О необходимости тщательного изучения тропов и фигур речи

Трагическая история вещего Олега, так поэтически изложенная А.

С. Пушкиным в соответствующей песне, есть по существу история коммуникативной неудачи, которая должна была бы натолкнуть юношество на мысль о необходимости тщательного изучения тропов и фигур речи.

Школьник может решить, что вся соль сюжета заключается в неразличении прямого и переносного смысла фразы «примешь ты смерть от коня своего», которую злосчастный князь истолковал почему-то буквально, тогда как любимый богами кудесник прибегнул в своем пророческом послании к метонимии. Однако такое суждение не выдерживает критики: странно предполагать, что вещий Олег всерьез думал, будто конь может зарубить его секирой или подмешать ядовитое зелье в кубок с вином.

Конечно же, князь понял метонимию. Роковые последствия имело то, что он не понял синекдоху: не от всего коня была предсказана ему смерть, а только от его черепа, в котором и угнездилась гадюка. Любопытно, что пушкинский текст, словно предсказывая собственную развязку, кишит метонимиями и синекдохами, как мертвые кости — всякими отвратительными ужасами. См., например:

— их села и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам;

— в цареградской броне <...> князь по полю едет на верном коне;

— скоро ль <...> могильной засыплюсь землею?;

— правдив и свободен их вещий язык;

— и волны и суша покорны тебе;

— завидует недруг столь дивной судьбе;

— и синего моря обманчивый вал <...>, и пращ, и стрела, и лукавый кинжал щадят победителя годы;

— и верного друга прощальной рукой и гладит и треплет;

— теперь отдыхай! уж не ступит нога в твое позлащенное стремя;

— пирует с дружиною вещий Олег при звоне веселом стакана.

Любопытно и то, что это метонимическое изобилие сходит на нет, едва Олег узнает о смерти коня.