Кул вахад!
Читатели попросили поделиться впечатлениями от новой части вильнёвской «Дюны». Недоуменно развожу руками: всё, что я мог и хотел сказать, я уже сказал два с половиной года назад. Ту заметку я ведь не просто так назвал «Би ла каифа!»; это был, кхм, намёк. Но раз публика так настойчиво требует, остается только воскликнуть «Кул вахад!», хлопнуть Воды жизни и попытаться продолжить разговор.
Хотя про само кино мне сказать больше нечего. Вильнёв всё так же снимает невероятно скучный фильм по интересной книге. Проблема в том, что удачный роман у Герберта ровно один; поэтому новости о готовящейся третьей части по сюжету второй книги у меня никакого энтузиазма не вызвали.
Я и на этот-то фильм пошёл только ради эпичной битвы в финале, где фримены верхом на Шаи-Хулудах должны были штурмовать ставку императора. В итоге, в трехчасовом фильме Вильнёв уделил кульминационному сражению минуты полторы. Даже харконненовский харвестер в начале взрывали дольше (но там всё вышло очень камерно). Как я уже говорил, сравните с Питером Джексоном, который умудрялся из трех абзацев Толкиена выжимать батальные сцены на час.
В прошлый раз я ворчал, что Вильнёв экранизирует Герберта слишком «в лоб». Во второй части он обращается с первоисточником свободнее – например, изменил концовку для Чани (это плюс) и выкинул всю линию с ментатами (а вот это обидно). Но, как бы там ни было, вильнёвская Дюна – это всё ещё скучно до зевоты. Кино по книге Герберта должно быть динамичным, полным саспенса и внезапных сюжетных поворотов (у самого Герберта с этим плохо, но на то и экранизация, чтобы помочь автору), эпичнейших сражений и дуэлей, снятых без драматической тряски камерой.
Однако ограничиваться недовольным брюзжанием в адрес неизбежного обладателя полудюжины Оскаров было бы неправильно. Читатели хотят интересных историй. Про Фрэнка Герберта мне добавить, в общем-то, нечего; но я могу немного рассказать о его главном романе.
Вы все, конечно, уже много раз слышали, что при написании «Дюны» Герберт вдохновлялся книгой английской писательницы Лесли Бланч (Бланш?) «Сабли рая». Это полубиографическая книга об имаме Шамиле и Кавказской войне; события последней описаны чрезмерно романтизировано, и, конечно, с большим сочувствием к маленькому горному народу, сражавшемуся против целой империи. Тон подсвечивается уже в подзаголовке: «Так мушкеты царя встретились с саблями рая». Ooooh, dramatic!
Влияние «Сабель рая» на «Дюну» огромно. Герберт позаимствовал не только расстановку сил и атмосферу мусульманского востока, но и кучу экзотичных терминов: «канли», «чакобса», «сиридар»… «Дюну» с непривычки читать тяжело из-за огромного количества незнакомых слов; это следствие подражания стилю «Сабель». Для англоязычного читателя половина предложений в книге Бланч выглядела примерно так: «Cossacks, свистя nagaikas, ворвались в aoul и поскакали к высокой saklia, где dzhigits в просторных bourkas танцевали lesghinka». Довольно нелепая (на мой взгляд) идея предварять каждую главу эпиграфом с каким-нибудь глубокомысленным афоризмом тоже была подсмотрена Гербертом у Бланч. Местами Герберт цитирует Бланч целыми предложениями, особенно когда речь идет о каких-то удачных bon mot в духе «Блеск приходит из города, мудрость из гор/пустыни» или «В убийстве острием [клинка] нет артистизма».
В конце концов, «Дюна» начинается так (перевод Вязникова):
«Начало есть время, когда следует позаботиться о том, чтобы все было отмерено и уравновешено. Это знает каждая сестра Бене Гессерит. Итак, приступая к изучению жизни Муад’Диба, прежде всего правильно представьте время его: рожден в пятьдесят седьмой год правления Падишах-Императора Шаддама IV. И с особым вниманием отнеситесь к его месту в пространстве: планете Арракис. Пусть не смутит вас то, что родился он на Каладане и первые пятнадцать лет своей жизни провел на этой планете: Арракис, часто называемой также Дюной, – вот место Муад’Диба, вовеки».
Читатель «Сабель Рая» этот абзац узнает. Вот же он у Бланч:
«Историк Фруд писал: «Историю следует изучать во всей её протяженности, всей широте и всей глубине: ничто более не способно дать нам нужной перспективы». Итак, приступая к описанию жизни Шамиля, мы должны правильно представить время его: первую половину XIX века; а затем место: горы; и нам следует верно разместить эти горы в пространстве. К северу от них лежат обширные русские степи; к западу – грузинские низменности, граничащие с побережьем Черного моря. К востоку – масляно-серый Каспий; а к юго-востоку – все сухие пустоши приграничных районов Персии и Турции – Малая Азия; ландшафт, где нет ничего, кроме запустения и пыли, жестокости, изощренности и варварства; место, где Великобритания, Наполеоновская Франция и Россия вели манёвры друг против друга ещё во времена детства Шамиля, так что борьба этих государств за власть была очень хорошо с Кавказа видна».
Однако я повторюсь, что речь идёт лишь о серьёзном влиянии «Сабель» на «Дюну», а не о плагиате, как могут подумать некоторые. Я неоднократно имел возможность убедиться лично, что в последнее время публика несколько утратила понимание того, что такое плагиат на самом деле, и с готовностью называет им оммажи, заимствования, подражания, отсылки и даже пародии. «Дюна» не является плагиатом «Сабель», но она во многом основана на них и совершенно точно ими вдохновлена.
И крайне любопытно, что Герберт выбрал именно эту книгу. Дело в том, что «Сабли» были опубликованы в 1960 году. Смотрите: в конце пятидесятых у Герберта появляется идея истории про пустынную планету, в 60-м году выходят «Сабли», а еще через три года появляется журнальная версия «Дюны» (полноценное издание опубликуют в 1965-м году). То есть, Герберт обратился не к проверенной классике, а к свежему роману современницы, который он разобрал на части, переварил и деконструировал. При этом, каким-то невероятным бестселлером «Сабли» не были – книга осталась, в общем-то, без внимания читателей. Если бы не «Дюна» Фрэнка Герберта, о ней бы вообще никто и не вспоминал.
Возникает закономерный вопрос: а кто такая эта Лесли Бланч? Ну, вы уже понимаете, каким будет ответ: сотрудница британских спецслужб, конечно. Во-первых, потому что «любой английский писатель является сотрудником Конторы». А во-вторых, это закономерно вытекает из её биографии.
Бланч работала в поле, но не за границей, а дома – в Англии. Она начала карьеру в театре Фёдора Комиссаржеского, где следила за русскими актерами-эмигрантами; затем Бланч перевели на уровень выше: она стала «светской львицей». Как сотрудник Vogue, Бланч много вращалась в кругах британской богемы, отслеживая настроения и собирая сведения. Таких Бланчей Лондон производил серийно: вот, например, «лучшие подруги» самой Бланч:
- старшая из «сестричек Митфорд» Нэнси (уже всё понятно)
- любовница Герберта Уэллса Ребекка Уэст
- дочь любовницы короля Эдуарда VII Вайолет Трефузис
А «лучшие друзья» Бланч – сплошь кадровые офицеры британской армии. Кон-то-ра.
Бланч работала явно успешно, потому что ей в какой-то момент поручили приглядывать за «отрекшимся» от престола Эдуардом VIII. Приказ есть приказ: она исправно ездила во Францию, посещая Эдуарда и Уоллис Симпсон до самой их смерти.
В 1944 году она вышла замуж за Ромена Гари. Считается, что Гари родился в Вильне, а его настоящее имя – Роман Лейбович Кацев, но не стоит торопиться с выводами: речь идет о мистификаторе и авантюристе. Во Франции, где начался более-менее наблюдаемый период Гари, его вполне открыто считали подозрительным иностранцем; скажем, он вспоминал, что по окончанию летной школы в 1939 году ему, в отличие от остальных почти трехсот кадетов, не дали офицерского звания. Впрочем, не исключено, что и это тоже враньё, а реальная биография Гари начинается позже – когда после капитуляции Франции в 1940 году он вдруг оказался в Англии и сначала сделал стремительную карьеру в войсках проанглийского де Голля, а потом, уже по окончанию войны, пошел наверх по дипломатической линии. После брака с Гари у Бланч сменился профиль работы: теперь она возникала в самых разных точках планеты. В СССР, кстати, Бланч тоже ездила – еще при живом Сталине. Потому что вот очень интересовалась русской культурой, обожала Пушкина («Сабли рая» открываются эпиграфом из «Бахчисарайского фонтана»), ну и просто с детства сходила с ума по России.
(Свой внезапный интерес к далекой Russia Бланч объясняет так: ещё когда она была маленькой девочкой, их дом часто навещал загадочный друг семьи. Его имя она принципиально не раскрывает, называя просто «Странником». Этот Странник регулярно бывал в России – речь идёт о еще дореволюционном периоде – и привозил оттуда гостинцы: меха, яйца Фаберже, иконы и тому подобную экзотику. Он же рассказывал маленькой Лесли удивительные истории об своих русских похождениях. В общем, не просто шпионка, а потомственная)
Свою книгу она написала тоже исключительно из любви к России. Чтобы помочь той разобраться в сложном историческом вопросе:-) Цитирую из эпилога:
«После смерти Сталина официальная точка зрения на кавказские меньшинства – и на Шамиля – сменилась ещё раз. Советский союз занимает четвёртое место в мире по числу мусульман; было бы недальновидно отторгать мусульман внутри и за пределами границ СССР враждебным отношением к Шамилю, мюридизму и мусульманским меньшинствам. Шамиля больше не обвиняют в том, что он агент британского капитализма, и не разоблачают, как «восточно-теократического-феодально-монархического, деспотического, военно-религиозного правителя». Он вновь стал Львом Дагестана.
Сегодня рассеянные по миру кавказцы возвращены в свои аулы и долины; труды по истории мюридизма, изъятые из библиотек, возвращены на полки; и вновь появились книги, показывающие Шамиля с сочувствием. В Москве и Дагестане прошли важные конференции и обсуждения, которые реабилитировали его, подчеркнув анти-царистскую, но не антирусскую, сущность его борьбы. На его родине, дагестанское министерство культуры вернуло в местные музеи множество выставок, посвященных Шамилю. В одном из углов стоят его знамена: лохмотья самого удручающего вида. Но тень их былого величия простирается далеко за пределы музея, за пределы этого городка: в горы, где Шамиль всю свою жизнь сражался за свободу».
Вот так. Добрая английская бабушка всегда готова прийти на помощь.
Да, а прожила эта Лесли Бланч почти 103 года. Сто три года без одного месяца. Родилась в 1904-м, умерла в 2007-м. «Шпионы живут долго».
Вот такой интересный человек написал книгу «Сабли рая». Вообще, Бланч автор многих книг – почти каждая из них про Романтику Загадочного Востока – но «Сабли рая» она сама называла своим лучшим произведением и очень им гордилась. И именно на фундаменте этой книги Герберт построил свою «Дюну». Ну, так совпало. Мир полон случайностей.
Я в прошлый раз шутил, как бы выглядело происхождение Герберта с точки зрения его собственного мира. Разовьём идею дальше: свой magnum opus он создает после того, как трактат одной из сестёр ордена Бене Гессерит запускает в нём забытую, но рабочую программу. Гхола снова слышит свист. «Произошла Защитная миссионерия» :-)
А роман Герберта, в отличие от книги Бланч, стал весьма популярен. В США бытует мнение, что важным фактором его успеха стала вопиющая неформатность. Представьте, на дворе золотой век научной фантастики. Вокруг пишут про грядущее торжество Науки, которая точно сделает всё лучше — и машины, и людей. А новые лучшие люди с новыми лучшими машинами уж точно разберутся с нашими проблемами; конечно, появятся новые лучшие проблемы — но их тоже решат. Наука ведь всесильна! И тут выходит толстенный роман о возмутительно всемогущем юноше, который вляпался в гигантский клубок из многосоставных планов, которые самые разные организации осуществляли на протяжении поколений; причем вскоре выясняется, что эти планы уже никто особо и не понимает – кроме упомянутого юноши, но даже он, несмотря на свои сверхспособности, оказывается не способен привести дела в порядок, и всё заканчивается галактической бойней с миллиардами погибших. Это выглядело невероятно странно, и настолько не соответствовало образцам тогдашнего сай-фая, что неожиданно привлекло аудиторию.
Но на самом деле вселенная Герберта вполне себе сай-фай, просто другой. Там, конечно, много путаницы и проблем в деталях, но на макроуровне картина довольно складная.
Например, есть логичное объяснение могущества Пола Атрейдеса, которое очень просто и чётко сформулировал Лоренцо ДиТоммазо в своей преинтереснейшей статье «История и исторический эффект в «Дюне» Фрэнка Герберта».
(Читая подобное, каждый раз жалею, что когда-то позволил отговорить себя от учёбы на теологическом факультете. Я определенно многого лишился:-)
Мир Герберта построен на концепции принципиального неравенства людей; это его основа, из которой вытекает остальное. Принцип изначального неравенства закреплен феодально-кастовой системой и кодексом Фафрелах, который в самом романе точно резюмируют одной фразой: «Место для каждого, и каждый — на своём месте».
(В оригинале «Фафрелах» – это faufreluches, искаженное «фанфрелюш», fanfreluche. Так по-французски называли всякие маленькие украшения на одежде или мебели. Это слово Герберт тоже утащил из «Сабель»: Бланч его использовала, описывая драгоценные русские безделушки, вроде яиц Фаберже. Такая неожиданная трансформация понятия мне кажется очень красивой)
Все личные качества каждого во вселенной Герберта зависят от его социального статуса. Скажем, члены великих домов или верхушка Бене Гессерит подготовлены лучше, чем даже сардаукары и фримены. Последние, в свою очередь, превосходят кадровую армию Харконненов/Атрейдесов, а та наголову выше ландсраадовских рекрутов, которые все ещё намного лучше рядового населения планет. Тот, кто родился в определенной касте/страте, получит соответствующую подготовку; и чем эта каста/страта выше, чем лучше она будет. В случае великих домов в игру вступает генетический фактор, так как идеей-фикс в «Дюне» является создание сверхчеловека (если быть совсем точным, то просто Человека, но очищенного от всех нечеловеческих компонент) за счет отбора лучших генов. Барон Владимир Харконнен, конечно, выглядит как жирный вырожденец с нехорошими наклонностями – но он, в первую очередь, носитель ценных генов. Поэтому (а также благодаря обучению, соответствующего его статусу) он всё равно превосходит большинство обитателей мира Герберта. В дискуссии о «мыслящих машинах прошлого» (то есть, компьютерах, существовавших до Батлерианского джихада), ментат барона говорит следующее: «Даже вы, барон, могли бы обставить те машины…»
(Мне, конечно, начнут возражать – дескать, не тянет барон Харконнен ни на сверхчеловека, ни на ступень к нему. Он же жирный! Педофил! Жирный педофил! Это всё, конечно, так – но не следует забывать, что Харконнен имеет подобные пороки благодаря своему статусу; не будучи бароном, он бы не смог позволить себе роскошь утопать в жиру или нарушать статьи современного уголовного кодекса. Кроме того, эти «пороки» для самого Харконнена пороками не являются. Они не мешают ему ни править, ни жить. В книге буквально нет ни одного момента, где у Харконнена что-то не получалось из-за его комплекции или хобби; наоборот, они выступают как «ложные слабости». Зная об очевидных наклонностях барона, враги бьют в точки, которые кажутся им слабыми – и терпят неудачу. Фейд-Раута пытался прикончить дядюшку, отправив ему секс-раба с отравленным шипом на бедре. Разумеется, ничего не вышло.
– Все еще считаешь меня дураком, да? – сказал барон. – И, разумеется, в твоих глазах мое предложение только подтверждает это твое мнение, а? Ты что же думаешь – я клянчу? Прошу? Осторожнее, Фейд! Этот старый дурак заметил иглу, которую ты вживил в бедро мальчишки. Как раз в том месте, на которое я бы положил руку, а? Легкий нажим и – щелк! Отравленная игла в руке у старого дурака. Ах-х, Фейд, Фейд!..
Ну, а тезис про ценные гены тривиален: Владимир Харконнен буквально дед Пола Атрейдеса, Квизаца нашего Хадераха. И без генов Харконненов в любом бы случае ничего не вышло: внимательные читатели «Дюны» помнят, что по плану Бене Гессерит леди Джессика должна была родить дочку, которую бы выдали замуж за Фейд-Рауту Харконнена)
Невероятная крутизна Пола объясняется не его мэрисьюшностью, а сочетанием всех возможных бонусов этого мира. Он владеет техниками Бене Гессерит (его обучала мать), ментатов (тут постарался Зуфир Хават), фрименов, а также получил полный курс обучения, как наследник герцога; кроме того, у него идеальный набор генов, благодаря евгенической программе всё тех же Бене Гессерит.
(Отчего подобное сочетание всего наилучшего не произошло раньше? Ну, можно предположить, что дело в крайней обособленности организаций во вселенной Герберта. Они мало взаимодействуют друг с другом и почти не пересекаются. Там вообще нет социальной мобильности. Какой-нибудь пеон с Арракиса никогда не сможет накопить денег, чтобы перебраться на другую планету; поэтому он до конца жизни будет ограничен своей стратой/профессией/местом жительства. Как следствие, одни организации почти ничего не знают о других, кроме самых базовых вещей. Поэтому что Харконнены, что Атрейдесы, несмотря на развитую разведку, имеют лишь ограниченные сведения о фрименах; отлично подготовленная Бене Гессерит Джессика не может понять боевой язык Харконненов; а превосходный ментат Зуфир Хават даже не представляет себе подлинных возможностей Бене Гессерит)
Как вы понимаете, подобный взгляд на вещи американцам не свойственен. Я бы даже сказал, что это антиамериканский подход. Герберт в интервью изображал из себя демократа и республиканца, но в более доверительной беседе он проговаривал своё мировоззрение чётко: «Люди не созданы равными». И добавлял:
«На самом деле, я считаю, что попытки создать некое абстрактное равенство породят массу несправедливостей, которые ударят по самим уравнителям».
«Дюна» это в каком-то смысле манифест мировоззрения Фрэнка Герберта. Очень, очень странного мировоззрения для американца. Но совершенно логичного для англичанина. Это ведь буквально развитие идей «Первых людей на Луне».
Завершить по традиции нужно каким-нибудь анекдотом с отсылкой к актуальным новостям, чтобы сгладить аутичность последней дюжины абзацев. Я думал пошутить про спайс-микропроцессоры и Тайвань-Арракис, но решил, что это будет слишком очевидно. Поэтому попробую по-другому.
Вы все знаете, что в мире «Дюны» наши земные религии сильно изменились за прошедшие тысячелетия. Там в ходу дзенсуннитский католицизм, буддислам, махаянское христианство и тому подобное. Но вот иудаизм уцелел в почти оригинальном виде. Евреи расселились небольшими группами по галактике, тщательно скрывая свою этническую и религиозную принадлежность – потому что опасались погромов и преследований:-) Да, в далеком темном будущем «все очень, очень плохо» по-прежнему существует антисемитизм. При этом, гонимые евреи успешно влияли на различные политические и религиозные процессы, например приняли участие в формализации священных текстов Оранжевой Католической Библии. Термин «Квизац Хадерах» тоже появился не без их участия – это буквально слегка искаженный иврит. Более того, евреи заключили тайный договор с Бене Гессерит – орден будет помогать им скрываться, а разбросанная по тысячам планет еврейская община, в свою очередь, окажет содействие сестрам ордена, попавшим в беду. В общем, пока всё по Крылову.
(Я бы почитал «Факап» по «Дюне», кстати. Эх…
С другой стороны, «Дюна» в каком-то смысле уже «Факап»: по самой себе)
А вот чего вы, скорее всего, не знаете – так это того, что священные еврейские тексты Тора и Тегилим (их названия арабизированы: «Таврах» и «Талмудический Забур», но, совершенно очевидно, что это лишь ещё один слой маскировки) тайно хранятся на Салузе Секундус: планете сардаукаров, из которых набирается гвардия падишаха-императора. Разумно предположить, что подземное галактическое еврейское правительство находится там же. Место, конечно, так себе; но, если подумать: а как еще должен выглядеть небесный Израиль будущего? Вопрос о национальной принадлежности сардаукаров пока оставим открытым – тут есть разные лингвистические толкования самого слова «сардаукар» – но, в конце концов, даже в ЦАХАЛ ведь служат не только евреи.
С этим новым знанием эзотерическая фантастика Герберта начинает всё больше напоминать выпуски недавних новостей:-) Скажем, сцена из книги, где падишах-император жалуется барону Харконнену, что отряд сардаукаров, отправленный проводить спецоперацию во фрименском сьетче, перебили женщины и дети, получает неожиданное дополнительное измерение. А комментировать финальную битву между фрименами Муад'диба и сардаукарами в ставке императора, пожалуй, не стоит вообще. Просто на всякий случай.