Обо всём, кроме дирижаблей

Когда-то, будучи студентом, я ответил на вопрос преподавателя о том, что первично: закон или мораль. Тогда я посчитал, что первое создаётся на основе второго, и выбрал мораль, несмотря на очевидное преимущество закона в обязательности исполнения. Преподаватель оценила мой подход и заметила, что именно так рассуждали "замечательные русские интеллигенты". Было приятно. И наивно. Хотя подобные рассуждения и имеют под собой некоторые основания, теперь я ответил бы: это всё равно, что сравнивать знание и веру, науку и искусство, модель и образ, теорию и действительность, слово и мысль. Куча-мала? И правда, на первый взгляд перечисленные пары понятий кажутся не имеющими ничего общего. Если всё получится, ближе к концу размышления их взаимосвязь станет чуть более очевидной. В первую очередь для меня самого. Или не станет. Но попробовать всё равно стоит.

Итак, начнём. Можно было бы пойти по проторенному в предыдущих размышлениях пути и сразу же глубокомысленно заявить, что первое слово в каждой паре обозначает нечто дискретное, а второе – аналоговое (непрерывное, целостное). Но сказать так – всё равно, что не сказать ничего. Вместо этого мы просто добавим к списку ещё одну пару: каркас и оболочка.

Оболочку можно представить себе, как поверхность чего-то полого: шатра, воздушного шара… Нет, пусть это будет дирижабля (именно в женском роде, чтобы необычно: поменьше конкретных ассоциаций). Сделана оболочка нашей дирижабли из неизвестного материала неведомой толщины и плотности, а главное – имеет неопределённую форму: будто дымкой подёрнута, как сказал бы поэт. Даже если начнёшь всматриваться, всё равно невозможно будет разобраться в ней до конца. Такой вот размытый образ. Постепенно мы добавим ему определённости, а пока пойдём дальше.

С каркасом (он же остов) всё гораздо проще. Его мы представим как некую конструкцию, состоящую из отдельных соединённых между собой чётких элементов. Каркас находится внутри оболочки и служит для неё опорой. Вот его можно легко описать, зарисовать, рассчитать, классифицировать – в общем, сделать всё, что наш рациональный разум любит и умеет.

Но не надо думать, что вся внешняя нагрузка ложится только на каркасы наших дирижаблей – их модели могут быть самыми разными. Какие-то, например, способны обходиться вообще без каркасов: они обладают достаточно толстыми и плотными оболочками. Создатели других, напротив, предпочитают делать ставку на конструкцию остова. Добавляя по периферии всё более и более мелкие деталюшки, они пытаются максимально повторить форму оболочки, чтобы можно было сделать её совсем тоненькой. Некоторые из этих мастеров всё же понимают, что так усложнять каркас можно бесконечно. Но они хотя бы имеют возможность фиксировать и анализировать промежуточные результаты своих трудов, передавать свои чертежи другим, в отличие от тех, кто решил полностью положиться на неосязаемую и невыразимую оболочку.

Хотя... Последнее утверждение не совсем верно. Всё, как всегда, немного сложнее. Но об этом чуть позже, а пока поговорим о науке. Ведь именно научное познание является одним из главных и прямых воплощений каркасного подхода к дирижаблям.

Каркасный подход

Учёные пытаются разобраться в том или ином аспекте непонятного окружающего мира, разрабатывая теории его устройства. Все их теории состоят из чётко определённых элементов (частица, рифма, точка, индивид, такт, число), которые взаимодействуют по строго определённым правилам (гравитация, конкуренция, сложение). Всё это – элементы каркаса – единственный доступный учёным инструментарий – язык, с помощью которого они пытаются познавать и описывать мир вокруг себя. По сути, эти добрые люди стремятся сконструировать свой теоретический каркас таким образом, чтобы его внешние контуры как можно ближе прилегали к оболочке-действительности. Только тогда её невнятную форму можно будет хоть как-то понять и описать.

Другими словами, люди науки стремятся создать модель действительности, которая объяснила бы абсолютно все наблюдаемые явления и процессы. Они, как те мастера, добавляют по периферии своих каркасов всё более мелкие деталюшки, стремясь повторить форму оболочки. Проблема в том, что приближаясь к цели учёные настолько усложняют эти конструкции, что оказываются не в состоянии с ними справиться. Взять хоть ту же теорию струн. Зато наличие каркасов попроще (механика, фонетика, феодализм, дарвинизм) позволяет нам иметь хоть и приблизительные, но чётко структурированные представления о мире. А это очень немало.

Кстати, слова нашего языка – это тоже элементы, с помощью которых мы выстраиваем каркасы, пытаясь выразить и передать другим свои зыбкие оболочки-мысли. Вот как я сейчас. Если хочешь выразить какую-то особо заковыристую мысль и сделать это максимально недвусмысленно, приходится строить остов аж на несколько страниц, а то и томов. Но, к сожалению, передать оболочку-мысль с помощью каркаса из слов без потерь всё равно невозможно. Тютчев понимал это, когда писал стихотворение "Silentium".

Всё вышесказанное касается исследовательской функции каркасного подхода: когда целью является изучение и описание формы оболочки. Но существует и другая задача – это более практичное стремление создать такую конструкцию остова, которая смогла бы самостоятельно выдержать всю нагрузку на дирижаблю. При этом повторять контуры оболочки необязательно, основная цель – избавиться от необходимости вообще обращать на неё внимание. Очевидным примером подобного подхода может служить правосудие. Юристы пытаются выстроить такую систему взаимоотношений между людьми, где все конфликтные ситуации решались бы исключительно с помощью законов, без привлечения какой-то абстрактной и зачастую субъективной морали.

Вот мы и вернулись к "замечательным русским интеллигентам". С одной стороны, на момент создания каркас законов не должен вступать в противоречие с неосязаемой оболочкой-моралью – люди не поймут. С другой – этого каркаса должно быть достаточно для принятия любых решений без привлечения оболочки: иначе в суд будет привнесён элемент неопределённости и субъективности. Юристы такое не любят.

Проблема здесь та же самая: можно бесконечно усложнять законы, пытаясь учесть все нюансы и жизненные ситуации, но кто будет такое заучивать, помнить и исполнять? К примеру, с точки зрения сохранения человеческих жизней, гораздо эффективнее просто запретить пешеходам переходить дорогу там, где нет "зебры" или перекрёстка, чем составлять многотомный сборник правил, в попытке учесть все возможные варианты развития событий. Поди заставь потом всех вокруг его хотя бы прочитать, не говоря уже об исполнении всех прописанных там инструкций. Хотя тащиться до ближайшего перехода иногда тоже бывает грустно. Это я к чему? Это я к тому, что любой свод законов – это компромисс – каркас ограниченной сложности.

Взять, к примеру, волну грабежей в Соединённых Штатах, прокатившуюся после принятия законов, защищающих здоровье мелких воришек, когда препятствовать воровству на сумму ниже определенного порога для продавцов и охраны оказалось себе дороже. Закрывая одни дыры между элементами каркаса, любые неколичественные изменения законов неизбежно оголяют другие; а количественные – снижают понятность и эффективность, как в примере с правилами дорожного движения.

Ситуация усугубляется ещё и тем, что всё на свете состоит из противоречий. И это не просто громкие слова. Тут либо здоровье воришек, либо безопасность магазинов. Либо свобода, либо порядок. Или вот, к примеру, международное право должно обеспечивать одновременно и целостность границ суверенных государств, и право народов на самоопределение. И что? И как? На самом деле мир полностью соткан из противоречий, нужно только вглядеться в него повнимательнее. А поиск компромиссного решения – это всегда что-то оболочечное.

Слышали когда-нибудь о букве и духе закона? По-моему, так говорят юристы, которых жизнь недавно заставила осознать, что несовершенный каркас законов всё же не в силах обойтись без нечёткой, но целостной оболочки-морали. Они ещё не в состоянии переступить через себя и просто назвать вещи своими именами. Вместо этого бедолаги "изобретают колесо" и "множат сущности", придумывая какой-то дополнительный дух, обволакивающий их любимый каркас законов. Не могут же они, в самом деле, снизойти до уровня маглов с их моралью.

Получается, что часть внешней нагрузки в нормальной поведенческой дирижабле неизбежно должна брать на себя её моральная оболочка. Эту мысль можно проиллюстрировать эпизодом из фильма "Трасса 60" (рекомендую), где главный герой попадает в антиутопический город юристов, из которого просто невозможно выбраться. И что характерно, ситуацию спасает персонаж с поясом из взрывчатки, не терпящий того, что субъективно считает ложью.

В целом, поведение людей не ограничивается только взаимоотношениями, которые регулируются законом и моралью. Думаю, уместна будет следующая, чуть более общая формулировка. Принятие каких-либо решений не может сводиться только к следованию чёткой объективизированной системе правил, при полном игнорировании оболочечных субъективных представлений о… здравом смысле, что ли. В качестве иллюстрации прекрасно подойдёт так называемая "итальянская забастовка". Это такой вид саботажа, когда сотрудники предприятия начинают строго исполнять все должностные обязанности и правила, ни на шаг от них не отступая, – и работа встаёт.

Попробую чуть глубже. Наша цивилизация пошла по пути науки и рационалистического мышления. Хорошо пошла. Очевидные изменения условий жизни, правовые отношения и технический прогресс дали нам основания верить, что такой каркасный подход к формированию представлений об окружающем мире эффективен и самодостаточен. На мой взгляд, естественное сочетание этой веры с общечеловеческой интеллектуальной ленивостью является одной из основных современных проблем. Сейчас поясню.

Для того чтобы формировать представления о чём-то неочевидном – о чём-то не связанном с нашим повседневным практическим опытом – мы выстраиваем цепочки теоретических умозаключений. Выбирая самый лёгкий путь, мы используем в ходе этих рассуждений готовые чёткие правила, заранее придуманные кем-то для описания различных оболочек-идей. (Например: демократия – это когда выборы; свобода – это когда соблюдаются права меньшинств и т.п.) Кто, когда, в каких условиях и с какой целью придумывал эти правила, нас интересует мало; главное – есть на что опереться в своих суждениях. Ведь самостоятельно осмысливать зыбкие идеи – задача очень непростая. Да и зачем тратить время и силы, если всё уже придумано до нас?

Но бездумно опираясь на чужие правила, мы теряем связь с первоначальными, глубинными смыслами понятий, из которых выстраиваются наши представления об окружающем мире. Не имея в основе своих суждений самостоятельно отрефлексированных идей, мы рискуем опуститься до бестолковой софистики и построения мысленных конструкций, не имеющих ничего общего с оболочкой-реальностью.

Такой способ мышления, основанный исключительно на правилах, представляется мне одной из двух крайностей (о другой речь пойдёт ниже). На мой взгляд, социальные процессы, происходящие сейчас в западных странах, как раз и являются следствием приближения к этой крайности. Я имею в виду гипертрофированные попытки играть в самоопределение, кучу гендеров и многое другое. И как итог – заявления западных политиков о необходимости создания мирового «порядка, основанного на правилах»… Очевидно, вместо порядка, основанного на смыслах.

Полагаю, именно так выглядит конечное проявление абсолютно каркасного способа мышления. Неудивительно, что в эту крайность ударилась именно западная цивилизация – альма-матер рационалистического подхода. Но рано или поздно маятник всё равно качнётся в обратную сторону. Вопрос только в том, до какой степени абсурда ситуация будет доведена перед этим. Отвлёкся.

Образное мышление

Итак, выше было сказано, что мастера дирижабльщики, делающие ставку на каркас, могут фиксировать, анализировать и передавать другим результаты своих трудов. Это правда. Они исследуют устройство окружающего мира, взаимоотношения между людьми и другие оболочки, моделируя их с помощью чётких строительных элементов: слов, понятий, правил, формул и т.д. Результатом деятельности каркасников становятся научные работы, своды законов, учебники – в общем, нехудожественные труды. Но очевидно, что всевозможные деятели искусств тоже способны анализировать, фиксировать и передавать. Может быть, у них есть для этого какие-то особенные, недоступные простым смертным инструменты? Есть, но вполне обычные и доступные. Это образы.

Как-то раз, крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха: "Что такое хорошо, а что такое плохо?" Тогда отец не стал зачитывать мальчику статьи уголовного кодекса, формируя в его голове каркас законов. Пока рано. Он начал приводить примеры хороших и плохих поступков – набрасывать лоскутки сразу на оболочку-мораль, в надежде, что ребёнок сможет самостоятельно дорисовать всё остальное, хотя бы в общих чертах. А каждый такой лоскуток – это отдельная оболочка, описанная с помощью конструкции из слов. То есть, отец решил не выстраивать огромный остов для целой оболочки-морали, вместо этого от начал создавать из слов и простых понятий маленькие каркасики легко воспринимаемых оболочек-образов.

Точно так же старые мастера создавали дирижабли взаимоотношений, предназначенные для всех, вне зависимости от уровня образования. Они предлагали людям каркас, состоящий всего-навсего из нескольких заповедей, но при этом хорошенько формировали оболочку огромным количеством притч-образов. Хороших притч, на мой вкус. Да и заповеди не самые плохие. У людей было недостаточно каркасных знаний для описания предлагаемой оболочки-морали, они просто верили в её правильность.

Религия – это пример дирижабли с простым остовом и толстой оболочкой. Получается, что толщина оболочки определяется верой людей в правильность её формы. Не обязательно религиозной – просто верой. В Советском Союзе, например, с этим тоже всё было неплохо, по крайней мере на первых порах.

Очевидно, религиозные дирижабли, делающие ставку на толщину оболочки, ближе к другой крайности: противоположной абсолютному упованию на каркасы законов и правил. Полагаю, результаты их применения зависели не только от конкретной реализации, но и от этапа развития, и ещё поди знай от чего. В связи с этим, призываю избегать категоричности в оценках и не сбрасывать со счетов ни мракобесных эпизодов, творимых с помощью такого рода дирижаблей, ни их огромной позитивной роли в развитии цивилизаций. К примеру, на одних этапах западной истории они тормозили просвещение, на других – были чуть ли не единственным его источником. Считаю нужным заострить на этом внимание только потому, что в наше время все стремятся отождествить религию с Великим инквизитором Торквемадой, но никому почему-то и в голову не приходит объяснять, что такое наука, на примере доктора Менгеле. Опять отвлёкся.

Вернёмся к деятелям искусств. Если уж у нас учёные – это каркасники, то пусть те, кто пользуется преимущественно образами, будут оболочниками.

Представим каркасника, который заметил, что вокруг него в последнее время развелось слишком много лжецов и лицемеров, и решил написать об этом статью. Как человек науки, он в чётких терминах опишет ситуацию, вычленит причинно-следственные связи, выскажет свои опасения и предположения о дальнейшем развитии ситуации. В общем, построит мощный и чёткий каркас своего представления о положении дел (оболочки). Читать это будет очень полезно и скучно.

Оболочник, решивший написать про ложь и лицемерие, пойдёт другим путём. Он, например, создаст персонажа, обладающего двумя этими типическими чертами, а затем набросает сверху ещё целую кучу индивидуальных оттенков характера, формируя образ "живого" человека: лжеца и лицемера. Потом писатель поместит созданного персонажа в такие ситуации, где эти характерные черты проявятся особенно ярко: так, что читателю на уровне ощущений станут понятны все чувства и опасения автора.

Статья учёного может квалифицированно объяснить его коллегам суть проблемы, ответить на вопросы: как мы дошли до жизни такой и что с этим делать? Произведение писателя даст широкому кругу людей ощущение неправильности происходящего и необходимости перемен.

Вот, к примеру, Оруэлл со своей антиутопией "1984" идеально подходит под описанную схему. У него было абсолютно чёткое каркасное представление об устройстве мира (его правильность оставим за скобками). Он даже изложил свою модель практически сухим научным языком в запрещённой книге, которую главному герою дали почитать представители подполья (книга в книге). Но перед автором стояла цель: донести своё видение до широкого круга людей, заставить их прочувствовать, понять прикладной смысл его научной модели. Для этого он и поместил свой каркас в художественную оболочку: создал образ антиутопического мира.

Вообще, Оруэлла я бы всё же отнёс к каркасникам, использующим образный инструментарий конкурирующей фирмы. Да и вся описанная выше схема создания персонажа тоже свойственна скорее учёному, который пытается популяризировать свои знания, нежели художнику (в широком смысле слова). Ведь для того чтобы начинать с чётко выделенных типических черт, надо сначала проанализировать сложившуюся ситуацию: создать её каркас, вычленить первопричины; и только после этого приступать к творческому процессу синтеза понятных публике образов. Истинный оболочник до такого не снизойдёт. Ему не свойственно копать настолько глубоко – он может просто разложить своё восприятие действительности на образы поменьше и пересобрать их так, чтобы выпятить черты, кажущиеся ему важными. И вуаля – перед нами что-нибудь вроде картины Дали со стекающими на пол часами. Проблема очерчена на полуинтуитивном уровне. А дальше каркасники в очках доведут работу по её анализу и поиску решений до логического завершения.

И ведь сплошь и рядом в нашей истории такие люди искусства действительно двигали человечество вперёд ничуть не меньше учёных. Не надо поражаться тому, как много научных открытий предсказано писателями типа Жюля Верна. Потому что они не просто предсказывали – они участвовали в этих научных открытиях самим фактом создания соответствующих художественных образов и их распространением в умах людей. Не говоря уже о влиянии произведений искусства на мировоззрение целых поколений. Вернее, об их взаимном влиянии друг на друга. К примеру, будучи рождённым в независимой Флорентийской республике во времена доминирования католического мировосприятия, Данте со своей "Божественной комедией" проложил дорогу гуманизму эпохи Возрождения; а писатели-просветители XVIII века, опираясь на процесс стремительного развития естественных наук, заложили идеологический фундамент для перехода от феодальных отношений к буржуазным.

Но дело даже не в том, кто круче и важнее для развития человечества. Ключевым является следующий вопрос. В чём заключается принципиальная разница между каркасниками и оболочниками?

Нет. Рано. Сначала другой вопрос. Слышали когда-нибудь про корпускулярно-волновой дуализм? Это когда частица, типа электрона, ведёт себя сразу и как частица, и как волна. Вот, например, кирпич. Он вполне себе материальный. Но чем меньше становится объект, тем больше в нём начинает проявляться его скользкая волновая сущность. Сначала незаметно, потом как у электрона, а там глядишь и… Ну вы поняли. Оказывается, в нашем мире даже кирпичу нельзя полностью доверять. Так вот, с чёткими элементами каркаса дела обстоят ещё хуже. На самом деле никакие они не чёткие: частица, рифма, индивид, такт, число – всё это тоже образы. Ну вот нет у нас других строительных материалов, только оболочки, которые мы на данный момент считаем самоочевидными: не требующими дополнительных обоснований. У таких оболочек внутри нет каркасов – мы в них просто верим. С увеличением "объёма" оболочек-образов, их истинность становится для нас всё менее очевидной, а формы – заслуживающими доверия. Глазом моргнуть не успеешь, а вокруг уже художников больше чем инженеров.

Теперь можно несколько усложнить преставление о нашей дирижабле. Включаем воображение. Теперь мы знаем, что все отдельные элементы каркасов – это никакие не цельные штуковины с чёткими гранями, как нам представлялось ранее, а небольшие бескаркасные оболочки, в которые мы просто верим. Из них собираются остовы оболочек побольше – менее очевидных. Те, в свою очередь, тоже становятся строительным материалом. И так далее, пока не будет сформирован каркас для искомой внешней оболочки. В таком представлении уже нет точек стыка между чёткими отдельными элементами и неопределённой непрерывной поверхностью. Всё происходит постепенно. То есть, отсутствует необходимость бесконечно добавлять мелкие деталюшки по периметру каркаса в тщетной попытке точно повторить форму оболочки. Задача становится относительно решаемой. К примеру, положения конституции гораздо более абстрактны и приближены к морали, чем статьи уголовного кодекса, как бы юристам ни хотелось всегда и везде добиваться абсолютной однозначности толкований.

Отдельного упоминания достойны образы, формируемые нашими органами чувств. Только они способны составить конкуренцию тем самоочевидным образам, о которых речь шла чуть выше – тем, которые мы используем в качестве базовых строительных элементов. С самого рождения именно из таких чувственных оболочек мы и формируем наше представление о мире: набрасываем их, как лоскутки, на поверхность мировоззренческой дирижабли. Что может быть естественнее, чем видеть, слышать и ощущать? Эти образы – то единственное, что напрямую связывает нас с окружающим миром. Они надёжные. Их можно смело использовать в качестве строительного материала для чего-то большего.

С другой стороны, для каждой такой оболочки мы можем построить каркас из тех самых фундаментальных самоочевидных элементов. Собственно, самая что ни на есть прямая задача науки: объяснять то, что мы наблюдаем и чувствуем. К примеру, учёные говорят, что зрительный образ шкафа формируется потому, что частицы, из которых он состоит, отражают электромагнитные волны света на сетчатку наших глаз.

Но что, если аккуратно выстроенный теоретический каркас противоречит чувственной оболочке? Значит, научная теория ошибочна – верь глазам своим. А вдруг это мираж или оптический обман какой-нибудь жульнический? Бывает же такое… Извечный спор между рационализмом и сенсуализмом; тем, что должно быть, и тем, что мы наблюдаем и чувствуем; выстраиванием цепочек рассуждений и эмпирическим опытом. И снова отвлёкся.

Физики и лирики

Самое время ответить на ранее заданный ключевой вопрос о принципиальной разнице между каркасниками и оболочниками. Итак, если все мы мыслим исключительно с помощью образов различной конфигурации, значит, любые различия между нами не являются принципиальными. На мой взгляд, осознание и принятие этого простого факта крайне полезно и тем, и другим. Определение себя в подвид гуманитариев или технарей, лириков или физиков – это просто самоограничение. Вернее, наоборот, – разрешение себе не прилагать дополнительных интеллектуальных усилий для выхода за определённые рамки. Такой подход губителен для целостности восприятия мира, которую я считаю основой критического мышления.

"Лирики" зачастую воспринимают свои образы как самоцель. Они не желают смотреть глубже, докапываться до сути вещей и связывать их между собой – систематизировать представления о мире. Бич эпохи постмодерна. Ну и с логикой иногда не дружат, чего уж греха таить.

"Физики", напротив, боятся отказаться от точности мысленных конструкций и сделать шаг в сторону более "объёмных", но менее чётких образов. А ведь только такие образы способны объединять в себе представления о различных, на первый взгляд не связанных между собой явлениях и процессах (пример будет ниже). Вернее, шаг-то они делают, но думать продолжают по-старому. Уходя от своего привычного профессионального и бытового опыта в сторону абстракций более высокого уровня, многие оказываются не в состоянии осознать, что условия изменились, и прежние подходы больше не работают. На неизведанной территории нельзя просто продолжать теоретизировать как ни в чём не бывало. Необходимо притормозить, осмотреться и начать аккуратно сопоставлять результаты каждого шага своих рассуждений с реальным положением дел. Непонимание этого очевидного факта приводит к полному отрыву от действительности буквально за пару-тройку умозаключений.

С другой стороны, так даже проще подгонять цепочки рассуждений под желаемый результат – заниматься софистикой, убеждая в чём угодно не только других, но и самого себя. А там и до инфантилизма рукой подать.

Представители и той, и другой касты одинаково склонны жить в своих воздушных замках. Сами того не осознавая, они довольствуются рваными картинами мира и даже не пытаются собрать пазл воедино. Такое нежелание ничего сопоставлять даёт возможность не обращать внимания на очевидные противоречия и не задавать лишних вопросов. А какое может быть критическое мышление без лишних вопросов?

Среди индикаторов, позволяющих опознать таких людей, за явным преимуществом лидирует фраза "это другое". Просто в их сознании два одинаковых по сути явления или процесса принадлежат двум изолированным друг от друга областям знаний. А на свете не существует изолированных областей знаний.

Важно понимать, что такое фрагментированное представление о мире не мешает людям быть высококлассными специалистами в своих узких сферах деятельности, где в основе их суждений лежит многолетний практический опыт. Напротив, прекрасно освоив профильный островок знаний и добившись на профессиональном поприще определённых успехов, они начинают искренне верить в правильность любых своих умозаключений по умолчанию. От этого не застрахованы ни популярные писатели с актёрами, ни инженеры, ни академики с докторами каких угодно наук.

На мой взгляд, наибольшим иммунитетом к такому мозаичному, оторванному от реальности мышлению обладают представители простых профессий, люди финансово менее благополучные – сталкивающиеся с большим количеством проблем, решение которых не сводится к однотипным действиям, вроде раздачи бабла, – имеющие за плечами много реального разнопланового жизненного опыта и не склонные к нарциссизму.

Ну и напоследок, вместо заключения, приведу обещанный пример того, для чего каркасникам вроде меня необходимо делать шаги в сторону более "объёмных" образов. Как можно было собрать в одном представлении о мире сразу и знание, и веру, и науку, и искусство, и закон, и мораль, и образ, и мысль, и слово, и что там у нас ещё упоминалось? Даже приблизительно вообразить себе такой каркас значительно выше моих возможностей. Но и от смутного ощущения общности всех этих понятий тоже просто так не отмахнуться. Оставалось одно, переметнуться в лагерь оболочников и придумать образ дирижабли, а затем начать набрасывать на него лоскутки из образов поменьше: мастеров каркасников, города юристов из "Трассы 60", стихотворения Маяковского, религиозного учения, оруэлловской антиутопии и т.д. По сути, сделать для себя то же самое, что делал отец для крошки сына в воспитательных целях. Не знаю как результат выглядит со стороны, но лично для меня этот опыт точно был полезным.

P.S. Отдельного упоминания заслуживает тот факт, что даже несмотря на откровенное постыдное оболошничество, мне всё равно не удалось бы удержать всё вышеописанное в голове. В мире, где не существует изолированных областей знаний, мыслям свойственно разбегаться, если не фиксировать их последовательно "на бумаге". Этот процесс действительно помогает многое осознать и переосмыслить. Очень полезная практика: думать в письменном виде. Всем рекомендую.