Двенадцать лет неучтенного стажа

Как-то раз в ЖЖ я обменялся несколькими репликами с собеседницей, которая рассказывала о «бескомпромиссной борьбе» послевоенной Германии с нацизмом. Я в ответ заметил, что это не совсем так – денацификация, де-факто, прекратилась еще до начала пятидесятых. Никаких серьезных репрессий против деятелей эпохи национал-социализма затем не было. Диалога у нас не получилось, зато я вспомнил поучительную историю, которая могла бы проиллюстрировать мою позицию.

Известно, что колыбелью нацизма в Германии считается Мюнхен, потому что вся ранняя активность НСДАП и, собственно, Гитлера в начале двадцатых годов была сосредоточена там. Кстати, тому причиной не какие-то особенные качества местных жителей (на тот момент – довольно консервативных и не питающих особых симпатий к различным левым движениям), а личные отношения самого Гитлера с городом. Если бы он в 1913 году переехал не в Мюнхен, а, скажем, в Штутгарт, то «Столица Движения» была бы в Баден-Вюртемберге.

Так вот, бессменным обербургомистром Мюнхена с 1933 по 1945 год был Карл Филер, сын баптистского проповедника, фронтовик. С 1919 года Филер начал работать в городской администрации, в центре распределения продовольственных карточек. Через три года он сдал экзамены и стал полноценным чиновником.

При этом Филер с 1920 года был членом НСДАП (позже он вошел в состав ударного отряда «Адольф Гитлер») и, разумеется, принял самое активное участие в Пивном путче. Прогулка с Гитлером до Одеонсплатц обошлась Филеру в 15 месяцев тюрьмы и 30 золотых марок штрафа.

Вернувшись из ландсбергской тюрьмы, Филер тут же вернулся в состав городского совета Мюнхена, не забывая и о партийной деятельности. 9 марта 1933, спустя четыре дня после выборов в рейхстаг, на которых «победила» НСДАП, штурмовики заняли мюнхенскую ратушу и подняли над ней красный флаг со свастикой. Прежний бургомистр Карл Шарнагль отказался покидать свой пост и де-юре оставался в должности еще одиннадцать дней, пока его силой не заставили уйти. Новым бургомистром Мюнхена назначили Филера, бывшего до этого городским оберсекретарем. Еще через два месяца Филер стал обербургомистром. В Мюнхене такого поста никогда не существовало, зато он был в нежно любимой нацистами Пруссии.

Стандартный набор времен национал-социализма: сожжение книг и еврейские погромы. Хотя у Филера последнее получилось как-то не очень: в августе 1933 он запретил евреям посещать общественные бассейны. Но министерство внутренних дел Рейха внезапно признало постановление незаконным. Филер, активно выступавший за муниципальное самоуправление, счел это решение еще одним доказательством того, что Берлин должен предоставлять больше власти регионам.

Филер управлял Мюнхеном двенадцать лет. В историю города он вошел как бюрократ с непомерно большими амбициями. Например, он хотел перенести здание главного вокзала в Лайм (на тот момент, западную окраину города), чтобы возвести на старой вокзальной площади исполинский монумент в честь национал-социализма. Изуродовать площадь у вокзала Филер не успел, зато дотянулся до площади Кёнигсплатц. Там были построены Фюрербау, Административное здание НСДАП, а также Храмы почета в память о погибших участниках Пивного путча.

У нацистов были большие проблемы со вкусом. Вот иллюстрация этого тезиса: слева – особняк мюнхенского математика Альфреда Прингсхайма. Справа: построенное на его месте Административное здание НСДАП.

Национал-социалистическая пропаганда утверждала, что именно она отстроила инфраструктуру Мюнхена. Разумеется, это не так. Мюнхенская инфраструктура – от водопровода до трамвайныx путей была создана еще при Виттельсбахах; нацисты лишь обслуживали ее и поддерживали на ходу. Справедливости ради, надо отметить, что делали они это хорошо. Даже в 1945 году, несмотря на бомбежки, мюнхенцы имели воду в кранах, свет в домах, работающую почту и общественный транспорт.

Безусловно, было и что-то хорошее. Вот типичный мюнхенский дом времен национал-социализма, расположенный как раз в Лайме. Первые корпуса были построены в 1939 году, если не ошибаюсь. Углы зданий, естественно, украшены фигурами рабочего и колхозницы крестьянки.

В апреле 1945, когда к Мюнхену подходили американские войска, баварский гауляйтер Пауль Гислер приказал взорвать все мосты через Изар. Против этого плана выступило все городское руководство, включая самого Филера. Дело было даже не в том, что Филеру было жалко старинные мосты, без которых невозможно представить Мюнхен. Просто через них проходили все линии снабжения города, включая водопровод и электрические кабели. А уничтожение Гроссхесельлохского моста на юге города, по которому в Мюнхен шли составы с молоком, означало бы голодную смерть для тысяч младенцев. Филер сделал все, чтобы мосты остались. Ему удалось затянуть обсуждение и добиться «компромисса»: снести постройки, расположенные у въездов на мосты, чтобы из них можно было соорудить баррикады. 30 апреля американцы без сопротивления вошли в Мюнхен; ни один из мостов не был взорван. Когда американские джипы доехали до Мариенплатц, ратуша уже была пуста – Филер бежал. Новым обербургомистром стал Карл Шарнагль – тот самый, что так долго не хотел уходить весной 1933 года.

Филера арестовали; его дело разбиралось в мюнхенском суде. Защиту бывший бургомистр выбрал довольно оригинальную: он объяснил, что страдает от умственной неполноценности, поэтому плохо понимал, что происходило вокруг после 1933-го года. Гитлера он описал, как добродушного и сердечного человека, который никогда бы не стал терпеть насилие или, упаси боже, прибегать к нему. Про концлагеря Филер тоже ничего не знал, ведь он был осведомлен о происходящем не больше, чем рядовой житель Мюнхена.

Суд внимательно все это выслушал и постановил, что даже умственно неполноценному должна быть вполне ясна роль Гитлера в истории Германии. Особенно умственно неполноценному национал-социалисту столь высокого ранга (а Филер принадлежал как к верхушке НСДАП, так и СС). Приговор был суров: лишение пятой доли имущества, двенадцатилетний запрет на профессию (а также голосовать и избираться) и два года трудового лагеря. Помахать лопатой Филеру, впрочем, не довелось – ему зачли пребывание в лагере для интернированных.

Бывший обербургомистр переехал на озеро Амерзе под Мюнхеном и спокойно работал в этом живописном местечке бухгалтером. Но в 1962 году он, внезапно, напомнил о себе. Дело в том, что ему неправильно рассчитали пенсию – вместо обербургомистерской он получил лишь пенсию оберсекретаря. Баварские власти напомнили Филеру, что обербургомистром он стал не вполне законно, поэтому и соответствующей пенсии ему не полагается. Тогда Филер обратился в суд.

Адвокатом Филера (слева) стал председатель баварского ландтага и член партии CSU Рудольф Ханауэр (справа), отметившийся в «Игорной афере». Когда об этом стало известно, пресса тут же бросилась обсуждать, этично ли для представителя почтенной CSU выбивать повышенную пенсию для обергруппенфюрера СС. Ханауэр тут же заявил, что больше не будет представлять интересы Филера, однако, по всей видимости, он был не до конца честен. После заявления Ханауэра состоялся суд второй инстанции, и в документах этого суда депутат от CSU по-прежнему указан адвокатом Филера.

Филер суд проиграл, оставшись с пенсией лишь оберсекретаря города. Потому что с нацизмом в Германии боролись бескомпромиссно и беспощадно. Ни единого лишнего пфеннига нацистам, больше никогда! Окончательный вердикт не в пользу Филера был вынесен в 1965 году, а спустя четыре года, в возрасте 74 лет он скончался – по всей видимости, от огорчения. Своим взглядам он не изменял до самой смерти. Знавшие Филера люди характеризовали его как неисправимого нациста и антисемита.

Филеру просто не повезло. Вот, например, Лина фон Остен, супруга Рейнхарда Гейдриха, который был известен среди прочего, как один из инициаторов «окончательного решения еврейского вопроса». Она до самой смерти в 1985 году получала пенсию как вдова погибшего на войне генерала. Наверное, у нее просто адвокат был лучше.