Всякая селекция и ставка на одарённых растлевает систему школьного образования
Декан факультета «Менеджмент в сфере образования» МВШСЭН Елена Ленская о педагогическом подходе, опирающемся на понятие одарённости учеников, и его рисках для системы школьного образования и национальной экономики в целом.
В нашей стране, которая когда-то считалась страной всеобщей грамотности, стали появляться неграмотные люди, их число растёт. Появляются дети с сохранным интеллектом, которые не умеют читать или писать, не закончили начальной школы, и это мало кого беспокоит. Поэтому сегодня хотелось бы поговорить о правомерности политики, делающей ставку исключительно на лидеров и допускающей существование недоученных и неграмотных людей.
В педагогике немало терминов, которые нуждаются в уточнении, но, пожалуй, ни один из них не допускает такого количества разночтений, как одарённость. В случае якобы одарённости на самом деле речь идёт о том, как выживать и быть успешными именно в той школе, которую мы имеем.
Среди великих тоже нет согласия, но чаще всего пользуются термином, введённым психологом Борисом Михайловичем Тепловым, который считал, что «одарённость — это качественно своеобразное сочетание способностей, от которого зависит достижение успеха в той или иной деятельности». Другими словами, получается, одарённый человек — это человек успешный. Но как тогда быть с Ван Гогом или Модильяни, которые не продали ни одной картины, пока были живы? И надо ли считать одарённым, например, представителя жёлтой прессы, измазавшего в грязи какую-то выдающуюся личность и добился этим немалого успеха на своём поприще? Вроде бы это не совсем корректно.
Выготский под одарённостью понимал способность к творчеству, которая является генетически обусловленной и развивается в ходе соответствующей деятельности. Значит ли это, что одарённость нельзя выявить, пока человек не занялся соответствующей деятельностью и не совершил в ней творческих преобразований? А мы пытаемся сделать именно это.
Уточняет мысль Выготского, как мне кажется, определение немецкого психолога Штерна, который считал, что одарённость — это общая способность индивида сознательно ориентировать мышление на новые требования. Тогда можно выявить одарённость достаточно рано: ребёнок может ориентироваться на новые требования чуть ли не с младенчества. Но это определение подходит не ко всякому роду занятий. Как быть с физической одарённостью, с музыкальной одарённостью?
— Когда у нас школы уже в первом классе начинают отбирать детей, мы как бы не замечаем, какую травму наносим детям, которых не отобрали.
Каждый день по телевидению мы слышим, что такую-то знаменитость не приняли в театральный вуз или консерваторию, посчитали бесталанным и т.п. Но при этом продолжаем упорно отбирать одарённых, не задумываясь о том, какую травму наносим детям, не прошедшим по конкурсу. Одна из главных моих печалей заключается в том, что, когда у нас школы уже в первом классе начинают отбирать детей, мы как бы не замечаем, какую травму наносим детям, которых не отобрали. Причём многим из них не хватило каких-нибудь сотых долей балла.
Особенности обучения одарённых детей
Дело в том, что с одарёнными детьми нужно очень аккуратно себя вести, если это действительно талантливый ребёнок, который стремится себя выразить. Им свойственны приступы меланхолии, у них бывают депрессии, и очень часто такие дети становятся изгоями — взялся же откуда-то термин «ботаники»! На них обращают внимание как на других, причём это может случиться и в самом что ни на есть элитном классе. Потому что чем сложнее ребёнок, тем труднее его сверстникам найти с ним общий язык.
Мне нравится подход Соединённых Штатов, при котором эти дети называются exceptional children, то есть исключительные дети. А в эту категорию попадают не только одарённые — туда попадают дети с разного рода проблемами физического развития, попадают дети эмоционально нестабильные, со множественными проблемами в развитии. Из этого следует, что одарённость в американском понимании — тоже проблема, с которой нужно работать.
Они считают, что у одарённых детей есть некоторые характеристики, которые одновременно являются и проблемами. С одной стороны, у них завидное терпение, но проявляется оно, когда задания сложные. Как только задание лёгкое, такие дети начинают скучать, вести себя странно, демонстрируют своё неприятие ситуации. Этим детям нравится делать любимое. То есть они мотивированы на упорный труд, но в том направлении, в котором им самим хотелось бы развиваться. Они могут быть перфекционистами: пока ребёнок не сделает какую-то работу идеально, он не успокоится. У нас школа к этому не приспособлена: мы живём по расписанию — не доделал, всё, свободен, когда-нибудь потом доделаешь, неизвестно когда.
Такие дети часто не признают авторитетов, что тем более не нравится учителям, которые привыкли работать с послушными детьми. У нас, кстати, культ послушания в то время, как в других странах понемногу начинает развиваться культ инициативности. Ребёнка учат вести себя так, чтобы он смог отстоять свои интересы, чтобы он мог состояться. А когда человек только слушается, за его счёт состояться может только кто-то другой.
— У нас, кстати, культ послушания в то время, как в других странах понемногу начинает развиваться культ инициативности.
Как обучают одарённых детей в европейских школах?
Где учатся такие дети в других странах? В Америке существуют специальные академии, куда отбирают, например, математически одарённых детей. Это аналог наших математических школ — по-моему, наш опыт и лёг в основу создания этих академий. Это было во времена Спутника-1, когда все смотрели, что же такого мы тут делаем, что у нас такие научные достижения.
В Европе одарённых детей чаще всего не выделяют в особую группу. Единственное исключение — Великобритания, точнее даже Англия, где до сих пор сохраняются грамматические школы. Это школы, которые финансирует государство, но работают которые по особым программам. Это примерно как наши гимназии с углублёнными программами по тем или иным дисциплинам.
Туда разрешено отбирать детей, но число таких школ в последние годы сократилось в несколько раз. И когда недавно в нашем понимании министром образования (по-английски это называется secretary of state) стала Джастина Грининг, она вдруг решила включить в свою программу развитие сети грамматических школ. Британское общество отреагировало на это категорически негативно: в её адрес были высказаны очень жёсткие упрёки в том, что она развивает элитарность, с которой как раз надо бороться. Заметьте, это было консервативное правительство! Фактически, на этой кампании Грининг лишилась должности.
Забавно, что сейчас по интернету гуляет фальсифицированная новость, в которой Джастине Грининг приписывается высказывание, что Англия переходит на советскую систему образования. Что якобы там уже перевели на английский язык российские учебники, по ним учат детей, причём первым это начал Итонский колледж — вот почему туда идут люди. Ничего подобного Джастина Грининг никогда не говорила, тем более что среди упомянутых там учебников, якобы переведённых на английский язык, попался учебник Розенталя, а это учебник русского языка. Зачем его понадобилось переводить на английский, бог ведает. Но люди, которые распускают подобные сплетни, как правило, деталями мало интересуются.
Кроме Англии, где ещё что делается? В Австрии, Швейцарии и Германии специальных программ для одарённых детей нет. Но им разрешено раньше поступать в школу, если ребёнок умеет многое из того, что требуется для поступления. Им разрешается перепрыгивать через класс: ну, освоил программу, нечего тебе здесь делать. Именно в Германии было проведено исследование, продемонстрировавшее, что одарённость не тождественна академической успешности.
— Оказалось, что среди академически успешных детей с высоким IQ только 15%.
Правда, определяли они одарённость, исходя из IQ, по поводу которого много сомнений высказывается, совершенно справедливых. Тем не менее, оказалось, что среди академически успешных детей с высоким IQ только 15%. Остальные особым IQ не обладают и при этом академически успешны. Но среди одарённых детей, попавших в эту категорию, 15% оказались хронически неуспешными. Поэтому совпадения этих двух понятий — одарённость и академическая успешность — нет.
Кстати, сейчас появился ещё один термин, который мне очень нравится: мотивированные дети. Это дети, которым нравится заниматься каким-то одним делом.
Пожалуй, единственная страна в Европе, которая проводит похожую политику с Россией, это Венгрия. Там есть 22 государственные школы для одарённых детей, и действительно, дети из этих школ часто оказываются победителями разных международных олимпиад. А мы очень радуемся, когда у нас появляются такие победители, считаем, что это главное доказательство успеха нашей образовательной системы. Но тут я бы поставила большой знак вопроса.
Методики оценки успеваемости детей в школе
Есть 2 показателя успеха образовательной системы. Один из них — наличие выдающихся успехов, которые на международном фоне выглядят как удивительные. А есть другой показатель, показатель среднего уровня обученности населения и, соответственно, показатели самых слабых групп. Мне очень нравится способ измерения успешности школы в Англии. С одной стороны, там смотрят на абсолютные показатели: на экзаменах школа показала такие-то результаты, что существенно выше, чем другая школа. Второй показатель — как эта школа прибавила в результатах за несколько лет или за год.
Правда, в Англии есть замечательная система оценки методом добавленной стоимости, когда в начале и в конце учебного года всех детей тестируют по каждому предмету, чтобы определить, продвинулись они за год или нет. Это очень здорово потому, что тогда надо смотреть на детей, выдающихся в обе стороны, так сказать. И все должны прибавить, даже если пришли весьма обученные дети. Иначе зачем они сюда ходят?!
— И все должны прибавить, даже если пришли весьма обученные дети. Иначе зачем они сюда ходят?!
И третий показатель, который не грех позаимствовать, это показатели детей из уязвимых групп: дети из бедных семей, дети из семей мигрантов, чьи родители не говорят по-английски, дети с проблемами развития. Если у этих детей результаты разительно отличаются от основной группы, это повод для тревоги.
Очень часто эти данные даже не публикуют, чтобы не порождать всяких ксенофобских настроений. Но педагоги знают, что, например, в своё время была большая кампания о том, как поднять образовательные результаты у мальчиков из стран Карибского бассейна. Почему-то именно мальчики демонстрировали самые плохие результаты.
Оказалось, что в той среде, где росли эти дети, они привыкли очень много двигаться. Они физически не высиживают никаких уроков. Стали придумывать, что с ними делать, им разрешили ходить по классу, что-то ещё — результаты начали прирастать.
У нас такого внимания к детям с различными проблемами, как социальными, так и проблемами здоровья, пока меньше, чем хотелось бы.
Недоученные дети — риск для национальной экономики
Лет 10 тому назад на нашей ежегодной конференции «Тенденции развития образования» выступал канадский учёный Скотт Мюррей, который представлял тогда агентство Statistics Canada — самое крупное статистическое агентство, которое обсчитывает результаты самых разнообразных международных исследований, но при этом проводит и собственные.
Надо сказать, что по уровню образования Канада и Россия очень близки. Как правило, в Канаду идёт достаточно образованная миграция, поэтому там примерно такой же процент людей с высшим образованием, примерно такой же процент людей, получивших полное среднее образование.
— В Канаде 38% взрослого населения испытывают проблемы с чтением, и из-за этого не вполне эффективны на своём рабочем месте.
И вот обнаружилось, что в Канаде 38% взрослого населения испытывают проблемы с чтением, и из-за этого не вполне эффективны на своём рабочем месте. Это не значит, что они не умеют складывать из букв слова. Это значит, что, прочитав текст, такие люди тут же его забывают либо не понимают, о чём он, либо не уяснили для себя какие-то детали — есть несколько градаций умения читать. Эти 38% процентов находятся на первой или второй ступени этих градаций.
Производства, на которых они работают, вследствие этого испытывают определённые проблемы: где-то что-то путают, неправильно выполняют технические инструкции, где-то чтение отнимает у них слишком много времени, которое нельзя себе позволить и т.д.
После этого Скотт Мюррей провёл исследование на примере нефтеносного штата Альберта в Канаде, где, по данным международных исследований, абсолютные показатели грамотности относительно остальной Канады были достаточно высокие. Но при этом разрыв между наиболее и наименее грамотными был одним из самых больших. Проанализировав экономику этого региона, Скотт Мюррей доказал, что, если бы школы доучили всех, кто живёт в нём, хотя бы до третьего уровня грамотности, позволяющего читать с извлечением основной фактической информации, экономика региона приросла бы втрое.
Оказывается, самое большое количество незанятых рабочих мест требует именно этой квалификации — уровня нашего среднего профессионального образования приблизительно. Если бы эти места были заняты, уменьшились бы потери бюджета, связанные с оплатой пособия по безработице, разного рода социальные выплаты тоже сократились бы. Самый забавный фактор — резко снизилась бы заболеваемость населения штата. Как выясняется, люди, плохо умеющие читать, склонны доверять недостоверной и откровенно глупой информации по поводу собственного здоровья: безоговорочно верят рекламе по телевизору, всевозможным знахарям и т.п. И это статистически подтверждённые данные!
После чего Скотт Мюррей сказал буквально следующее:
— Вы очень много внимания уделяете одарённым детям. Это неплохо, надо уделять внимание тем, кто показывает выдающиеся результаты хотя бы потому, что самый ценный товар сегодня — это человеческие головы, идёт охота за лучшими умами. И чем больше внимания мы уделяем таким детям, тем выше наш человеческий капитал.
— Те, кого вы хорошо подготовили, уже не ваша собственность — это собственность всего мира. Экономика давно глобальная, люди едут работать туда, где им предлагают более выгодные условия.
Но помните, что те, кого вы хорошо подготовили, уже не ваша собственность — это собственность всего мира. Экономика давно глобальная, люди едут работать туда, где им предлагают более выгодные условия. Часто дело даже не в деньгах, а в том, чтобы хорошо обеспечивать их труд. Известно, что во многих наших научных учреждениях нужно потратить, условно, полгода, чтобы добиться необходимого оборудования. В некоторых странах этот же процесс занимает сутки. Сегодня ты написал заявку, завтра у тебя стоит нужное оборудование.
Талантливым людям, конечно, хочется себя реализовать — они едут туда, где у них это получается. Пример: двое выпускников нашего Физтеха, которые сейчас работают в Манчестерском университете и стали нобелевскими лауреатами. Обидно, что не у нас!
И Скотт Мюррей продолжает: эти люди могут остаться, если вы предложили им соответствующие условия, могут не остаться. А вот те, кого вы недоучили, точно останутся. Им некуда ехать. И вы будете их кормить, платить им социальные пособия, всячески поддерживать, потому что сами о себе они в полной мере не могут позаботиться.
И действительно, школы начинают выбирать для себя тех учеников, которых им удобнее учить. У нас запрещено законом отбирать детей в первый класс. Тем не менее, отбирают. И мы знаем, в каких школах отбирают, сарафанное радио моментально доносит эту информацию до родителей. Но что это означает?
В одной из анкет, которую заполняли школьные директора, мне попался возмущённый возглас: «К нам в первый класс приходят дети, которые даже не умеют читать!». Позвольте, но читать всегда учили именно в школе, и нигде не сказано, что что-то изменилось в этом отношении. Однако школы стараются отобрать детей, которые уже неплохо читают, считают, то есть фактически освоили программу начальной школы. И тогда можно не переживать: все получат хорошие оценки, и учитель будет молодец. А если взять слабых детей, кто знает, как они станут справляться с программой?!
Я жёстко скажу, но абсолютно уверена в том, что всякая селекция и ориентировка на одарённых растлевает систему. То же самое происходит при приёме в вуз. Почему идёт такая борьба против ЕГЭ? А хочется выбрать таких, с которыми потом не надо мучаться.
В одном престижном университете провели исследование: на разные специальности поступают люди, сдающие экзамен по иностранному языку, и дальше выясняется, что, если человек с хорошим знанием иностранного языка поступил на неязыковую специальность, где язык, тем не менее, нужен, в процессе учёбы они теряют один уровень владения им. Пришёл с более высоким, ушёл с более низким знанием. А те, кто пришёл на языковые специальности, будучи при этом хорошо подготовленным, ничего не прибавляют в уровне своего владения. Речь, конечно, не обо всех, но о подавляющем большинстве.
То есть вот, что начинает происходить с системой, если она в целом ориентирована на отбор удобных учеников.
Как преодолеть разрыв между сильными и слабыми школами?
Россия участвует практически во всех международных исследованиях, посвящённых качеству образования. Самое известное среди них — так называемая PISA, в котором мы неожиданно для себя обнаружили, что находимся не среди лучших: сразу же оказались в третьем десятке, потом скатились в четвёртый. Сейчас начали выползать обратно, по большей части предметов переместились в третий десяток, но не более того.
Такие исследования, помимо прочего, дают нам много контекстной информации о нашей системе. В частности, какой разрыв между самыми слабыми нашими учениками и самыми сильными, сколько детей в какой категории находятся. Были страшные цифры: например, по чтению у нас 17% подростков находились на первом уровне и ниже. А это уровень, когда дети, пока дочитали до конца фразы, забыли, с чего она начиналась.
Один из таких контекстных показателей показался мне любопытным. Мы столько сил вкладываем в подготовку элиты. При этом результаты элиты у нас не растут, а можно сказать, немного падают. То есть всё меньше детей оказывается в верхней категории. Там примерно 6 уровней, на которых может находиться тот или иной ребёнок. И вот на 6-м становится всё меньше детей. Их и раньше было немного, где-то 1,8%. В Финляндии, для справки, 9%. Но самое важное, что этот процент ещё и уменьшается!
То есть мало того, что мы вкладываем массу денег в предприятие, оно ещё и не даёт результатов. Да, у нас есть несколько олимпиадников, но это единицы.
— Это самая большая ошибка, которую мы совершаем: всё время добавляем ресурсы в те школы, где их и так уже много.
Что можно делать на уровне страны? Почему-то считается, что не надо давать дополнительные ресурсы школам, которые находятся в плохом положении — в депрессивном регионе, где бедные родители, дополнительной помощи найти невозможно и пр. Ход рассуждений такой: ну вот, школа плохо работает, а мы ей ещё и дополнительные деньги будем давать?! С моей точки зрения это самая большая ошибка, которую мы совершаем: всё время добавляем ресурсы в те школы, где их и так уже много. Представьте, школа в благополучном районе, дети подготовленные — и они же будут получать дополнительные деньги, потому что у них много 100-балльников, есть победители олимпиад, хотя и не доказано, что это именно заслуга школы.
А школы в плохом состоянии так и будут в нём оставаться, так как дают плохой результат. Этот порочный круг нужно разрушать.
Совсем недавно наша соседка Эстония стала лучшем страной в Европе по уровню обученности своих детей, обогнав даже Финляндию, у которой во многом и училась. За счёт чего это произошло? Мы беседовали с представителями эстонского министерства, они считают, что одна из причин, по которым это стало возможным, как раз то, что они стали целевым образом поддерживать школы, находящие в сложных условиях. Это сельские школы, школы на островах, удалённые от городских центров. Когда они стали давать им дополнительные деньги (на приобретение оборудования, на более качественный доступ к интернету, на приглашение хороших учителей), ситуация стала меняться.
— Существует практика ротации: ты отработал 4 года в хорошей элитной школе, после этого перемещаешься в школу похуже и 4 года работаешь в ней.
Проблема с учителями, кстати, в Европе мало где решена как следует. А вот в Азии, которая сейчас демонстрирует высокие результаты, её, похоже, решили. Там существует практика ротации: ты отработал 4 года в хорошей элитной школе, после этого перемещаешься в школу похуже и 4 года работаешь в ней. Это делается для того, чтобы у детей из разных категорий был доступ к разным человеческим ресурсам. Педагогу это тоже полезно: у него разная практика, он разное осваивает.
Когда я начинала учиться в школе, у меня была учительница, которой я до сих пор восхищаюсь. Это были послевоенные годы, когда пришло много детей из сложных семей, у кого-то не было родителей, у кого-то родители пьющие. Она всех научила читать, к 4 классу все читали более или менее достойно. Сегодня разучились это делать именно потому, что процветает система отбора. Когда учитель будет попадать в разные среды, а его успех оцениваться не по тому, как он продвинул лучших учеников, а по тому, как продвинулись все, это будет крайне важно.
Ещё одна политика — метод добавленной стоимости. Как хочется, чтобы в наших школах его начали осваивать! Для этого нужны две вещи: расписать программу так, чтобы в ней было много подуровней, и чтобы можно было измерять, на каком уровне находится ребёнок. Не три, как сейчас, начальный, средний и полный, а 8, 9, 10, как в других странах. Тогда каждый шаг можно будет померить, переместился ребёнок из одной категории в другую или нет.
— Когда учитель будет попадать в разные среды, а его успех оцениваться не по тому, как он продвинул лучших учеников, а по тому, как продвинулись все, это будет крайне важно.
Это очень сложно, мы не умеем так описывать содержание образовательной программы, потому что это нужно делать в категориях прироста умений. Но надо учиться, это доступная методика. И когда мы начнём учить таким способом, мы наконец уделим внимание тем учителям, которые давно заслужили благодарность за свои усилия, и сможем оценивать прогресс каждого отдельного ребёнка.