July 24

Со мной в одной роте служил земляк — Москвич, славный парень — Лешка

Не было у нас в тридцатые и сороковые годы более знаменитого пловца, чем чемпионом Леонид Мешков. Пятнадцать раз он был чемпионом СССР, более ста раз улучшал всесоюзные рекорды, девять раз вносил поправки в таблицу мировых.
Но не каждый знает, что этот великий «калькулятор рекордов» добровольцем ушел на войну и уже в первых числах июля принял боевое крещение. Враг рвался к Ленинграду, бои шли под Псковом и Новгородом. Взвод Мешкова отражал атаку за атакой, по ночам ходил в разведку.
Однажды, это было на рассвете 3 августа 1941 года, фашисты обнаружили возвращавшихся из разведки бойцов и накрыли их минами. Осколком ранило одного из солдат.
Для того чтобы разобраться в подлинной сущности человека, нужно, как говорит народная мудрость, съесть с ним пуд соли. Столько соли Мешков с другом съесть не успел. Зато он хлебал с ним из одного. котелка.

Со мной в одной роте служил земляк —
Москвич, славный парень — Лешка.
Из одного котелка мы с ним ели так:
Он — ложку, я — ложку.
Евгений Винокуров

Фронтовой котелок, как лакмус, покажет, стоишь ты чего-нибудь или ты слюнтяй и эгоист.
Спортсмен Мешков не мог быть ни слюнтяем, ни эгоистом. Он подхватил раненого друга и пополз с ним к реке. Это была Луга, река не широкая — всего 50–60 метров. Пловцу-рекордсмену, который совсем недавно преодолевал 25-метровую дорожку бассейна за десять взмахов, не стоило большого труда переправить через нее на себе-раненого друга.
Однако в это время немцы снова их обнаружили и открыли огонь. Свистели пули автоматных очередей, взрывались мины. Осколок сумасшедшей болью резанул Мешкова в правую лопатку. Рука повисла, как плеть, и налилась тяжестью. Он скрипнул зубами: ничего, он подхватит друга левой рукой и поплывет.
Но раздался новый взрыв, и осколок саданул по левой руке. Увидев, как перекосилось от боли лицо Мешкова и как на втором рукаве начало расплываться кровавое пятно, товарищ прошептал спекшимися губами:
— Плыви один, брось меня...
Мешков взглянул туда, куда река катила пенящиеся от пуль воды. Теперь надо было бороться не за медаль, а за жизнь друга. Но он ведь и прежде сражался с полной отдачей сил, и тем более он должен был, обязан это сделать сейчас!
И он зло приказал:
— Обхвати меня руками за шею!
И не подсчитать, сколько тысяч метров он преодолел на тренировках и соревнованиях, но этот заплыв был самым тяжким в его жизни. Руки не работают — у одной раздроблено плечо, у другой перебито нервное сплетение. Теряющий сознание товарищ давит на разбитую лопатку и судорожно сжимает его шею. Дышать все труднее и труднее, силы иссякают — вот-вот Мешков пойдет на дно.
Но недаром упорство и воля сделали Мешкова одним из лучших пловцов мира — он преодолел реку, работая одними ногами, и спас товарища.
Спустя несколько часов санитарный самолет доставил его в Ленинград.
Закованный в гипс, туго перетянутый бинтами, он понял, что этот его рекордный заплыв был последним. Еще его счастье, что врачи спасли руку, а то запросто могли бы ее ампутировать. Но сколько они возились, чтоб сшить разорванные сухожилия, соединить кровеносные сосуды и нервы! А один осколок даже так и остался в глубине его лопатки.
Рука была худой, как у древнего старика, мышцы иссохли и потеряли упругость. Левая выглядела лучше, но и ее пальцы свело судорогой.
Однако недаром спорт выработал у Мешкова бойцовские качества, которые война проверила еще строже, чем проверялись они на состязаниях, разве не об этом говорит орден Отечественной войны, который вручили ему за его подвиг? Так вправе ли он впадать в уныние?
И, преодолевая боль, словно иглой вонзающуюся в висок, Мешков бесконечное количество раз сгибает и разгибает пальцы, кисть, локоть, снова и снова делает вращательные движения.
Часами он не уходит из кабинета лечебной физкультуры.
Но и этого, ему мало.
Он сконструировал тренировочный аппарат: укрепил на стене, блоки, по которым скользили веревки с гирями. Вставал к стене спиной, и, наклоняясь вперед, поднимал и поднимал по блокам этот груз.
Постепенно начала восстанавливаться утраченная подвижность рук, мышцы приобретали литую округлость.
Наконец настал день, когда Мешков решил прийти в бассейн. Но как далека оказалась его техника от прежней! Нет былой ритмичности, утеряна координация работы рук и ног, каждое движение причиняет боль, пальцы левой руки не разгибаются, он так и плывет, сжав их в кулак.
Начинаются долгие месяцы тренировок в бассейне. Около двух лет он приучает себя к воде. И только 18 апреля 1943 года он снова занимает место на стартовой тумбочке, рядом со своим старым соперником Семеном Бойченко и приходит с ним к финишу голова в голову.
Он чувствует удовлетворение от своей собранности, от своих мышц, от дыхания и ритма. Он летит под водой, как и встарь, со стремительностью разворачивающейся пружины, оставляя за собой пенящийся след. Значит, снова настало время натиска на рекорды. И Леонид Мешков исподволь готовит себя к этому.
Давняя мечта не дает ему покоя: не будь войны, он побил бы феноменальный рекорд своего друга и соперника Бойченко на 100 метров стилем брасс на груди.
Тем более это необходимо сейчас, ибо американские пловцы, у которых вырвал этот рекорд Бойченко, не сидят сложа руки, тем более, что они не участвуют в войне и только и делают, что тренируются в знаменитых калифорнийских бассейнах. Мешков должен показать такие секунды, чтобы американцы оставили надежду на их побитие!
В неустанных прикидках к рекорду проходит еще почти три года. Наконец Леонид Мешков чувствует себя окончательно подготовленным.
И вот он снова на стартовой тумбочке. Свет ослепительных люстр пронзает изумрудную воду до самого дна, выложенного белыми кафельными плитками. Изящные поплавки, нанизанные на веревку, делят бассейн на дорожки... Старт! Плавно и неуловимо соперники соскользнули в воду... И пошел, и пошел могучими взмахами рук выбрасывать свое тело по грудь из воды Леонид Мешков! Он словно не плыл, а летел, как гигантская бабочка! Не случайно брасс на груди называют баттерфляем, то есть бабочкой. Веретенообразное его тело летело почти над самой водой.
Собравшиеся в бассейне люди знали судьбу Мешкова и аплодировали его мужеству. И чем ближе был финиш, тем оглушительнее становилась овация.
Когда он закончил дистанцию, весь бассейн ликовал.
Но что ему это ликование, когда он не дотянул до рекорда?
И Мешков снова вышел на старт.
Одиннадцать попыток сделал Леонид Мешков, чтобы побить этот рекорд.
И наконец на двенадцатой побил.
Но секундомеры судей показали разное время, и рекорд не зачли.
Он вышел на старт в тринадцатый раз — и все-таки его побил!
Подумайте, какой должна быть сила рук, чтобы бросать тело ураганной скоростью. А что было с его руками совсем недавно, вы знаете. Да и сейчас осколок мины сидел в его плече...
Тем, кого заинтересовала судьба Леонида Мешкова, я рекомендую почитать повесть ленинградского писателя Бориса Раевского «Всегда вперед» — там вымышленные имена, есть домысел, но за всем этим стоит судьба нашего выдающегося пловца.

Порфирьев Б.А. «Путевка в мужество»; Киров, 1981; с. 32–36