Заклятый друг. Экстра 3
Отношения
ТГК переводчика --> BL Place
Расколотый голос накрыл тех, кто скрывался. Раньше они лишь испытывали дрожь отвращения, но теперь этот голос стал подобен голосу посланца загробного мира. В конце концов, «Бездушный клинок» Ё Ымсок обнаружил их последнее укрытие!
Люди в черном скрежетали зубами. Когда-то они служили Сон Унхаку. Половина ушла из-за разочарования в идеалах и Лидере Альянса, который их проповедовал. Однако оставшаяся половина продолжала служить исчезнувшему господину. Они верили, что Сон Унхака оклеветали, и распространяли слухи, что все это — интриги Девяти великих школ и Пяти кланов, жаждущих власти.
Они скрывались в тайных убежищах, подготовленных Сон Унхаком. Но в какой-то момент вести о соратниках стали обрываться один за другим. Едва выживший, спрятавшийся в колодце, рассказал: Ё Ымсок, бывший пес Лидера Альянса, охотится на бывших товарищей.
Их опорные пункты рушились. Значительные богатства Лидера Альянса конфисковали «для помощи жертвам», а тайно собранные средства были разграблены.
Визит «Бездушного клинка» Ё Ымсока стал для них последним. Отступать было некуда.
— Как же Лидер Альянса берег тебя!
Мужчина с бесстрастным лицом отражал атаки людей в черном. На их упреки он даже не стал отвечать. Когда двое атаковали одновременно, даже Ё Ымсок был уязвим перед такой внезапной атакой. В этот момент третий нападающий ударил в незащищенную спину. Холодное лезвие блеснуло, но атаку остановил другой меч.
— Почему всякий раз они говорят одно и то же?
Воином со скучающим выражением лица была Ха Суён.
Человек в черном вскричал в ярости. Правда, из-за новостей о Ё Ымсоке, главе академии Ёнволь, разоблачение Ха Суён осталось в тени. Говорили, что они вдвоем убивают бывших соратников.
Суён и Ымсок начали устранять остатки сторонников Сон Унхака. Вскоре появились раненые, люди в черном падали один за другим. Но так как это было последнее логово, черные воины продолжали появляться.
Один из еще державшихся закричал, наливаясь кровью:
— Это станет вашей могилой! Даже ценой жизни я убью вас обоих!
Тут Суён полезла за пояс, достала что-то и вдохнула в это внутреннюю энергию. Раздался грохот. Это был сигнальный снаряд.
С ревом ворвались воины с флагами Альянса Мурим. Их было не меньше сотни. Люди в черном растерялись. Суён ехидно усмехнулась им в лицо:
— Кто сказал, что мы пришли вдвоем?
Ха Суён и Ё Ымсок были мастерами, но против десятков сильных противников им не справиться. К тому же, воины, собранные Сон Унхаком, все были талантливы.
Непризнанные, изгои, но обладающие выдающимися способностями. Зная их слепую ярость, Ымсок и Суён не рисковали.
Все были казнены один за другим. Бегущих убивали на месте, сдавшихся брали в плен. Когда процесс завершился, Ё Ымсок вытер окровавленные руки о край одежды и запечатлел перед собой эту картину в сердце.
— Наконец-то все закончилось, — с безразличным лицом произнесла Ха Суён.
Ё Ымсок медленно убрал меч за пояс и кивнул:
— Хочу выпить вина. Пойдете со мной?
На вопрос Суён, Ымсок покачал головой. Сейчас он хотел побыть один.
Оставив ее в ближайшей гостинице, Ымсок медленно брел по горным тропам. Звуки птиц, насекомых, шелест листьев на ветру — все это наполняло воздух. Мир был спокоен, но в груди Ымсока бушевали эмоции. Радость, усталость, облегчение и горечь обволакивали его.
«Неужели это действительно конец?» — страшно было поверить. Порой он думал: а не сон ли все это? Что, если возвращение сына, свержение Лидера Альянса Мурим и расправа над его приспешниками — все ложь? А он, настоящий, бродит где-то по Муриму как безумец, выкрикивая имя Хауна?
Особенно такие мысли накатывали, когда он был один или получал письма от сына.
Одиночество погрузило его в прошлое, а письма Хауна казались слишком нереальными, словно обман.
Ымсок остановился и закрыл глаза. Все вокруг ощущалось четко. Это была реальность. Реальность, в которой он совершил столько ошибок.
В этот момент, когда Ымсок стоял беззащитный, чей-то меч ринулся на него. Атака была настолько скрытной, что даже его инстинкты не уловили угрозы.
Ымсок, погруженный в раздумья, широко раскрыл глаза от резкой боли в плече. В направлении атаки стоял мужчина с глазами, полными ненависти. В черной одежде — лицо, которое Ымсок помнил. Один из верных псов Сон Унхака, с которым они часто выполняли задания вместе.
На глупый вопрос мужчина холодно усмехнулся:
— Был последний тайный проход!
Человек в черном набросился, целясь в горло Ё Ымсока. Из-за внезапности атаки Ымсок даже не успел достать меч и вынужден был драться голыми руками, используя технику Кымнасу*. Несмотря на внутреннюю энергию, он не был мастером рукопашного боя и постепенно отступал. Попытался схватить меч, но — бац! — метательный клинок вонзился в тыльную сторону ладони, и кровь хлынула ручьем.
П.п.: 금나수 (Кымнасу) — «Рука Золотой Сети» — техника боевых искусств, при которой боец с помощью энергии ци создает невидимую сеть, чтобы обездвижить противника.
— Небо не безразлично! Оно дало мне шанс убить тебя, предатель! Умри!
Ымсок попытался защититься, но голова вдруг закружилась. В клинке, ранившем его, был яд?
Жизнь непредсказуема, но сейчас умирать было нельзя. Все уже завершилось — разве это не слишком бессмысленная смерть? Если бы это был прежний Ё Ымсок, он, возможно, удовлетворился бы свержением Сон Унхака и закрыл глаза.
Но сейчас он не мог умереть. У Ымсока был сын. Хаун, которого он считал погибшим, но тот чудесным образом вернулся спустя десять лет.
Ымсок еще не успел ничего ему сказать. Его терзали сомнения и невысказанные мысли. Вина, тоска, невыразимая привязанность — все это клокотало в его горле, рождая мучительный крик.
Он приготовился использовать Чинвонджиги — врожденную энергию. Ее истощение приблизило бы смерть, но даже несколько мгновений, чтобы увидеться с Хауном, были бы достаточны.
Нападавший, заметив решимость в глазах Ымсока, стал атаковать яростнее. Он намеревался убить его до того, как тот успеет что-либо предпринять.
Из леса вылетел мечевой луч* и ударил человека в черном. Атака была стремительной — нападающий погиб на месте.
П.п.: 검강 (Мечевой луч) — атака с использованием энергии меча.
Кто этот мастер, владеющий мечевой энергией в глуши?
— Ох, не рассчитал силу. Не носи черное и не нападай на людей — тогда и жаловаться не придется.
Появился Хаун, остановивший последнего нападавшего. Ворча, он поздно осознал, кого спас.
Он направлялся к Ымсоку. Из-за сообщения о делах в провинции Сычуань он решил подождать новостей здесь, а по пути услышал злобные крики и увидел схватку. Один явно проигрывал, а нападавший был в черном — вот он и вмешался.
Но кто бы мог подумать, что их жертвой окажется Ымсок!
Ё Ымсок узнал сына и замер. Хаун спокойно вложил незапятнанный кровью меч в ножны и поклонился:
Его голос звучал скорее формально, чем с теплотой. Однако, в отличие от последней встречи, Хаун был спокоен. Ымсок не мог поверить: его спас незнакомец, оказавшийся его сыном, который, по слухам, находился на юге.
Дрожащий голос Ымсока наконец прорвался:
Их переписка состояла из формальных вопросов о здоровье и перечисления недавних событий. Ни Хаун, ни Ымсок не раскрывали своих истинных чувств. Как раскаленный камень, и ни один из них не решался первым схватить его.
Естественно, их разговор оставался поверхностным. Хаун отстранялся под предлогом «неготовности», а Ымсок размышлял о прошлом, которое ему наконец предстояло встретить. Что было ошибкой? Как извиниться, чтобы это не звучало оправданием?
Раньше, когда Ымсок считал сына мертвым и планировал месть, все было проще. Но теперь, зная, что Хаун жив, мир стал запутанным. Ымсок мучился.
Бессонные ночи и вздохи, затихающие лишь на рассвете.
— В общем, живу как могу. Недавно увлекся гастрономическими турами, — пробормотал Хаун в ответ на вопрос.
Ымсок смотрел на него прямо, но его лицо было нечитаемым. Хаун помнил отца именно таким: с растерянным взглядом, словно тот не знал, как поступить. Между ними повисало молчание, а на следующий день Ымсок уходил. Их общение становилось все реже, и со временем Хаун почти смирился.
Но это выражение лица отца всегда угнетало его.
— Господин Ё, давно не виделись.
Позади Хауна появился Бэкли Гон, поклонившись. Ымсок и Гон долгое время были как сирота и опекун, а позже — соратниками в мести.
Спасение Ымсока Хауном сделало сына благодетелем, открывшим правду о его выживании.
— Остаток приспешников Сон Унхака. Думал, перебил всех, но один уцелел, — хрипло пробормотал Ымсок.
Хаун хлопнул себя по лбу. Он не подумал, что Сон Унхак в одиночку создал такую сеть, и забыл о «зачистке».
Он был занят утешением Бэкли Гона, завершившего месть, а дела Ё Ымсока отошли на задний план.
Какая ирония: когда-то Хаун жаждал отцовского внимания, а теперь отпустил прошлое.
Обида осталась, но появилось желание поговорить.
— Я искал тебя. Хорошо, что не разминулись.
— Да? Значит, я жив благодаря вам.
На слова отца Хаун сжал руку Бэкли Гона. Рефлекторное движение. Почему эти слова звучали так чуждо…
Гон с беспокойством посмотрел на профиль Хауна.
— Давайте… перейдем в более подходящее место, — Ё Ымсок произнес это и бросил взгляд на труп. Хаун кивнул.
Чуть позже Ымсок и Хаун прибыли в гостиницу, где их уже ждала Ха Суён. Та, поднимая бокал в честь победы, она кивнула Хауну и, взяв бутылку, ушла наверх. Видимо, решила допить ее наедине. Хаун взглянул на Бэкли Гона. «Все в порядке?» — тихо спросил он. Гон кивнул и тоже покинул зал.
Вокруг были другие гости, но Хаун видел только Ымсока. Первым заговорил отец:
Хаун покачал головой. Если бы он достал нэдан Инь и Ян, то смог бы вылечить израненное лицо и хриплый голос отца. Но из-за непредвиденных событий обе пилюли пришлось использовать.
— Наверное… — Хаун медленно кивнул. Можно было сказать правду, но он не хотел давать отцу ложных надежд. Если бы Ымсок разочаровался, это было бы невыносимо.
— Вы все это время охотились на оставшихся людей Сон Унхака?
— Их нельзя было оставить в живых. Некоторые участвовали в событиях десятилетней давности. Они получили по заслугам.
Ымсок провел рукой по мечу на поясе. Все же он был человеком Мурима, живущим по законам меча. Даже если месть стоила чужих жизней, он не колебался.
— Ты восстановишь академию Ёнволь?
— Зачем? Ты же потерял всех людей.
Ымсок стиснул губы и уставился на сына. Что ответить? Не лицемерие ли это? Или попытка заглушить вину? Боится ли он, что сын почувствует тяжесть?
Ымсок на мгновение заколебался, затем заговорил. Мысли путались, и он решил быть честным. Их отношения всегда страдали из-за невысказанных истин и бегства. Потеряв сына однажды, он не мог допустить этого снова.
— Сначала я хотел оставить только мемориал Ёнволь. Построить маленький дом рядом и жить, поминая тех, кто был здесь.
Вопрос «Что изменило твое решение?» застрял в горле Хауна. Но прежде чем он спросил, Ымсок продолжил:
— Но когда ты вернулся живым, я многое переосмыслил и решил восстановить академию Ёнволь. Хочу снова построить ее на том же месте, чтобы она наполнилась людьми. Создать причину, ради которой ты боролся. «Место, куда можно вернуться». Ты ведь первым делом пошел туда?
Хаун открыл рот, но промолчал. В груди поднялась волна эмоций — грусть, тоска и гнев. Ымсок, глава академии, всегда был вдали.
— На самом деле, все это поддерживал мастер Хён Ун.
— Да. Теперь моя очередь. Я перекладывал ответственность на других и все потерял, — покорно кивнул Ымсок.
Хаун молчал. Отец, которого он помнил, и нынешний Ымсок казались разными людьми. Теперь он признавал свою холодность и брал на себя вину за прошлое.
Это ранило Хауна. Почему не сделал этого раньше?
На лице отца виднелись следы страданий. Видеть его изможденным было больно. Хаун осознал: его обида и любовь никогда не исчезали.
— Что ты хочешь делать дальше? Уйти из Мурима? Или вернуться в академию?
— Скорее, странствовать. Мне еще тяжело быть в Ёнволь. Там слишком много воспоминаний.
Ымсок надеялся, что сын поедет с ним в Хубэй, но Хаун не мог — не из-за отца, а из-за тех, кого оставил. Чтобы избежать недопонимания, он добавил:
— Хорошо. Делай, что хочешь. Если не вернешься — тоже нормально.
Отец улыбнулся, но морщины и шрамы делали улыбку жуткой. Хауну стало грустно.
Хаун запнулся, услышав неожиданный вопрос. Он не думал, что отец спросит такое. Они оба были неопытны в роли родителя и ребпнка. Чтобы прервать тяжелое молчание, Ымсок задал вопрос, на который сам не знал ответа.
Хаун машинально ответил «нет», но, подумав, вспомнил: с ним был Бэкли Гон.
— Человек, с которым я встречаюсь… это Бэкли Гон.
Ымсок молчал. Его лицо выражало смесь удивления, растерянности и, наконец, смирения. Сын не спрашивал разрешения — он сообщал.
— Я буду жить с Гоном. Всю жизнь.
Глаза Ымсока дрогнули. Он понимал, что Хаун все еще осторожничает, пытаясь сохранить хрупкий диалог. Но в этом сын был категоричен.
Ымсок не стал возражать. Даже не посмел.
Даже услышав, что сын планирует провести жизнь с мужчиной без брака, Ымсок остался спокоен. Лишь усталость легла на его лицо. Это была усталость не от Хауна, а от самого себя.
Хаун невольно назвал его так. Ымсок, с изможденным лицом, положил кулаки на колени и заговорил:
— Ты никогда не был под моим контролем. В конце концов, дети — не часть родителей, а отдельные существа.
В его шепоте звучала горечь прожитых лет.
Хаун почувствовал странность в выражении отца. Впервые тот смотрел прямо на него, и в груди сына поднялось что-то незнакомое. Двадцать лет он жаждал признания отца, бежал за его тенью, потом возненавидел. Сколько раз мечтал оборвать эти связи!
Но сейчас Хаун понял: ненависть мучила его самого. Чем больше он копил злость на отца, тем тяжелее становилось.
Неуклюжее отчуждение, неуклюжее забвение и все остальное, что Ё Ымсок совершил, обрушилось на Хауна. Даже если он признает свои ошибки, это не означает прощения. Просто одна из дамб, воздвигнутых в груди Хауна, рухнула. Вместе со всеми чувствами к отцу, которые были заперты внутри.
«Почему ты так поступил? Скучал по маме? Тебе было очень тяжело? Почему не поговорил со мной? Отец тоже был один, и я был один. Было ли тебе так же одиноко, как мне? Зачем ты дошел до мести? Почему смотришь на меня глазами, полными застывшей печали?»
Как бы он ни старался, слова, поднимающиеся из глубин, невозможно было сдержать. Ему хотелось втолкнуть язык в глотку. Тошнило.
Хаун поднялся с места. Глядя на его медленные шаги и удаляющуюся спину, Ё Ымсок дрогнул губами. Ему хотелось остановить сына, разглядеть его лицо, спросить, как он жил все эти годы, не ранен ли. И еще — какие у него отношения с Бэкли Гоном?
И... вернется ли его сын когда-нибудь к нему?
Ё Ымсок, наблюдая, как Хаун покидает зал, опустил голову. Горячие слезы, скрытые тенью, падали по его искаженной щеке.
— Хватит. Я повидался с отцом, пошли.
Выйдя из гостиницы, Хаун без труда заметил Бэкли Гона, прислонившегося к стене с закрытыми глазами. Тот не шевелился, но поднял взгляд, когда Хаун заговорил.
Хаун крепко сжал его руку и попытался увести, но Гон словно врос в землю.
Хаун не знал, что ответить. Сказать ли, что все в порядке, или признать, что сбежал из-за гнева? Чувства к Ё Ымсоку были слишком сложными — ни ненависти, ни любви.
— Нет. Он... стал совсем другим. Поэтому я сбежал.
Гон не стал спрашивать, почему. Вместо этого он притянул Хауна к себе и обнял. Тепло его объятий успокоило Хауна, и он прижался лбом к плечу Бэкли Гона.
— Почему я не могу его ненавидеть?
Гон, хоть и понимал боль Хауна, оставался отстраненным. Он никогда не пытался простить или понять Сон Унхака — для него тот всегда был врагом, которого нужно убить. Но Хаун, казалось, все еще цеплялся за что-то.
Поэтому Гон промолчал. Хаун сам решил встретиться с отцом, но, по мнению Гона, такое решение могло потребовать целой жизни.
— Пойдем. Здесь больше нечего делать.
Хаун кивнул, но в его глазах читалась нерешительность. Гон решил потянуть время, чтобы дать ему передышку.
— Раз уж мы в Сычуани, не хочешь попробовать местное? Здесь знамениты острые блюда — язык онемеет.
Хаун колебался, но согласился. Это ведь не ожидание Ё Ымсока, а просто еда. Вместо того чтобы использовать внутреннюю энергию и шэньфа, чтобы умчаться прочь, они отправились бродить по рынку. Хаун в последний раз оглянулся на гостиницу.
Ё Ымсок все равно не станет его искать. Так было всегда.
Ё Ымсок неуверенной походкой поднялся на верхний этаж гостиницы. Он не мог забыть взгляд Хауна, который уставился на него. Этот полный мучительной обиды взгляд... Почему раньше он не замечал этого?
Тогда Ё Ымсок думал только о своих эмоциях. Он потерял самого любимого человека, а воспоминания о времени, проведенном с ней, пропитали каждый уголок академии Ёнволь. Редко он оставался в трезвом уме. Проводил дни за вином, курением и размахиванием мечом. Однажды, в пьяном угаре, он бросил настоящий меч рядом с маленьким Хауном. Это случилось после тренировки с Хён Уном. Когда он вернулся в комнату, чтобы отдохнуть, ребенок, заинтересовавшись голым лезвием без ножен, подошел к нему и сильно поранился. Хаун плакал, истекая кровью.
Ё Ымсок очнулся от его криков. Осознав произошедшее, он схватился за лицо в отчаянии. Возможно, именно тогда он понял, что разрушает все вокруг. Он даже не мог позаботиться о сыне, которого оставила ему жена, — вместо этого лишь причинял ему боль. Хён Ун, услышав плач, решил, что Ё Ымсок в пьяном гневе пытался убить сына. С каждым днем Ымсок становился опаснее для себя и других.
Он решил покинуть академию Ёнволь. Место, где не было следов его жены, где он не мог в полубессознательном состоянии навредить сыну, казалось спасением. Хён Ун взял на себя управление академией, вероятно, надеясь, что друг поправится вдали от ребенка.
В изгнании Ымсок бросил пить и старался контролировать меч, а не подчиняться ему. Со временем он стал известен как «Меч ветра и облаков Хэбей». Растущее влияние академии Ёнволь радовало его. Это было единственное «хорошее», что он мог дать сыну.
Он не замечал, что во взгляде подрастающего Хауна смешались тоска и обида. Ымсок обманывал себя, думая, что заботится о нем. На самом деле, он лишь бежал — снова и снова.
Ё Ымсок с трудом открыл дверь и вошел в комнату. Там сидела Суён, чистя оружие. Видимо, он ошибся дверью.
— Прости... Кажется, я ошибся, — пробормотал он.
Суён мельком взглянула на него и вернулась к клинку.
— Хватит цепляться, — сказала она, проводя тряпкой по лезвию.
— Цепляться? — охрипшим голосом переспросил Ымсок. Казалось, Суён видела все, что происходило внизу. Она промолчала, крутя клинок в руках, затем подняла глаза.
— С таким лицом, облепленным раскаянием и сожалениями, лучше сразу иди и повинись. То, как ты притворяешься, что все в порядке, и винишь себя — только раздражает. Расскажи, как ты падал на дно и зачем выкарабкивался.
Ё Ымсок молчал. Суён вздохнула. Обычно она не лезла в чужие дела. Она предпочитала простоту даже в отношениях. Но на этот раз не смогла пройти мимо отца и сына, чья история не давала ей покоя.
— «Голубой меч кары» ждет этого, — добавила она.
— Все равно уже ничего не изменить, — твердо заключила Суён. Она вспомнила Хауна, который разыскивал «Бездушного клинка». Хотя через Хык У она запрашивала больше сведений, ее роль была почти что помощницей «Голубого меча кары», и она в целом знала, чем он занимался.
Узнав о том, как безумный воин, покинувший академию Ёнволь ради мести за сына, встретил свой конец, «Голубой меч кары» выглядел поистине опустошенным. Суён до сих пор помнила это выражение его лица.
Суён снова погрузилась в чистку своего клинка, делая вид, что не услышала. Когда Ё Ымсок грохнул дверью и вышел, она проворчала:
Однако на ее губах застыла легкая улыбка.
— Мой сын, вы случайно не видели моего сына? Ростом примерно в два метра, статный юноша с величественной осанкой. В белой одежде и синем плаще, с мечом на поясе… Говорили, он пошел в эту сторону.
— Ах, тот красавец из Мурим? Видела, как он проходил с какой-то коробкой сладостей. С ним был мужчина невероятной красоты, которого я никогда раньше не видела. Он пошел туда.
Тетушка, готовящая кукурузу, кивнула и указала направление, куда пошел Хаун. Ё Ымсок поклонился, сложил руки в традиционном почтении и зашагал дальше.
Далее он спросил у продавца зонтов, потом у молодого человека, расставлявшего овощи на улице, и даже у женщины, готовившей куриные шашлычки. Ымсок был рад, что Хаун не сразу покинул Сычуань, но продолжал упорно искать сына.
Хаун был невероятно красив, но благодаря Бэкли Гону, который сопровождал его, их следы было легко отследить. Даже при большом скоплении народа такой красавец, как Бэкли Гон, встречался редко.
Однако Ымсок упорно описывал только внешность и одежду Хауна, продолжая свой путь.
Хаун, перекусывая на ходу, и Ымсок, ищущий его, не могли не встретиться.
— Вы не видели моего сына? Ростом примерно такой, статный юноша. В белой одежде, синем плаще, с мечом на поясе… Красавец, пошел в эту…
— Красавец? Просто симпатичный парень. Он поднялся в тот ресторан с мужчиной, красивым как Ян Гуйфэй*.
П.п.: 양귀비 (Yang Guifei, Ян Гуйфэй / 楊貴妃) — одна из самых известных женщин в китайской истории, знаменитая своей красотой и трагической судьбой. Настоящее имя: Ян Юхуань (楊玉環). Жила во времена династии Тан (около 719–756 гг.). Титул «Гуйфэй» (貴妃) — один из высших титулов императорской наложницы (буквально — «Драгоценная наложница»). Любимая наложница императора Сюань-цзуна (玄宗).
Старик, игравший в го у чайной, указал Ымсоку на ресторан напротив.
Хаун, заметивший Ымсока, медленно моргнул. Он и Бэкли Гон исследовали сычуаньскую кухню и в итоге поднялись на верхний этаж ресторана. Только что подали острое жаркое с грибами, и он уже взял палочки, как вдруг услышал знакомое описание. Подняв взгляд, он увидел Ымсока.
Увидев Хауна на верхнем этаже, Ымсок мгновенно поднялся, используя боевое искусство. Люди ахнули, увидев появление мастера из Мурим.
Оцепеневший от неожиданности Хаун опустил палочки. Лицо Ымсока было взволнованным, и в его глазах читалась не прежняя горечь, а отчаяние. Казалось, это был другой человек.
Хаун невольно спросил и тут же пожалел о резком тоне. Но Ымсок засмеялся, шагнул вперед и крепко обнял сына.
— Я должен был сказать это сразу, как встретил тебя. Теперь уже слишком поздно.
Хаун опустил палочки. Глаза его покраснели. Объятие Ымсока стало крепче. Хаун прикусил губу.
— Я совершил много ошибок. Боялся, что ты возненавидишь меня за то, что не сообщил о своем выживании. Прости, что отвернулся от тебя в детстве. Если я, как отец, боялся ошибиться, то должен был остаться рядом и научиться понимать тебя. Прости, что убежал.
Хаун ощутил ком в горле. Рыдания вырвались наружу. Слезы, навернувшиеся на глаза, невозможно было сдержать.
— Почему вы не сказали раньше… Я до сих пор злюсь на вас, зачем теперь извиняться… Что мне делать…
Его речь прерывалась, растворяясь в слезах. Эти слова были пропитаны обидой и горечью. Но, по крайней мере, они больше не копились в груди. Хаун, опустошенный, сам не понимая почему, крепче обнял Ё Ымсока.
Он рыдал, как ребенок. Так же, как когда-то плакал на задних склонах горы академии Ёнволь, рядом с одним лишь Бэкли Гоном.
Их рыдания и всхлипывания постепенно стихли. Ымсок промочил спину Хауна своими слезами, а Хаун оставил мокрые следы на плече отца.
Даже получив извинения, он не был готов простить. Но это только начало. Пройдут десять лет, двадцать… Если они продолжат общаться, возможно, когда-нибудь их отношения изменятся.
Это была лишь надежда. Но Хаун, собиравшийся оборвать связь, почувствовал необъяснимое облегчение. В конце концов, это была привязанность, от которой он не мог избавиться.
Ымсок и Хаун снова заговорили. На этот раз разговор стал глубже. Отец рассказал о планах восстановления академии Ёнволь и о новом мемориале Ёнволь. Хаун, держа руку Бэкли Гона, внимательно слушал. Тем временем Гон успел заказать еще блюд вместо остывшего жаркого с грибами, а на стол подали несколько бутылок вина.
Отец и сын чокнулись бокалами. Ымсок, стараясь не смотреть на Гона, налил ему вина и произнес:
Гон усмехнулся и залпом выпил поданное вино. Хаун, смутившись, отвел взгляд.
Это время, наполненное неловкими улыбками и разговорами, казалось странным, но приятным.
Все пережитые до этого дня мгновения ярко вспыхнули в сердце, вызывая и боль, и теплоту.
✧ - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - ✧