Антисемитизм, ракеты и подковёрная политика в СССР
В продолжение нашего некролога, посвященного памяти легендарного советского конструктора Анатолия Дарона, в числе прочего, спроектировавшего двигатель ракеты публикуем отрывок из его малоизвестных воспоминаний. В нем он вспоминает обстоятельства своего увольнения во время печально известного «Дела врачей» и чудесное восстановление на должности. Текст подготовлен Пётром Кромских.
25 марта 1953 года, после того как родители моей жены Веры были арестованы по «Делу врачей», меня уволили с работы. Начальник отдела кадров бюро написал отчет в тайную полицию, и в конце марта поступил приказ уволить меня под предлогом «сокращения персонала». До этого 11 месяцев из 12 мне присваивали звание лучшего конструктора в нашем ведомстве. Я начал искать работу. Начальник отдела кадров КБ Лавочкина сказал мне: «Я могу нанять вас, но сначала вам нужно будет восстановиться на предыдущем месте, чтобы у вас не было темного пятна в трудовой книжке». Естественно, это было невозможно. Работу я найти не мог.
В апреле 1953 года «Дело врачей» было закрыто, а родителей Веры выпустили. Полковник Смирнов, выпустивший их, велел им связаться с ним, если возникнут какие-либо проблемы. Я написал письмо в ОКБ-456 с просьбой восстановить меня в должности. Наш начальник штаба, подполковник КГБ, мне тогда сказал: «Знаю я, какой ты «лучший конструктор»!» Я вспылил, бросил ему в ярости: «Наш народ уничтожил черносотенцев! Я сейчас же позвоню Смирнову». Он сдал назад: «Мы оба коммунисты; мы оба хватили через край. Забудем. Я напишу записку, чтобы вы могли вернуться на работу». Я вернул свое удостоверение, его еще не уничтожили.
Затем я пошел к Глушко спросить, что он думает обо всем этом деле. Еще в марте, когда меня уволили, я разговаривал с его первым заместителем, который сам прошел лагеря. Заместитель пригласил меня в кабинет и тихо сказал: «Не ходите к Валентину Петровичу. Он ничего не может сделать. Обращайтесь сразу в ЦК». На этот раз я пошел к Глушко. Спросил его прямо: «Вы хотите, чтобы я работал у вас, или нет?». Он сказал: «Вы что же, не понимаете, как я рад вашему возвращению? Не мог я тогда ничего сделать».