кстати, связанном с древним глаголом «ведать») помещается очень сложное и очень эмоциональное значение — напоминание говорящего адресату, что тот должен извлечь из своей памяти нечто очевидное, но при этом потерянное.

И у слова «ну» тоже очень сложный комплекс значений. Оно возникает, как правило, в начале реплики и свидетельствует о том, что говорящий раздумывает, не знает точно, что ответить, и пытается выиграть время, чтобы выбрать то, что кажется ему оптимальным. Это такое слово–взвешивание, слово–выжидание.

Дискурсивные слова отражают то, как говорящий работает над текстом, что он думает: трудно ему или легко, как он воспринимает адресата, много или мало, по его мнению, знает адресат, раздражает он говорящего или, наоборот, нравится ему. И многое другое. Эти слова, так сказать, помечают разные этапы создания текста. Например: «Слушай меня внимательно, сейчас будет самое важное» — в этом значении мы часто употребляем единицу «так вот». Или, например: «А сейчас я делаю отступление, это менее важно, имейте в виду, но скоро я вернусь к важному». Этот смысл может скрываться за коротким «кстати».

Кроме того, дискурсивные слова часто выражают разное отношение к адресату. Хорошо ли я знаю его, близко ли он мне знаком. Не всякому человеку в речи скажешь то же «ведь», или «вот», или, скажем, «–ка» (как в «сделай–ка») — эта частица тоже дискурсивное слово, которое свидетельствует об особом отношении между говорящим и адресатом, скорее всего, об их близком знакомстве или неформальных отношениях.

Эти мелкие, малозаметные слова, надо сказать, страшно трудно описывать. Чтобы внятно объяснить значение такого слова, бывает, нужен целый текст. Иногда хорошее научное описание одной такой единицы занимает несколько страниц. Причем для ее описания необходимо использовать очень сложные понятия: межличностное взаимодействие, коммуникация, иерархия, вежливость, память, внимание и тому подобное — огромный арсенал лингвистических, психологических и других терминов.

Когда весь этот сложный аппарат изучения дискурсивных слов возник, стали его применять, оказалось, что в разных языках количество дискурсивных слов разное и частота их употребления тоже разная. Известно, например, что в русском таких слов много, и при обучении русскому языку их нужно хорошо освоить — правда, в нынешних учебниках об этом ничего не говорится. Из других европейских языков их достаточно много еще, пожалуй, в немецком. Они есть и в итальянском, и во французском, но, скажем, в английском их меньше. Не то чтобы их там совсем не было: например, такие английские частицы, как just или yet, как раз к этой группе относятся, но в среднем в английском тексте их «плотность» меньше по сравнению с русским.

Не надо думать, что дискурсивные слова принадлежат только к разговорной речи. По крайней мере для русского языка это совершенно точно не так. Даже в русской научной статье их очень много: «таким образом», «очевидно», «тем не менее», «в целом» и так далее и тому подобное. Или вот, скажем, «вообще» (или «вообще говоря») — очень емкое и нужное слово. Когда я пишу статью, с него бывает очень полезно начать предложение или в конец поставить: появляется такая приятная дистанция между мной и тем, что я говорю. Сразу видно, что автор — человек тонкий и понимающий. А вот в английском прямого эквивалента этому слову нет, как и ряду других русских дискурсивных единиц, и мне это часто мешает, когда я пытаюсь писать научные статьи по–английски. Английский научный стиль не требует того, чтобы в каждом предложении торчало по два–три дискурсивных слова — напротив, он требует, чтобы такие единицы по возможности избегались. От этого у нас возникает ощущение, что английские научные статьи — это такой набор рубленых, коротких, плохо связанных друг с другом безэмоциональных предложений. Это, конечно, не так с точки зрения носителей английского языка — им их собственных языковых средств вполне достаточно, и лишнего не надо. Им, наоборот, русский научный текст часто кажется вязким, витиеватым, непрозрачным, по–восточному двусмысленным (а нам–то он кажется всего лишь гибким и адекватным сложности мира). Так что я, конечно, могу, пытаясь передать столь нужное мне русское «вообще», вставлять в каждое английское предложение какое–нибудь in general (как словарь советует), но это будет выглядеть если и не прямой ошибкой, то уж точно стилистической странностью, избыточной нелепостью, и хороший редактор такие вставки, скорее всего, вычеркнет — и будет прав. В английском научном тексте информацию нужно стремиться передавать не в подтексте, с чем дискурсивные слова связаны, не, так сказать, обиняком, не суггестивно, а прямо и честно. Иначе не поймут и не одобрят.

Дискурсивные слова не связаны также со степенью литературной обработанности, так сказать, «развитости» языка: они есть и в литературных языках с давней традицией, и в малых, в бесписьменных языках. А связано их присутствие, скорее всего, с тем, насколько в данном языке и в данной культуре важен вот этот самый суггестивный компонент, внимание к информации, получаемой только при межличностном общении (и лучше всего при таком, когда собеседники давно и хорошо знают друг друга). Вот, например, известно, что дискурсивных слов (в традиционных терминах — частиц) было очень много в древнегреческом языке, гораздо больше, чем в латинском (где они тоже, конечно, были, но далеко не в таком количестве). Даже не очень понятно было всегда, как их переводить — чаще всего переводчики с греческого просто их пропускали. Видимо, греческий текст, в том числе и научный текст, вырастал непосредственно из диалога, ведь дискурсивных слов много там, где есть установка на постоянное межличностное взаимодействие.

Существует, конечно, много нерешенных вопросов в этой области лингвистики. Прежде всего, какие–то (пусть и скромные) успехи были достигнуты только в изучении дискурсивных слов в отдельных языках. Довольно много известно про русский, французский, есть монографии о немецком. Хотя было бы хорошо сделать полные словари дискурсивных слов. Пока мне не известны удачные примеры таких словарей, есть только отдельные попытки. Еще более важно уметь сравнивать дискурсивные слова разных языков друг с другом. Есть ведь какие–то типы смыслов, выражение которых мы находим более или менее везде. А есть уникальные слова, которые выражают культурную специфику отдельного языка. Скажем, итальянцы очень любят такое дискурсивное слово, как allora. Оно многим известно, даже тем, кто не говорит по–итальянски, есть ведь даже в сленге такое специальное прозвище для итальянцев — аллорцы. С точки зрения лингвистики совершенно неслучайно, что название народа возникло из дискурсивного слова. Мне как специалисту это очень приятно, потому что allora действительно употребляется часто, оно культурно специфично и сразу выдает итальянца. Его, конечно, очень трудно перевести: это и русское «ну», и русское «вот», и что–то еще третье, чего в русском языке нет. Но, обратите внимание, оно тоже используется прежде всего для установления и поддержания контакта.