Une catastrophe

Я жив, здоров и легитимен. Просто в это время года, да ещё и при такой погоде, комментировать реальность или упражняться в построении гипотез совершенно неохота. Хочется плавать на доске по озеру, есть мороженое и набивать ачивки в Европу Универсалис. А новостями если и интересоваться, то только такими:

«Переступив порог его лавки, клиенты оказывались в ином мире. Маленькое королевство Жерара Винера располагалось по адресу Ландверштрассе 12. Восьмидесятипятилетний француз там чинил фотоаппараты, а вокруг на деревянных полках хранились бесчисленные старые камеры. Всё это безвозвратно ушло в прошлое: Винер окончательно закрыл свою лавку неподалеку от мюнхенского вокзала».

Я понимаю, что это звучит бравирующим мещанством, но это первая новость за последний месяц, на которую мне захотелось отреагировать. В последние лет двадцать Жерар Винер был единственным мастером в Мюнхене, бравшимся за ремонт старых фотоаппаратов (действительно старых, выпущенных ещё до Второй мировой). А сейчас вот он ушёл на покой, и я его совершенно не осуждаю; всё же, восемьдесят пять – это солидный возраст даже для президентов США. Но кто же теперь будет реанимировать «Фойгтлендеры» и приводить в божий вид «Иконты»? Мсье Винер же буквально был один такой на весь город. Все остальные ушли на пенсию (или, кхм, ещё дальше) много лет назад.

(Подозреваю, что во всём опять виноваты женщины. В 15-м году семидесятишестилетний Винер планировал работать до восьмидесяти лет и деликатно жаловался на супругу, предлагавшую продать лавку со всем винтажным хламом внутри. А в январе этого года Винер планировал чинить камеры уже до ста лет – «а что ещё дома делать?»; дальше вновь упоминалось мнение его la femme, которая считала, что с лавкой пора завязывать. Похоже, что матриархат всё же победил)

Биография у Винера несложная и вполне соответствующая эпохе: родился в Париже незадолго до Второй мировой, там же выучился на механика. Жизнь у молодого человека начала складываться, но тут ему исполнилось восемнадцать лет, что означало призыв на военную службу и неизбежное участие в специальной военной операции по поддержанию порядка в Алжире. Поэтому он немедленно собрал чемодан и уплыл в Венесуэлу.

(Впрочем, эту часть своей биографии Винер всегда рассказывал без подробностей, а если вопросов становилось слишком много, то вообще переходил на французский. Так что тут открывается безбрежный простор для спекуляций самого разного толка – отчего парижский юноша выбрал в качестве тихой гавани именно неспокойную южно-американскую диктатуру?)

Прибыв в Каракас, Винер поступил в местный кинематографический колледж, а на жизнь начал зарабатывать ремонтом фотоаппаратов. Когда война в Алжире завершилась, он вернулся домой, а еще через десять лет переехал в Мюнхен. Там он открыл свою лавку в стратегически выгодном месте (десять минут от вокзала) и полвека с лишним брался за ремонт абсолютно любой камеры. В новом тысячелетии Винер начал принимать в починку даже цифровые фотоаппараты: по его словам, чинить их было даже проще: меньше двигающихся деталей. Но, как я уже сказал, ценность лавки Винера была не в том, что он чинил камеры, а в том, что он соглашался чинить любые. Довоенный «Ролляйфлекс-автомат», например, сейчас в ремонт не берут даже конторы, специализирующиеся на технике «Ролляй» – а Винер брал и чинил. А теперь всё. Всё. «Где мы теперь будем лечиться?».

Хотя в последние лет десять каждый визит к Винеру был чем-то вроде лотереи. Дедушка мог просто забыть о заказе на пару месяцев, перепутать его или даже потерять. Но других-то вариантов не было, а результат стоил риска.

(Что касается лично меня, то совсем впадать в праздность я всё же не планирую. Несмотря на лето и погоды, я набрёл на пару интересных статей и почти начал набрасывать их конспект. Если коварная летняя стихия опять меня не одолеет, я скоро его опубликую :-)