Как девочки доверчивой и слабой Тщеславное мне сердце умилить?
Пару дней назад наткнулся на старый спор об одной букве (!) у Пушкина, который немного сломал мне мозг. Попробую вкратце рассказать о нем - по-моему, яркий и интересный пример того, какие битвы ведут филологи-текстологи за разные варианты прочтения не самых ясных слов.
В "Борисе Годунове" есть сцена, когда Лжедмитрий вначале признается Марине Мнишек в том, что он самозванец, а затем бросается перед ней на колени, умоляя о любви, а она отвечает --
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочки доверчивой и слабой
Тщеславное мне сердце умилить?
Именно так написано в рукописях Пушкина и прижизненных изданиях, и так печатали сто лет, но в 1935г. Григорий Винокур, редактор ПСС (Полного Собрания Сочинений) Пушкина, решил заменить одну букву и превратить родительный падеж в дательный, т.е. слово "девочки" - в "девочке":
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочке доверчивой и слабой
Тщеславное мне сердце умилить?
Он объяснил, что Пушкин мог, подразумевая дательный падеж (кому/чему? - девочке), использовать неправильное окончание -и, потому что в рукописях неоднократно так делал (и это правда - письма и рукописи Пушкина полны орфографических ошибок, которые тщательно исследуют пушкинисты).
Выбор Винокура в свою очередь раскритиковал в своей рецензии Борис Городецкий. С его точки зрения Пушкин несомненно имел в виду по смыслу именно родительный падеж (кого/чего? - девочки), поэтому замена -и на -е необоснованна.
Как могут сосуществовать эти две версии? Вопрос в том, к чему относится слово "как". Если "девочки", то к сердцу: "умилить мне сердце, как сердце доверчивой и слабой девочки". Если "девочке", то ко "мне": "умилить мне, как доверчивой и слабой девочке, сердце".
Понимание усложняет также слово "тщеславное", и то, как "мне" разбивает "тщеславное сердце" пополам. Главный аргумент Городецкого следующий: что в прочтении с родительным падежом тщеславным оказывается сердце гипотетической девочки, а не самой Марины, не "меня": то есть, "ты надеешься умилить мне сердце, как будто это было тщеславное сердце слабой и доверчивой девочки". А с дательным падежом тщеславным явлется сердце самой Марины: "ты надеешься умилить мне тщеславное сердце, как будто слабой и доверчивой девочке". Марина Мнишек, по словам Городецкого, не стала бы напрямую выпячивать свое тщеславие, это против ее характера, и поэтому дательный падеж тут неверен.
С аргументами Городецкого безусловно согласился знаменитый и влиятельный филолог и языковед Виктор Виноградов, в своей статье "Язык художественного произведения" (1954). Вместе с тем, они не убедили полностью всех, поскольку с тех пор в изданиях Пушкина происходит неразбериха, одни печатают "девочки", другие "девочке".
Я эти строки крутил в голове несколько часов, пока перестал что-либо понимать, потом на следующий день крутил опять, и пришел к выводу, что все-таки мне больше нравится версия Винокура с дательным падежом. Главная причина - это что если "сердце девочки", то синтаксис всей фразы получается очнь сложный и не поддающийся нормальному язывому восприятию, уж точно на слух:
Как девочки доверчивой и слабой - как что именно? - скоро узнаем - // Тщеславное - окей, тщеславное что? - МНЕ - ээээ, это что такое? - сердце - а, тщеславное сердце девочки - УМИЛИТЬ?
Получается как бы перекрест такой: "мне" перебивает "девочки тщеславное сердце", а "сердце" перебивает "мне умилить". Как бы А Б А Б, где второе А тянет влево к первому, а первое Б - вправо ко второму, и выходит очень неестественно, даже при всей гибкости русского синтаксиса. С дательным падежом такой проблемы не возникает, потому что "мне" перебивает только "тщеславное сердце" (а не "девочки... тщеславное сердце"), а это небольшое встревание, не мешает пониманию.
Кроме того, я не согласен с тем, что если родительный падеж, то "тщеславное" уходит к сердцу девочки; мне кажется, что даже в этом случае все равно естественнее понять это как "умилить мне тщеславное сердце, как сердце девочки..." - а не, как по Городецкому, "умилить мне сердце", как тщеславное сердце девочки...". Но в таком случае аргументы Городецкого о характере Мнишек оказываются ни к чему.
Короче, я за "девочке" и дательный падеж.
P.S. Уже дописывая эту запись, я обнаружил интересную статью "Наблюдения над употреблением в текстах Пушкина окончаний 'я' и 'ѣ' ", которая приводит множество примеров ошибочных окончаний в этих падежах у Пушкина (ѣ это буква ять, в слове "девочке" в дательном падеже на конце была именно она, а не "е"). А в ней нашлась ссылка на статью Сергея Бонди "Заметки (об удачах и ошибках текстологов)" - в сборнике 1970 года "Черновики Пушкина", в которой подробно разбирается именно этот вопрос. К моему удовольствию и некоторому конфузу Бонди почти целиком повторяет мои аргументы выше (ну то есть, это я его.. то есть независимо... ну вы поняли) и тоже выбирает версию дательного падежа. С "тщеславной девочкой"/"тщеславной Мариной" он резонно замечает, что тщеславие Марины Мнишек ясно и откровенно показано ей на протяжении всего диалога, и поэтому еще тоже согласиться с Городецким о том, что "девочке" хуже из-за откровенности этого тщеславия - никак нельзя.